Голем и джинн - Хелен Уэкер

Его собеседник фыркнул:

— Ты заразился кое-чем похуже лихорадки.

— Бедуины вроде тебя, может, и верят в такие вещи. Но все это суеверия, и на самом деле ничего подобного не бывает.

Светящийся человек засмеялся так, словно в кармане у него был припрятанный до поры секрет.

— Ну ладно, — продолжал Салех. — Ты говоришь, мною что-то овладело. Бес, я полагаю, или джинн?

— Да. Возможно, один из низших ифритов.

— Понятно. А доказать ты это можешь?

— У тебя в середине головы тлеет искра. Я ее вижу.

— Искра?

— Крошечный красный уголек. Но он не потух, он живой.

— И ни один из полудюжины врачей, лечивших меня, его не заметил? — саркастически осведомился Салех.

— Нет, и не мог заметить.

— А ты, значит, его видишь? — усмехнулся мороженщик. — Кто же тогда ты такой?

Светящийся человек улыбнулся, словно ждал этого вопроса. Он взял в руку ложку, точно такую же как у Салеха, — уродливую ложку из толстого металла, которая прослужила уже много лет и прослужит еще больше. Осторожно оглянувшись и убедившись, что никто на них не смотрит, он вдруг смял ее, будто бумажную, и зажал в кулаке. Кулак засветился еще ярче, вот из него в тарелку потек расплавленный металл. Суп зашипел и моментально превратился в облачко пара.

Салех отшатнулся так резко, что опрокинул стул. Другие посетители, обернувшись, увидели, как он поднимается на ноги. Светящийся человек безучастно вытирал руку салфеткой.

Все подпорки из логики и разума, которые еще удерживали хрупкое сознание Салеха в относительном равновесии, закачались и затряслись сверху донизу.

Он бросился к двери, не смея оглянуться. Только очутившись на улице, он вспомнил, что там очень холодно и что в одиночку он никогда не доберется домой. Но все это было не важно. Важно было как можно скорее убраться подальше от этого— от чудовища, сидевшего напротив него и говорившего человеческим голосом.

Поврежденным плечом он ударился о фонарный столб, и перед глазами у него замелькали звезды. Голова привычно и угрожающе закружилась.

Салех очнулся и понял, что лежит на тротуаре, а на губах у него пена. Люди осторожно обходили его, некоторые наклонялись и заговаривали. Он быстро отвернулся, чтобы не видеть их лиц, и уставился на край тротуара. Прямо перед глазами возникла пара ботинок. Их владелец присел на корточки, и прекрасное, страшное лицо светящегося человека нависло над мороженщиком.

— Ради бога, — пролепетал Салех, — просто дайте мне спокойно умереть.

Джинн помолчал, словно всерьез обдумывая просьбу.

— Нет, — произнес он наконец. — Думаю, еще не время.

Салех попытался бы бороться, будь у него силы. Но его снова подняли и понесли, на этот раз не как мешок с зерном, а как ребенка, прижимая к груди. От стыда он закрыл глаза, а от усталости потерял сознание.

Он только раз ненадолго пришел в себя в вагоне надземки, застонал и попытался встать на ноги, но руки в перчатках удержали его, и он снова провалился в беспамятство. Другие пассажиры искоса поглядывали на них из-за газет, гадая, в чем тут дело. Окончательно Салех очнулся, только когда его прислонили к какой-то двери рядом с кофейней Мариам. Преодолевая боль, он распрямился и на подкашивающихся ногах спустился на тротуар. По улице от него удалялась яркая, как луна, голова светящегося человека.

Джинн сгрузил Салеха у какого-то крыльца на Вашингтон-стрит и спросил себя, не свихнулся ли он сам. Почему было не выполнить просьбу мороженщика и не оставить его умирать у фонарного столба? И что еще хуже, зачем было демонстрировать ему свои способности?

Он прошел мимо закрытой мастерской Арбели и только тут вспомнил о причине всех сегодняшних несчастий. Гнев вспыхнул в нем с новой силой. Жестянщик, конечно, уже успел разломать его потолок на куски. Можно было зайти и проверить, но ему совсем не хотелось видеть плоды своих усилий, превращенные в лом.

Джинн так углубился в эти мысли, что едва не наступил на человека, спящего на пороге его комнаты. Это был сам Арбели. Он свернулся комочком, голова его покоилась на свернутом шарфе, а из полуоткрытого рта доносился тихий храп.

Несколько мгновений Джинн молча смотрел на спящего гостя, а потом не слишком деликатно пнул его в бок.

Жестянщик тут же сел, растерянно поморгал и стукнулся головой о дверь:

— Вернулся?

— Да, и хочу пройти к себе. Я что, должен назвать тебе пароль или отгадать загадку?

