Аркан для бешеной селедки, или Все способы энергетической защиты по системе Жим Лам - Мирзакарим Норбеков

Тогда Наполеон, чтобы дать себе время подумать, вызвал ученых, прибывших с его армией для проведения исследований в Египте. Они рассказали ему о том, что во дворце султана найден прекрасно сохранившийся саркофаг с мумией Фараона. По предположениям, это был Рамсес Великий.

И снова Рок. Эта личность еще со времен военной школы захватывала воображение юного Наполеона. Встретиться с ним, именно с ним, было невообразимой удачей. И именно сейчас, когда…

Бонапарт потребовал вынести ему саркофаг. По его приказу каменный гроб поставили вертикально, прислонив к стене древнего храма.

«Я хочу посмотреть на человека, которого даже его враги считали Богом. На Великого Фараона, жившего за пять столетий до Эллады и за тысячу лет до Рима».

Открыли крышку саркофага. Наполеон и мумия оказались лицом к лицу.

«Господи, мне кажется, он дышит!» — произнес Наполеон, крайне редко обращавшийся к Создателю.

Бонапарт встал перед мумией, скрестив руки на груди почти так же, как скрещивали руки египтяне своим умершим владыкам.

Так под палящим солнцем египетской пустыни, не проронив ни слова, глядя прямо в мертвое лицо Великого Фараона, простоял он почти два часа.

Вернувшись во дворец мрачнее прежнего, отдал приказ выступать в направлении Сирии.

Поход этот был страшно тяжелым с самого начала. Больше всего армия страдала от недостатка воды. Но все же города один за другим подчинялись власти французов — начиная с ЭльАриша в конце февраля и далее Газа, Рамла.

Перейдя Суэцкий перешеек 4 марта, войска подошли к Яффе и осадили ее. И хотя было объявлено, что если город не будет сдан, то пленных брать не будут и все жители будут истреблены, Яффа не сдавалась.

На третий день французские войска прорвали оборону. Город подвергся полному разграблению.

И вот, когда избиения и грабеж подходили к концу, обнаружилось, что четыре тысячи уцелевших турецких солдат, укрывшихся в большом здании, согласны сдаться при условии, что им будет дарована жизнь. Пленных разделили на группы и заперли по сараям.

Проезжая по городу и подводя итоги очередной победы, генерал Бонапарт заметил на плоской крыше одного из домов старуху, одетую во все черное. Обращаясь к всадникам, она чтото кричала. Переводчик долго не хотел толковать ее речь, но наконец под угрозой смерти, сказал: «Ты, властелин, пришедший изза моря, отпусти моих детей, иначе проклятие понесешь на себе, и не будет тебе ни земли отсюда и ни одного города. Смерть съест твоих солдат, а сам умрешь в тюрьме!»

«Приказано уничтожать всех жителей в городе!» — закричал адъютант главнокомандующего. Солдаты бросились выполнять приказ, но старуха кудато скрылась.

Тут подъехал офицер и доложил командующему о пленных турках. Бонапарт был страшно разгневан.

«Что мне теперь с ними делать? — кричал он. — Откуда у меня столько припасов, чтобы их прокормить?»

Действительно, не было судов, чтобы отправить их из Яффы в Египет. Не было и солдат, чтобы конвоировать четыре тысячи сильных, здоровых воинов через пустыню в Александрию или Каир.

Рок. Вот он: страшная, черная, как смерть, старуха, Рамсес… Но разве во главе армии стоит простой человек? Нет. На этой Земле ему позволено многое, почти все. Только вот это «почти»…

Прошло три дня и три ночи. И вот четыре тысячи пленников были выведены на берег моря и все до одного расстреляны…

Даже французские офицеры содрогнулись от такой нечеловеческой жестокости.

Тотчас после этого Наполеон двинулся к крепости Акр. Пофранцузски ее называли СенЖан де Акр, а потурецки — Акка.

Осада города была очень тяжелой. Атаки следовали одна за другой, не давая никаких результатов. Тела убитых собирали сотнями по обеим сторонам крепостной стены.

Проклятие старухи из Яффы сбывалось прямо на глазах. Чума гналась по пятам за французской армией, протягивая свои черные руки из уничтоженного города, где в домах, на улицах, в садах остались гнить трупы убитых жителей.

Прошло два месяца безуспешной осады. Англичане поддерживали крепость с моря. Потеряв три тысячи своих солдат, 20 мая Наполеон принял решение снять осаду и повернуть обратно в Египет.

