Выстрелы в замке Маласпига - Эвелин Энтони

– Они хотят ее убить, – сказал Альфредо. Он схватил герцога за плечо и своими слабыми руками пытался встряхнуть его. – Они хотят ее убить. Останови их! Останови, ради Господа Бога!

– Тебе приснился дурной сон, – ласково сказал Алессандро. – Успокойся, дядя, это только кошмар. Я отведу тебя в спальню и пришлю к тебе Стефано с горячим кофе. Ты добавишь в него немного бренди и уснешь.

– Нет! – в неожиданной ярости вскричал старый вельможа. – Я не спал, я даже не лежал в постели. Я спустился вниз, чтобы взять печенье. И увидел их. Они тащили нашу бедную девочку в Восточную башню. Как и того человека. Не знаю, что с ним случилось, это не мое дело. Но она моя племянница, я ее люблю. Останови их, Алессандро, останови. – Он отвернулся, потрясая одним кулаком. – Но не вини Джона. Это все ее вина! Это она заставила его, она плохой человек...

– Катарина? О чем ты говоришь? Кто тащил Катарину в Восточную башню? Что это за бред, дядя?.. Старик, успокоившись, отвечал:

– Твоя жена и Джон. Я видел, как они тащили ее по залу. Он зажимал ей рукой рот. Они пошли в сторону Восточной башни. И это уже во второй раз: прошлый раз они вели туда мужчину, и Джон целился в него из пистолета. Ты в это время был во Флоренции. Я никогда больше его не видел. Они отведут ее наверх, в башню, и убьют... Но меня они не видели. Я прятался на лестнице. – Он хотел еще что-то добавить, но его племянник уже бежал вдоль по коридору. Альфредо присел на кровать. Алессандро поверил ему. Он не стал упрекать его за то, что он бродит по ночам, и не позволит им причинить зло его племяннице. И наконец будет наказан его враг, который хочет отослать его в монастырь. Его голова свесилась на грудь, и он задремал.

– Иди наверх, – сказал Драйвер.

Он отпустил руку Катарины боль отдавала прямо в плечо. Глядя на узкую, невероятно крутую лестницу, она почувствовала ужас. Ужас нахлынул на нее с такой силой, что ей пришлось, дрожа, опереться на серую каменную стену. До сих пор она никогда не испытывала невротических страхов, не знала, что такое боязнь замкнутого пространства. Но она не могла заставить себя подняться по этой едва ли не отвесной лестнице. Наверху ее ждало что-то ужасное, даже трудно себе представить, насколько ужасное.

– Я не могу, – шепнула она. – Я не могу подняться туда.

– Не надо бояться, – сказал он. – Я не буду тебя бить. Только запру тебя там вверху. – Он втиснулся в узкое пространство между нею и стеной, грубо задев ее. Крепко схватил ее правую руку, как будто хотел оказать добрую услугу. – Я пойду впереди, – сказал он, – и помогу тебе подняться. – Он дернул ее так сильно, что она едва не упала. Он тащил ее изо всех сил, не позволяя останавливаться, а она все время спотыкалась и плакала, обуреваемая страхом, которого уже не могла сдержать. Драйвер тащил ее все выше и выше по узкому горлу башни. Со всех сторон на нее давили стены, рука едва не выворачивалась из плечевого сустава. Всякий раз, когда она упиралась, он дергал ее изо всех своих сил. Она потеряла всякое понятие о времени, не знала, долго ли они поднимаются.

– Осторожно, – сказал он. – Тут оборонительная, ступень.

Она не поняла, что он говорит о ступени, которую сделали значительно больше других, чтобы в случае нападения помешать атакующим взобраться на самый верх. Она поскользнулась и упала.

От неожиданности он выпустил ее руку. При падении она ударилась головой о стену и лежала без чувств. Он спустился вниз, удостоверился, что она в самом деле в беспамятстве, и долго разгневанно ругался. Конечно, она набила себе шишку, но потеряла она сознание не от этого, а от страха. Теперь ему придется тащить ее на себе. Он поднял ее и перекинул через плечо. Она лежала на нем, безжизненно обмякшая, ее руки болтались. Медленно, с большими усилиями он потащил ее вверх по узкой лестнице.

Алессандро сбежал с лестницы в пустой и безмолвный зал, тускло освещенный настенными лампами. Именно здесь его дядя увидел Катарину. «Твоя жена и Джон тащили ее через зал... Они хотят поднять ее на вершину башни».

Он сразу же понял, что это отнюдь не старческий вымысел. Конечно же, он и в самом деле видел Катарину. И была только одна причина, по которой ее могли тащить в Восточную башню. Он испытывал почти физическую боль от страха за нее. Бог знает, сколько времени прошло, пока дядя Альфредо сообразил, что надо делать, и приковылял к нему. Он бегом пересек зал и открыл дверь за кожаной ширмой. Коридор был достаточно ярко освещен светом луны, который лился сквозь окна, поэтому он не остановился, чтобы зажечь свет, а пробежал его из конца в конец, а затем ворвался в примыкающую к нему комнату. Здесь горел свет, ему не надо было никаких доказательств, что дядя сказал правду, открытая дверь с другой стороны комнаты была лучшим подтверждением. У подножия лестницы он задержался. Лестница была короткая и заканчивалась площадкой. Он услышал чье-то покашливание и стал бесшумно подниматься вверх по лестнице. Вверху он остановился и, заглянув за угол, увидел Франческу. Она стояла спиной к нему, прислонясь боком к стене. Она покашливала. В правой руке у нее был пистолет, она держала его свободно, у самого бока. У нее был такой вид, будто она кого-то ожидает. Катарину? Его губы беззвучно выдохнули это имя. Катарина. На лестничной площадке была лишь одна дверь, и он знал, куда она ведет.

Франческа ди Маласпига дрожала. На ней был свитер, но он не защищал ее от холода. Она ненавидела камень, ненавидела его безжизненность и унылость. Даже в первые свои посещения Замка, когда она еще не была женой Алессандро, она испытывала к нему отвращение. Впоследствии она стала объяснять это отвращение муками своей семейной жизни, хотя первые шесть месяцев они и провели во Флоренции. С тех пор как она стала любовницей Джона Драйвера, она вспоминала об этом только в тех случаях, когда хотела подстегнуть ненависть к мужу. Начало своего медового месяца она провела в страхе и омерзении, изо всех сил противясь желанию мужчины, который стремился доказать, что он ее любит. Элайз Бохун. О ней она вспоминала лишь с благодарностью. Для испуганной несчастной молодой девушки она была доброй утешительницей, защищала ее от Алессандро, видимо, хорошо понимая сложившуюся ситуацию. Франческа, которая выросла без матери и нуждалась в женском сочувствии и понимании, откликнулась всей душой на заботу и привязанность зрелой женщины. Что плохого в том, что Элайз обнимала ее, гладила ее волосы и говорила, как она прелестна? Когда настал момент соблазнения, она была уже внутренне готова.

Она позволяла себя ласкать, утешать и, ощущая, как складываются их отношения, поняла, что это удовлетворяет какую-то ее потребность, тогда как что-то по-прежнему отталкивало ее от Алессандро.