Арбели поднялся на ноги:

— А я тебя жду.

— Вижу.

Он открыл дверь, и Арбели вслед за ним вошел в комнату. Свет включать Джинн не стал: сам он и так все видел, а об удобствах своего гостя заботиться не собирался.

Тот огляделся, щурясь в темноте:

— У тебя совсем нет стульев?

— Нет.

Арбели пожал плечами, опустился на подушку и во весь рот улыбнулся:

— Малуф купил потолок.

К этому времени Джинн уже настолько смирился со своей потерей, что на несколько минут онемел.

— Найти-то его оказалось совсем нетрудно, — весело продолжал Арбели. — Пришлось просто заплатить десять центов мальчишке по имени Мэтью. Он выполняет кое-какие поручения для Малуфа, собирает ренту и все такое. Познакомишься с ним завтра. — Он огляделся. — А почему у тебя так темно? — Не дожидаясь ответа, жестянщик встал и подошел к ближайшей лампе. — И где спички?

Джинн только молча взглянул на него.

— Ах, ну конечно! — засмеялся Арбели. — Какой я дурак! — Он жестом показал на лампу. — Пожалуйста.

Джинн снял стекло, повертел ручку и щелкнул пальцами над горелкой. Газ вспыхнул голубым пламенем.

— Вот тебе свет, — сказал он. — А теперь расскажи мне все спокойно с начала и до конца, а не то я призову сотню демонов со всех шести концов света и велю им терзать тебя до конца твоей жизни.

— Господи! — ахнул жестянщик. — Ты и вправду можешь такое сделать?

— Арбели!!!

В конце концов он услышал все. Гнев и обида были забыты. Джинна переполняла гордость. Его наставник сам признает свою ошибку!

— По-моему, твой рассказ еще не закончен. Не хватает извинений, — сказал он, когда Арбели замолчал.

— В самом деле? — Арбели скрестил на груди руки. — Тогда пожалуйста. Я с удовольствием их выслушаю.

— Я должен извиняться? Ведь это же ты хотел разломать потолок! Ты говорил, что Малуф никогда его не купит!

— Я говорил, что вероятноне купит, и он действительно едва не отказался. Подобное никогда не должно повториться. Я слишком много и тяжело работаю, чтобы позволить тебе рисковать всем, что у меня есть.

— Выходит, наш договор по-прежнему разорван? — разозлился Джинн. — Или ты все-таки позволишь мне вернуться, но при условии, что я займусь только кастрюлями и сковородками?

Как ни странно, Арбели рассмеялся:

— Нет, ты не понимаешь! Я ошибался с самого начала! Малуф сразу заметил то, чего не видел я, — ты не ремесленник, а художник! Я все обдумал и нашел решение. С этого момента ты становишься равноправным партнером в нашем деле. — Он сделал паузу, тщетно ожидая какой-то реакции. — Ну? Что ты об этом думаешь? Я буду заниматься снабжением, бухгалтерией и прочим. Часть денег мы выделим тебе на материалы, и ты сможешь брать ту работу, которая тебя заинтересует. Этот потолок станет твоей рекламой, о нем скоро все заговорят. Мы даже поставим твое имя на вывеску! «АРБЕЛИ И АХМАД»!

Ошеломленный, Джинн с трудом находил слова:

— А что… Как же те заказы, которые мы уже набрали?

Арбели небрежно отмахнулся:

— Поможешь мне, если у тебя найдется время в перерывах между собственной работой. Если захочешь, конечно.

Еще битый час Арбели разливался о своих планах — скоро понадобится помещение побольше и надо будет подумать о рекламе! — и в конце концов Джинн заразился его энтузиазмом. Он уже представлял себе собственный магазин, полный украшений и драгоценных безделушек из серебра, золота и сверкающих камней. Но ночью, когда он наконец остался один, им овладели сомнения. Действительно ли он всего этого хочет? Он ведь стал учеником Арбели от отчаяния, оттого что оказался в незнакомом мире без крыши над головой. А партнерство — это уже ответственность и постоянство.

«Мы даже поставим твое имя на вывеску», — сказал Арбели. Но ведь Ахмад — не его имя! Он выбрал его случайно, даже не подумав о том, что оно может стать его судьбой. Неужели это случилось? Неужели он теперь Ахмад, а не тот, кем был раньше и чье имя он даже не может произнести вслух? Он с трудом вспомнил, когда в последний раз пытался изменить облик. Даже его рефлексы изменились: сейчас все они сосредоточились в мускулах и сухожилиях, они помогали ему прыгать с крыши на крышу или управляться с металлическими инструментами, к которым раньше он не мог бы прикоснуться и пальцем.