Распутин - Эдвард Радзинский

Еще с юбилейных торжеств Распутин отлично знал, как к нему относится Джунковский. А еще раньше (со столыпинских времен) он понял, что агенты не столько охраняют, сколько шпионят за ним. Но отказаться от охраны мужик сейчас не мог – если ее уберут, то его тут же пристрелят прямо на улице, как собаку. Шла война, Петроград был набит вооруженными людьми, так что списать убийство было на кого... Столкновение пролетки с автомобилем показало – враги не дремлют.

Но не может жить, как пленник, под надзором, ожидая, когда с ним расправится его же охрана...

Есть один путь к спасению! Надо убрать врагов, выгнать их прочь, вытолкать в шею – Джунковского, всех! Нужен переворот – приход во власть «наших»!

И он знал – это получится, потому что понял: о том же мечтает и «мама»... Так что хватит заливать страх вином, пора действовать! Тем более что к началу 1915 года вокруг него уже стала собираться команда удалых, опасных людей. 

Это были те, кого Филиппов честил «проходимцами и спекулянтами», а Распутин именовал «секретарями». Появились они не случайно – их привлекли деньги, огромные деньги, крутившиеся теперь в скромной квартире на Гороховой.

В то время в руках Распутина оказалось мощное оружие – прошения граждан. Предприниматели и чиновники, военные и штатские, бедные русские люди и богатые, но бесправные евреи – все они были беспомощны перед извечной чудовищной машиной русской бюрократии. И «Наш Друг» предоставил им возможность обойти ее – минуя все бюрократические заслоны, прошения из рук мужика попадали прямо на вершину власти – министрам и «царям». Он давал просителям полуграмотные рекомендательные записки, называемые им «пратеци» (протекции). И министры, таясь друг от друга, старались исполнить просьбу фаворита!

Теперь его передняя была набита посетителями. Жуковская описала «ожидальню» – «пустую комнату с редкими стульями, где было полно самых разнообразных посетителей, начиная с генерала при всех орденах, кончая каким-то невзрачным человеком в синей чуйке, сильно напоминавшим какого-нибудь деревенского трактирщика».

Из показаний Молчанова: «У Распутина появились в большом числе просители... Распутин обычно выбегал в другую комнату, брал клочок бумаги и писал каракулями записку к министрам или власть имеющим... Прошения Распутин отдавал царям через Вырубову».

«Мы с Вырубовой часто ездили к Распутину в Петроград. Вечер всегда заканчивался тем, что Вырубова брала у Распутина кипу разных прошений и везла все эти прошения к себе и потом во дворец», – показала в «Том Деле» Феодосия Войно, служившая у Вырубовой.

И сам Распутин передавал прошения царице в Анином домике. «Последние годы Распутин... стал привозить полные карманы прошений. Это очень не нравилось бывшему царю... Я предупредила Распутина о таком отношении к его ходатайствам, но Распутин не обратил никакого внимания на мои слова», – показала Вырубова. Однако царю пришлось терпеть, потому что Аликс ценила эти прошения. Они были частью созданного ею образа бескорыстного мужика.

Еще пару лет назад это было правдой – Распутин помогал тогда людям бескорыстно. Но теперь все переменилось. Его новая жизнь – фантастические загулы, кутежи с цыганами – требовала огромных трат. Правда, он не только тратил эти даровые деньги на себя – он щедро раздавал их.

Деньги с просителей он брал и сам, но чаще это делали «секретари», находившие для него богатых клиентов. Они были своеобразными сборщиками дани. Огромные суммы, которые тратил теперь мужик, поразили воображение Молчанова, хотя он и «не задавался вопросом, откуда у Распутина такие деньги... считал, что деньги ему даются в Царском Селе».

Это название очень нравилось полуграмотному мужику. Еще бы – теперь у него, как у важного чиновника, – секретари!

Умная и преданная Распутину до гроба (в прямом, как мы увидим, смысле) Акилина Лаптинская оставалась главной приближенной, «главным секретарем». Она наблюдала за остальными «секретарями», чтобы не слишком много прилипало к их рукам... Но не всех просителей удавалось ей обложить данью – бедные люди по-прежнему могли попасть к нему бесплатно, просто подойдя на улице и попросив о встрече. Это было «Божье дело».

И хорошеньким молодым дамам попасть к Распутину было просто – достаточно узнать телефон, позвонить и ответить на два вопроса: «Сколько лет?» и «Красива ли?» И путь в квартиру на Гороховой открыт.

