Солдаты последней войны - Елена Сазанович

– Правда. Я очень хочу, чтобы ты жил у меня. А теперь постарайся заснуть, я не буду выключать свет.

Мальчик сжал мою руку.

– Когда ты рядом… Мне кажется, и мама рядом, – мальчик закрыл глаза. Он совсем обессилел.

– Она рядом. Я верю, Котик. И ты верь. Она рядом. Люди просто так не исчезают. Никакая смерть не способна уничтожить людей. Ты верь, Котик…

Я вышел на кухню. Налил Шарику молока. Закурил… Да, родная кровь – не обязательно родная. Это гораздо больше. И мы любим кого-то не всегда из-за его родной нам крови. Любовь – большое чудо. Она возникает ниоткуда и уходит в никуда. Но иногда она навечно поселяется в твоем пространстве. Занимает все твое время. Погружается в твои вещи. И замирает в воздухе… Где ты, Майя? Я не знаю, где ты. Но верю, что твоя любовь навсегда поселилась в моем доме. И привела сюда твоего сына. Спасибо, Майя. Пусть ты оставила меня, но помоги, пожалуйста, помоги! Сделай так, чтобы твоя любовь никогда не покинула этот дом…

На следующее утро я позвонил Ледогорову. Мы договорились, что Котик останется у меня на месяц. Сейчас Павел улетает в Америку, потом вернется и серьезно обсудит этот вопрос.

– Если ты и впрямь его любишь, – сухо заметил я. – Чем-то нужно жертвовать. У тебя есть выход – остаться здесь. На меньшее он не согласен.

– А если такого выхода нет? – отрезал Павел. – А если я уже здесь не могу остаться? А если останусь, то мальчишка действительно уж навсегда лишится отца?

– Значит, крысы все-таки бегут с корабля, прихватив несколько ломтиков сыра? – не сдержался я, чтобы не съязвить.

– Конечно. Тем более, если учесть, что это – корабль дураков. Как и страна. Уж лучше я буду крысой.

– Случается, корабли тоже тонут в океане… Но хорошего же ты мнения о стране, в которой хочет жить твой сын.

– Заметь, Кирилл, одураченный сын. Пустыми идеями, никчемной любовью к несуществующему. К тому, что нельзя даже пощупать, потрогать, попробовать на вкус. А ведь что иное ему здесь могут предложить?!

– Поверь многое, а ты же только-только деньги.

– Пусть так. Но кто гарантирует, что все это твое сделает его счастливым? А не наоборот.

– Такого никто гарантировать не может. Даже твой некогда процветающий банк, – неудачно пошутил я. – Впрочем, спустя некоторое время он сам ответит.

– Главное, чтобы не было слишком поздно. Ну, да ладно, поговорим, когда вернусь. Может, за этот месяц Котик все поймет. Мальчик привык к бассейну по утрам и стопроцентным натуральным сокам, сделанным гувернанткой, обедам и ужинам в шикарных ресторанах, теннисным занятиям и так далее. Привычка, знаешь ли, вторая натура…

– Кстати, еще есть привычка любить свой дом, свою мать, музыку, живопись, просто хороших людей. Свою Родину, наконец.

– А ты счастливый человек, Кирилл, – Павел неожиданно расхохотался. – За твои привычки не нужно платить наличными.

– Зато благодаря им можно спокойно спать по ночам, не вздрагивая при каждом подъезжающем автомобиле. Каждый раз ожидая «черного воронка», – зло ответил я Ледогорову.

– Это случится очень не скоро, оптимист чертов, – мне показалось, Павел три раза сплюнул.

– Как знать… Далекое очень близко. Особенно, когда понимаешь, что время – всего лишь относительная бесконечность.

– Ты – философ, я знаю. Но ни ты, ни я бесконечно жить не будем – ни относительно, ни абсолютно. И я доволен тем, что имею. А вот ты – вряд ли.

– Сегодня, Павел, время бежит гораздо быстрее. Вровень с «черным воронком».

Павел закашлялся. И прохрипел.

– Ну, ладно, поговорим через месяц.

– Ладно.

Через месяц Павел Ледогоров был объявлен в международный розыск по линии Интерпола. За хищение государственных бюджетных средств в особо крупных размерах, укрывательство от налогов и мошенничество. По УК – до двадцати пяти лет особо строгого режима. Еще через неделю его арестовали в небольшом курортном греческом городке под другим именем и с паспортом одной африканской страны. Павел вернулся на свою родину, которую так не любил. Теперь надолго. И теперь любовался бескрайними российскими просторами уже через решетчатое окно. Его родина оказалась в крупную клетку.

Аптекарша сразу же его бросила и выскочила замуж за какого-то греческого клерка. От Павла немедленно отвернулись все «партнеры по бизнесу». И я оказался его единственным другом. Я регулярно навещал его в изоляторе, передавая передачи и письма от Котика. Я оказался прав – время мчалось уже с удвоенной скоростью, расставляя все точки над всеми «i»…

Но это случилось лишь через месяц. А тогда, на следующий день после разговора с Павлом, я как умудренный жизненным опытом старец умиленно взирал на Котика и Тошку, которую ко мне вызвал Шурочка. В трудные жизненные моменты необходимо, чтобы рядом были друзья-ровесники.

