Венгерская вода - Сергей Зацаринный

сил, чтобы найти дочь. Помог вездесущий сарайский меняла Касриэль. У него были знакомые по всему Средиземному морю. Сначала след Санчо отыскали на Кипре, а потом пришла весточка, что он живет в Александрии.

Обо всем этом Туртас узнал лишь годы спустя. Вскоре после бегства племянницы он снова уехал из Орды, став покровителем сиротке, дочери хана Тохты. Она вышла замуж за литовского князя Наримунта. Семь лет назад князь погиб в битве с тевтонскими рыцарями, и его детей взяли под опеку суровые литовские дядья. А Туртас вернулся в родные края, откуда почти полвека назад уехал безусым юнцом искать счастья при дворе хана.

К делу перешли только после обеда. Злат рассказал, что его снова привело в мордовские леса, и достал загадочный платочек:

– Ты среди франков пятнадцать лет прожил. Может, углядишь, что в этой вещице?

– Не жил я среди франков, – поморщился Туртас. – Литовцы не франки. Это люди нашей лесной веры. Перуну поклоняются. По старине.

Однако платочек взял и вышел с ним к двери. На свет.

– Тем более вещь эта не франкская. Точно скажу. Это китайская работа. А я в Китае двадцать лет прожил, кое-что в этом понимаю.

Эти слова внезапно привели Злата в сильнейшее возбуждение. Он хлопнул себя ладонью по лбу и порывисто вскочил:

– Вспомнил! Вспомнил, где я видел этот платочек! Что-то свербело в памяти, а на ум ничего не шло.

А как ты про Китай сказал – вспомнил! Этот платок Баялуни Кун подарил. Посланец великого хана из Ханбалыка. Меня тогда к нему в приставы определили. Он еще, когда вернулся от нее, рассказывал, как она пошутила, принимая дар: «Единорог покоряется только невинной деве». На что Кун ответил: «Пусть он напоминает тебе о поре, когда еще ничто не замутило твою душу». Мудрый был человек. Значит, неспроста мазь императрицы Зои появилась в этой истории. Вчера мы ходили на кладбище, смотрели мавзолей Баялуни. Так вот. Дверь в него кто-то открывал. Не раньше прошлой осени.

Туртас теперь никак не хотел расставаться с объявившимся внуком сестры. Он вернулся в город с нами. «Может, еще пригожусь».

Когда въезжали в Мохши, уже стемнело. Въезд перегородили бревном, уложенным на врытые в землю рогатки. На улицы уже вышла первая ночная стража. Мы не взяли с собой факелы, поэтому ехать под конец пришлось неспешно. Хорошо, что сбиться с широко наезженной телегами дороги было трудно. Стража, заслышав в ночной тишине приближение всадников, встретила нас у рогаток во всеоружии. Однако было достаточно грозного окрика: «Дорогу доезжачему великого хана Джанибека!», чтобы караульщики принялись убирать бревно.

Утром, сразу после пробуждения, Злат послал стражника к базарному старосте, чтобы тот поспешил с присылкой носильщика, служившего Омару. Однако тот, судя по всему, не спешил. Вместо него появился

Илгизар. Он и сказал, что носильщика можно не дожидаться. Ночью его нашли убитым.

Мне вспомнились слова старого Касриэля. «Ты идешь по пути, на котором сгинул твой брат. Будь осторожен и внимателен. Ни на миг не забывай, куда эта дорога привела его. Главное – суметь остановиться там, где он свернул не туда».

Кажется, мы подошли к этому самому повороту.

XXVIII. Дующие на узлы

К убийствам жители тихого Мохши не привыкли, потому слух о нем сразу облетел весь город. Илгизару его принес прямо домой ни свет ни заря разносчик молока. Он уже побывал на базаре, где и услышал ужасную новость. Тело нашли на окраине, в узком проходе между дровяными амбарами. Илгизар сразу устремился туда.

Несколько лет он был кади в здешнем суде, поэтому начальник стражи по старой памяти провел его к месту преступления. Это была тихая улица. Не проходная. Здесь ходили только местные жители, которые утром отправлялись по делам и возвращались только к обеду, а то и к вечеру. Оставшиеся дома женщины сидели по дворам и за калитку носа не высовывали. Никто ничего не видел и не слышал. Зато редкие прохожие не затоптали следы. Тело, возможно, не обнаружили бы еще долго, но хозяина соседнего двора привлекли слетавшиеся к нему вороны.

Носильщика задушили веревкой, набросив ее сзади на шею, и оттащили в узкий проход, куда редко кто заглядывает. Рядом валялась пустая корзина, в которую он обычно складывал свою ношу. По всему получалось, что он подрядился помочь донести кому-то покупки до дома, а на обратном пути на него напали. Однако никто из жителей окрестных дворов вчера носильщика не нанимал. В то же время просто проходить мимо он не мог никак – окраина.

Илгизар старательно осмотрел участок возле тела. Не обнаружив ничего, стал буквально ползать вокруг, едва не утыкаясь носом в землю. И упорство его было вознаграждено. Он обнаружил едва заметные следы белой пыли, которые вполне могли оказаться мукой. Такие же едва заметные следы были в корзинке. Конечно, базарный носильщик каждый день переносил немалое количество поклажи, и мука могла попасть в корзину когда угодно. А еще в пыли оказалось несколько жирных пятен. Илгизар колупнул одно из них и нашел совсем крошечный комок грязи, оказавшийся пропитанным землей сливочным маслом. Это уже можно было считать удачей. Масло никак не могло попасть в переулок иначе, как выпав из корзины. А это значило, что во время убийства она была полной.

– Кто-то послал носильщика отнести муку и масло в один из домов на этой улице. А здесь его убили. Догнали или уже стерегли. Место выбрали заранее, чтобы никто не увидел, чтобы тело подольше не нашли. Скорее всего, дело было до полудня. После обеда некоторые уже начинают возвращаться домой – можно наткнуться на свидетеля. А на улице, где чужие не ходят, на постороннего сразу обратят внимание.

Воистину поклонник великого аль-Хорезми был искусным мастером отыскивать следы и увязывать их цепочкой логики. Однако неведомый злодей тоже преуспел в своем гибельном умении. Чтобы убить человека посреди дня на городской улице, оставшись при этом незамеченным, нужна немалая изобретательность.

– След ведет с базара. Надо попытаться взять его, пока он не остыл. – Злат был человеком действия. – Придется потрясти этого старосту, не поднимая при этом лишнего шума. Лучше сделать это у мохшинского эмира.

Он облачился в роскошный шелковый халат с золотым поясом, увенчал голову шапкой с двумя перьями и отбыл в сопровождении едва ли не всего своего отряда, пустив лошадь самым медленным шагом. Нужно признать, что даже мы оробели, увидев его во главе всей этой процессии, в ореоле могущества и власти. Услышав голос всадников: «Дорогу!», я затылком ощутил холодок. Такой же наверняка пробежит по спине