Магия цвета крови - Стэн Николс

Надзиратель подошел к Кинзелу.

— Однако я собираюсь дать тебе шанс им стать. — Он кивнул на другого галерного раба. — Вот этот нарушил правила, и я желаю сочетать наказание с развлечением. — Моряки выразили громкое одобрение. — Заключим сделку. Ты сделаешь это для нас — будешь сражаться, или я убью его. — Потом злобный садист повернулся ко второму каторжнику. — Если ты убьешь этого миролюбца, то сохранишь себе жизнь. А если вы воображаете, что сможете выпутаться, отказавшись от поединка, то советую сначала хорошенько подумать. Я забью вас обоих до смерти.

Руканис оцепенел и поднял взгляд на мужчину, с которым должен был сражаться. Он не знал, как его зовут, потому что гребцам запрещалось разговаривать между собой. Однако Кинзел узнал в нем того, кому он ухитрился передать немного положенной ему воды, когда несчастный едва не потерял сознание от жажды. Возможно, это заметили, — вот почему надзиратель выбрал именно его. Каторжник выглядел таким же измученным и нерасположенным к драке, как и сам певец.

Последовал приказ; с них сняли цепи.

Надзиратель протянул Кинзелу меч, рукояткой вперед.

— На!

Ему всего раз или два в жизни приходилось держать в руке меч. Даже на сцене, пусть этого и требовало развитие сюжета, ему было неприятно иметь дело с оружием. Меч был тяжелый, его металлическая рукоятка — холодной. Певец понятия не имел, как им пользоваться, но не сомневался, что это лишь развлечет его гонителей.

Противник, с которым ему предстояло сражаться, выглядел так, словно ему приходилось раньше иметь дело с мечом. Однако чувствовалось, что держать оружие ему тяжело, скорее всего, просто от усталости.

Как ни ослабел разум Кинзела, мысли быстро сменяли одна другую. Сначала он подумал, что нужно использовать меч против самого себя, но тут же понял, что ему не позволят сделать этого. Может, стоит просто ранить этого мужчину? Но нет, они будут добиваться, чтобы Кинзел прикончил его; и в любом случае сделать это он просто не в состоянии за отсутствием навыка. Мелькнула мысль накинуться с мечом на надзирателя, но он тут же отбросил ее как совершенно абсурдную. Оставалось одно: позволить каторжнику убить себя и покончить с этим.

Его грубо подтолкнули вперед; точно так же поступили и с его противником. Толпа зашумела, науськивая их друг на друга.

Кинзел отбросил меч.

Это был полностью инстинктивный жест. Кинзел просто не мог глядеть в лицо человеку, сжимая в руке оружие. Второй каторжник застыл, удивленно открыв рот и упираясь кончиком меча в палубу.

Зрители взвыли от досады и разочарования. Надзиратель явно испытывал те же чувства. Его охватила просто звериная ярость.

— Ублюдок! Подними меч! Подними его, я тебе говорю!

Для усиления эффекта своих слов он хлестнул Кинзела хлыстом по груди.

Кинзел вздрогнул и покачнулся, но не двинулся с места.

Надзиратель принялся хлестать его снова и снова, с каждым разом все сильнее, сдирая шипами хлыста кожу.

— Подними меч и дерись, грязная свинья!

У Кинзела возникло чувство, будто раскаленная добела кочерга раз за разом терзает его плоть; и тем не менее он продолжал упорствовать в своем нежелании повиноваться.

— А-а, черт с ними! — взревел надзиратель. — Убить обоих!

— Грубые руки схватили Кинзела; точно так же поступили с человеком, с которым он отказался сражаться.

И вдруг послышался чей-то крик, очень громкий. Из-за общего шума слов было не разобрать.

— Тихо! — взревел надзиратель. — Тихо! Заткнитесь, мерзавцы!

Мгновенно наступила тишина. Теперь отчетливо стал слышен пронзительный крик:

— Судно! На западе, на западе!

Все взгляды поднялись сначала к мачте, наверху которой находился вахтенный, а потом в том направлении, куда он яростно тыкал рукой.

К ним с огромной скоростью приближался корабль ничуть не меньше галеры.

— Боги! — закричал надзиратель. — Вахтенный надрывается, а мы тут... Всем на боевые посты! Прибавить скорость!

Выкрикивая приказы, он обрушивал на моряков удары хлыста и сапог.

То, что произошло дальше, правильнее всего было бы назвать хаосом. Матросы бегали во всех направлениях, тянули подъемные канаты, разворачивали пушки и делали множество других дел, необходимых для защиты корабля. Несколько помощников надзирателя бросились на нижнюю палубу, чтобы ударами хлыста подстегивать каторжников. Неистово загрохотал барабан.

О несостоявшемся поединке и его двух участниках все забыли. Люди, которые только что были готовы убить их, рассеялись по всему кораблю. Взгляды Кинзела и предполагаемого противника на мгновение встретились; потом тот поднял меч и замешкался в суматохе. Певец остался на месте.

Он перевел взгляд на запад и увидел, что направлявшийся в их сторону корабль заметно приблизился. Его скорость была так высока, что не вызывало сомнений — еще несколько минут, и он настигнет галеру. Прикинув, что неизвестное судно, возможно, даже врежется в нее, Кинзе л стал пробираться на корму, с трудом ковыляя и не обращая ни на кого внимания.

Галера пришла в движение, хотя, наверное, было бы лучше, если бы она оставалась на месте. В этом случае был шанс, что приближающийся корабль проскочит мимо, а теперь галера оказалась точно у него на пути.

Кинзел добрался до кормы и оглянулся. Атакующий корабль находился на расстоянии броска камня, на носу у него столпилось множество людей.

И потом он с грохотом врезался в галеру, примерно в середину корпуса. Кинзела сбило с ног. С той стороны, куда пришелся удар, послышались звуки ломающихся весел. Вахтенный, успевший проделать по снастям половину пути до палубы, с криком полетел в воду. Вокруг начался ужасный переполох, и Руканис решил, что разумнее распластаться на палубе. На галеру обрушился град стрел. Одни вонзались в деревянный настил, другие разили живые мишени всего в нескольких шагах от певца. Он пополз, прижимаясь к палубе и выискивая местечко, где бы укрыться. Едва не врезавшись в большую бухту троса толщиной с руку, он спрятался за ней.

Кинзел не мог бы сказать, сколько времени просидел там, скрючившись и вслушиваясь в крики, вопли и бряцание стали. Не видеть, что происходит, было даже хуже, чем наблюдать все своими глазами.

Однако, услышав ужасный хор воплей с нижней палубы — издавать их могли лишь беспомощные каторжники, скованные цепью и потому целиком отданные на милость нападающих, — Кинзел уже не сомневался в трагическом развитии событий.

Спустя какое-то время сражение начало стихать, и наконец все смолкло. Руканис слышал лишь какое-то потрескивание и молил богов, чтобы этот звук был вызван естественным движением шпангоутов галеры. Мелькнула даже надежда, что нападающие покинули корабль, предоставив его собственной судьбе.