Из показаний Филиппова: «Его секретари и секретарши заламывали и получали огромные суммы, из коих только треть оказывалась в руках Распутина... остальные десятками тысяч оставались в руках Симановича, Волынского, Добровольского, а в последнее время Решетникова».

На первом этапе «секретарями» Распутина были два проходимца, спасенных им от тюрьмы, – Волынский и Добровольский, которые и занимались поборами просителей. Но вскоре появился и третий «секретарь» – еврей Симанович.

Из показаний Вырубовой: «У Распутина я встречала неприятного жида Симановича... и Добровольского, тоже чрезвычайно неприятного и низменного типа. Для меня было ясно, что эти господа являются посредниками между Распутиным и его просителями и устраивают какие-то дела... Жена Добровольского, накрашенная и сомнительная особа, была дружна с дочерьми Распутина».

Впоследствии Симанович расскажет, что поборами с просителей «Распутин скопил большой капитал». Но это, как мы увидим, – ложь. Ничего он не скопит, ничего после себя не оставит. Шальные деньги будто жгут ему руки – он их пропивает или раздаривает, лишь совсем немного отсылает в Покровское, на свое небогатое хозяйство. Деньги на жизнь теперь ему не нужны – за все платят другие. Квартира оплачивается из средств «царей», бешеные счета в ресторанах – чаще всего из карманов поклонников и просителей.

Но когда он узнавал, что «секретари» обманывают, его охватывала мужицкая ярость...

Из показаний Белецкого: «Большое влияние имела чета Добровольских... он – бывший инспектор народных училищ Царскосельского уезда... Но когда было доказано, что они не отдают всех денег Распутину, то после бурного объяснения чета потеряла влияние».

Интриги Добровольских разоблачил Симанович. И Распутин, вчерашний друг яростного антисемита Илиодора и деятелей из «Союза русского народа», делает еврея своим главным доверенным лицом. Симанович войдет в своеобразный «мозговой центр», сложившийся на Гороховой. «Лутшаму ис явреев» – такую надпись сделал Распутин на своей фотографии, которую подарил Симановичу...

Характеристика, данная агентом охранки: «Арон Симанович – первой гильдии купец, 41 год (1873 года рождения), 4 детей... Только числится „в купцах“, никакой торговлей не занимается, но играет в азартные игры в разных клубах. Почти ежедневно ездит к Распутину... Весьма вредный и большой проныра, способный пойти на любую аферу и на спекуляцию... Бывали случаи привода к Распутину лиц женского пола, на вид легкого поведения, также достает вино». (После введения в 1914 году «сухого закона» вино надо было «доставать».)

С Распутиным Симанович познакомился несколько лет назад в Киеве, где имел ювелирный магазин. Уже тогда он состоял на учете в сыскной полиции как игрок и ростовщик, дающий займы под большие проценты. После переезда в Петербург Симанович становится главным финансовым советником мужика и поставщиком самых выгодных просителей.

Вначале он через Распутина освобождал евреев от военной службы (естественно, за деньги). Но вскоре занялся куда более серьезными делами...

В 1915 году, когда начались поражения на фронтах, моментально появилось излюбленное российское объяснение всем неудачам: не бездарные генералы, не предприниматели, награбившие миллионы на поставках оружия и обмундирования, виновны в поражениях, но – шпионы. Оказывается, «немец внутренний» не давал победить «немца внешнего».

На первых порах, следуя давним традициям антисемитизма, шпионами были объявлены евреи. По приказу Верховного главнокомандующего в Двинске по обвинению в шпионаже повесили нескольких евреев (как выяснилось впоследствии – невиновных). Из Петрограда начали беспощадно выселять лиц иудейского вероисповедания, в том числе богатых предпринимателей. И Симанович через Распутина доставал им разрешение остаться.

Мужику многое нравилось в Симановиче. Нравилось, с каким достоинством тот держался в присутствии могущественной Вырубовой. Нравилось то, что он воистину любит свой бесправный народ и упрямо старается изменить взгляды Царской Семьи на евреев. Нравилось, как этот пройдоха, забирая огромные деньги у богатых евреев, бескорыстно помогал бедным соплеменникам. Нравился восторг Симановича перед размахом распутинских кутежей и почти испуганное преклонение перед его таинственной силой. Ибо чадолюбивый Симанович никогда не забывал чуда, которое на его глазах сотворил Распутин с его сыном, больным неизлечимой тогда болезнью, называемой «пляской святого Витта».