Взявшись за руки, дети стояли на балконе и следили за разноцветным самолетиком, который во дворе запускали мальчишки. Яркое солнце, звонкий детский смех, щебет птиц – все понемногу возвращало мальчику жизнь. И вместе с ним к жизни возвращались и все мы.

– Не все еще потеряно, Кира, – сказал Шурочка. – Все те же самолетики, все те же дети. Единственное отличие в том, что раньше наши родители с уверенностью заявляли: вы будете лучше нас! А они, то есть мы, наше поколение, оказалось гораздо хуже. А какими окажутся эти мальчишки и девчонки? Я лично не могу твердо сказать, что они будут лучше.

– А я, глядя на Тошку и Котика, в этом нисколько не сомневаюсь, – безапелляционно заявил я. – Наш путь был беспечным, инфантильным, запрограммированным только на хорошее. И слишком прямым. Поэтому далеко не каждый смог удержаться от соблазна, чтобы не свернуть на сомнительную дорожку. Которая, оказалось, ведет-то вниз… Так сказать, вверх по лестнице, ведущей вниз… Они же… Они уже другие, Шура. Они с детства плутают по разным дорогам, и по каждой из тысячи уже успели сделать хотя бы шаг. Им легче выбирать правильный путь. Они знают гораздо больше нашего.

– Но меньше нашего помнят, – возразил Шурочка.

– Мы помним за них. И мы должны помочь им и вспомнить, и не позабыть.

– Их так мало, Кира. Я знаю только двоих. Выбравших или, скорее, еще выбирающих правильный путь.

– Я тоже. И все-таки… Кроме грязи, насилия, убожества, бездарности они еще ничего не видели. Поверь – теперь их соблазн будет в другом. Свет еще никого не пугал. Никого. Это нам после света захотелось тьмы – ради разнообразия. Человек все должен попробовать в жизни, помнишь такой лживый и провокационный перестроечный постулат? Нас искусно спровоцировали, и мы поддались на это как стадо баранов. Желающих неведомых удовольствий. Сейчас, после тьмы, свет стал гораздо ярче. И после него ничего в тьму уже не захочется. А привыкнуть к хорошему не так уж и трудно.

– Будем надеяться, Кира.

– Будем.

– Но сколько еще идти по нашему тоннелю, к свету…

– Мы пройдем, Шурочка. Обязательно пройдем… Можно искромсать земной шар истории вдоль и поперек. Но в итоге все равно окажешься в одном месте. Там – где правда.

Дети вернулись в комнату. Хотя Котька еще и не оправился от трагедии, он, как, впрочем, и Тошка, был очень реальным, земным, по уши влюбленным в жизнь ребенком.

– А завтра будет праздник! – торжественно сообщила Тошка.

Да, завтра праздник. Мой самый любимый праздник – 9 Мая. День Победы, до которой, как оказалось, еще очень и очень далеко… Но завтра все будет по-прежнему. Поликарпыч посадит еще одно деревце. Мы соберемся все вместе и выпьем за всех сражавшихся и когда-то победивших, а сегодня пока побежденных в нелегкой борьбе. Выпьем за Победу, которая еще впереди. И она обязательно случится. В День Победы. А вечером мы дружно, под грохот салюта, в ярко вспыхивающих огнях фейерверка будем кричать: «Ура!!!»

– Помнишь, Кира, как школьниками каждый День Победы мы рвали черемуху и дарили гуляющим по улицам ветеранам? – Шурочка широко улыбнулся.

– Спрашиваешь. Кстати, как бы эти свиньи теперь не издевались, мы все это делали от чистого сердца. А не по заданию учительницы. Что мы тоже отлично помним.

– Как тогда было много ветеранов… Знаешь, в последнее время я мечтаю лишь об одном – включить телевизор и… И услышать «Лебединое озеро», ну, хотя бы на часок-другой. Давно что-то не слушал Чайковского.

Мы с Шуриком громко рассмеялись. Котик и Тошка внимательно прислушивались к нашему разговору, правда, ничего не понимая. Наконец Котик перебил нас.

– А можно… Можно мы завтра вместе с Поликарпычем тоже посадим дерево?

Мы переглянулись. Да, не все еще потеряно и все-таки лучшее – впереди. Но до такого лучшего будущего предстояло пройти еще по многим грязным и ухабистым дорогам. Но, ничего, мы обязательно пройдем этот путь. Мы справимся…

Утром меня разбудили лучи яркого рыжего солнца, щекочущие огненными острыми копьями мое лицо. Я зажмурился и потянулся. Сегодня мой любимый праздник. Так было всегда. Несмотря на наши поражения и потери, солнце, в отличие от нас никогда не сдавалось… Как всегда я распахнул балкон и босиком ступил на холодный бетон. Как всегда мне хотелось вдохнуть аромат вишневого сада, придуманного Поликарпычем. Я ступил на холодный бетон. И ожегся холодом.