Имя мне — Легион - Роджер Желязны

Приехали.

Джипстер со скрежетом остановился. Бетти помахала мне рукой.

— Привет, — полузадушенно прохрипел я, разматывая шарф и вытряхивая из него фунта полтора песка. — Итак, куда мне идти и с кем встречаться?

Мне нравится, как она говорит: четко, со знанием дела. А тех светских любезностей, которые ждали меня впереди, мне хватит как минимум до конца жизни. Я посмотрел на нее — безупречные зубы и шоколадные глаза, коротко подстриженные, выгоревшие на солнце волосы (терпеть не могу блондинок) — и решил, что она в меня влюблена.

— Мистер Гэлинджер, Матриарх ждет вас. Она согласилась предоставить вам для изучения храмовые летописи.

Бетти замолчала, поправила волосы и поежилась. Быть может, мой взгляд ее нервирует?

— Это религиозные и одновременно исторические документы, — продолжала она, — что-то вроде Махабхараты. От вас ждут соблюдения определенных ритуалов в обращении с ними, например, произнесения священных слов при переворачивании страниц. Матриарх научит вас всему необходимому.

Я понимающе кивнул.

— Отлично, тогда пошли. Э-э… — Она помедлила. — И не забудьте их Одиннадцать Форм Вежливости и Ранга. Они очень серьезны в вопросах этикета. И не ввязывайтесь в споры о равноправии мужчин и женщин…

— Да знаю я все их табу, — прервал ее я. — Не беспокойтесь. Я ведь жил на Востоке, если помните.

Она отвела взгляд и взяла меня за руку. Я чуть ее не отдернул.

— Будет лучше, если я войду, держа вас за руку.

Я проглотил напрашивающиеся комментарии и последовал за ней, как Самсон в Газе.

Увиденное неожиданно оказалось созвучным моим последним мыслям. Чертоги Матриарха были несколько абстрактной версией моего представления о шатрах израильских племен.

Невысокая и седая, Матриарх М’Квийе выглядела лет на пятьдесят и была одета, как цыганская королева. В радуге своих широченных юбок она походила на перевернутую вверх дном и поставленную на подушку чашу для пунша.

Благосклонно приняв мой почтительный поклон, она рассматривала меня, как удав кролика. Угольно-черные глаза Матриарха удивленно раскрылись, когда она услышала мое безупречное произношение — магнитофон, который Бетти таскала с собой на все беседы, сделал свое дело, к тому же я практически наизусть знал лингвистические отчеты первых двух экспедиций. А схватывать произношение я могу, как никто другой.

— Вы тот самый поэт?

— Да, — ответил я.

— Почитайте, пожалуйста, что-нибудь из своих стихов.

— Мне очень жаль, но только самый тщательный перевод может воздать должное и вашему языку, и моей поэзии, а ваш язык я знаю еще недостаточно хорошо.

— В самом деле?

— Но я все-таки сделал несколько переводов… так, для собственного удовольствия, чтобы поупражняться в грамматике, — продолжал я. — Сочту за честь почитать их вам как-нибудь.

— Хорошо.

Одно очко я заработал!

М’Квийе повернулась к Бетти:

— Вы можете идти.

Бетти пробормотала формулы прощания, как-то странно, искоса, взглянула на меня и исчезла. Она явно надеялась, что останется и будет «помогать» мне. Как и всем, ей хотелось примазаться к чужой славе. Но Шлиманом в этой Трое был я, и отчет Национальной ассоциации ученых будет подписан только одним именем!

М’Квийе встала, и я подумал, что выше от этого она стала ненамного. Впрочем, я со своими шестью футами шестью дюймами вечно торчу над всеми и выгляжу, как тополь в октябре: тощий и с ярко-красной макушкой.

— Наши летописи очень древние, — начала она. — Бетти говорит, что ваше слово, описывающее их возраст, — «тысячелетия».

Я кивнул:

— Мне не терпится их увидеть.

— Они не здесь. Нам придется пройти в храм — выносить летописи нельзя.

Я насторожился.

— Вы не возражаете, если я сниму с них копии?

— Нет. Я вижу, что вы относитесь к ним с уважением, иначе ваше желание увидеть их не было бы столь велико.

— Отлично.

Похоже, это ее развеселило. Я поинтересовался, что тут смешного.

— Для чужеземца изучение Священного Языка может оказаться не таким уж простым делом.

И тут до меня дошло.

Никто из первой экспедиции не проникал так далеко. Я и не предполагал, что у марсиан два языка: классический и повседневный. Я немного знал их пракрит, теперь мне предстояло изучить их санскрит.

— Черт побери!

— Извините, не поняла.

— Это непереводимо, М’Квийе. Но представьте, что вам необходимо быстро выучить Священный Язык, и вы поймете мои чувства.

Это, похоже, снова ее развеселило, и мне было предложено разуться.

Она провела меня через альков, и мы попали в царство византийского великолепия.

Ни один землянин не был в этой комнате, иначе я бы о ней знал. А ту грамматику и тот словарный запас, которыми я сейчас владел, Картер, лингвист первой экспедиции, выучил с помощью некой Мэри Аллен, сидя по-турецки в прихожей.

Я с любопытством озирался по сторонам. Все говорило о существовании высокоразвитой, утонченной культуры. Видимо, нам придется полностью пересмотреть свои представления о марсианской цивилизации.

Во-первых, у этого зала был куполообразный свод и ниши; во-вторых, по бокам стояли колонны с каннелюрами; в-третьих… а, черт! Зал был просто шикарный. Сроду не подумаешь, глядя на обшарпанный фасад!

Я наклонился, чтобы рассмотреть золоченую филигрань церемониального столика, заваленного книгами. Мне показалось, что лицо М’Квийе приняло несколько самодовольное выражение при виде моей заинтересованности, но в покер играть я бы с ней не сел.

Большим пальцем ноги я водил по мозаичному полу.

— И весь ваш город помещается в одном здании?

— Да, оно уходит далеко в глубь горы.

— Ну да, понимаю, — сказал я, ничего не понимая.

Просить об экскурсии было пока что рано.

М’Квийе подошла к маленькой скамеечке, стоявшей возле стола.

— Ну что ж, начнем вашу дружбу со Священным Языком?

Я старался запечатлеть в памяти этот зал, зная, что рано или поздно все равно придется протащить сюда фотоаппарат. Я оторвал взгляд от статуэтки и энергично кивнул:

— Да, представьте нас друг другу, пожалуйста.

Прошло три недели. И теперь стоило мне смежить веки, как букашки букв начинали мельтешить перед глазами. Стоило поднять взор на безоблачное небо, как оно покрывалось каллиграфической вязью. Я литрами пил кофе, а в перерывах глотал коктейли из амфетамина с шампанским.

М’Квийе давала мне уроки по два часа каждое утро, а иногда и по два часа вечером. Как только я набрал достаточно знаний для самостоятельной работы, я добавил к этому еще четырнадцать часов.