Это был удар!

Впервые Рок преградил путь Бонапарту. Яффа осталась самым восточным городом, которого он достиг в своей жизни.

«Не будет тебе земли отсюда и ни одного города!» — колоколом звучало в голове генерала, не знавшего поражений.

Все планы рухнули. Не будет союза с персидским шахом и майсорским султаном против англичан, не будет Суэцкого канала… Неужели старуха повергла в прах ЕГО планы простыми заклинаниями?!

Со всех сторон на французскую армию обрушивались беды. Начались восстания в сирийских селениях, оставленных в тылу, страшно растянутые пути снабжения оказались неуправляемы, но главное — в конце мая наступила страшная жара, доходившая в этих местах до невероятной степени.

Он продолжал карать бунтующие селения так же, как делал это раньше. Но, по пророчеству старухи, «смерть поедала его солдат». Чума наседала с каждым днем все больше. Раненых и хворых везли на повозках. Через некоторое время все лошади были отданы в этот скорбный обоз. Даже сам Главнокомандующий шел пешком. Через двадцать пять дней подобного ада французские войска вернулись в Каир.

Но и там не судьба была им остаться надолго. Турецкая армия высадилась близ места прошлогодней гибели французского флота. Наполеон бросился на север к дельте Нила — и пятнадцать тысяч человек были уничтожены.

Именно после этого сражения Бонапарт сказал: «Эта битва — одна из самых прекрасных, какие я только видел: из всей высадившейся неприятельской армии не уцелел ни один человек!» Тем самым он определил выбор своего Пути, чья суть — «тиран».

Со стороны могло показаться, что наконецто французское владычество было упрочено, однако для чего же небольшой отряд во главе со своим генералом поспешил к Пирамидам?

Гвардейцы остались стоять у входа в Пирамиду Хеопса. Этот пролом на северной стороне был сделан много веков назад. Арабы — «муравьи» Калифа Абдуллы альМамуна — искали здесь величайшее сокровище мира.

Стремительным шагом в сопровождении ученого и адъютанта Наполеон прошел по коридорам рукотворной горы. Вот и зал Царя.

«Я останусь здесь на ночь один», — тоном, не знающим возражений, сказал генерал, обращаясь к Круазье. Двое вышли из зала, один остался.

Он ходил несколько минут вокруг саркофага, заложив руки за спину. Затем разделся и лег в каменный гроб, сложил руки на груди и закрыл глаза.

…Еще более хмурым и неразговорчивым, чем обычно, вышел ранним утром Бонапарт из Пирамиды и в сопровождении гвардейцев вернулся в Каир.

Здесь его ожидали совсем неожиданные известия. Но он слушал секретаря так, будто знал все сказанное заранее.

— Австрия, Англия, Россия и Неаполитанское королевство возобновили войну против Франции. Суворов — в Италии; он разбил французов, уничтожил Цизальпинскую Республику и движется к Альпам, угрожая вторжением. В самой Франции разбои и смута, Директория слаба и ненавистна большинству населения.

— Негодяи! Италия потеряна! Все плоды моих побед потеряны! Мне нужно ехать! Передаю верховное командование армией генералу Клеберу!

Бонапарт плыл, всматриваясь в темные воды неведомого ему будущего. Он неотвратимо приближался к своему Триумфу и Падению. Судьба и личность Великого диктатора вели его к земной Славе, делая глухим к голосу человечности внутри. Впереди ждали великие войны, тысячи погибших, неограниченная власть и смерть в плену на маленьком острове Святой Елены. А еще надпись на могильной плите «Здесь лежит». И всё!

Всего лишь однажды на склоне своих дней он ответил на вопрос лечащего врача, спросившего, о чем говорил Бонапарту Рок через Рамсеса Великого — там, ночью в саркофаге, и этот ответ вместился всего в два слова:

— Все сбылось.

…Чтото гудит и гудит все сильнее.

— Пожалуйста, пристегните ремни, наш самолет начинает посадку в аэропорту Домодедово, мы прибываем в столицу нашей родины городгерой Москву, — стюардесса быстро закончила свою стандартную «взлетнопосадочную» речь.

Вот что называется «почувствовал состояние». Всетаки нервное напряжение лучше всего снимает сон. А уж чегочего, а напряга за последние деньки было более чем достаточно.