Туманы сами не рассеиваются - Карл Вурцбергер

Звуки рояля, доносившиеся из Хеллау, стали более громкими. Кто-то с увлечением играл модную песенку. Блок начал тихонько напевать: «Весь Париж мечтает о любви…» Играли в одном из первых домов на окраине деревни. Через некоторое время раздались бравурные звуки быстрого фокстрота. Потом музыка прекратилась.

— Неплохо, — прокомментировал Петер Блок. — Наблюдение за местностью под музыку! Мог бы поиграть еще…

Улиг улыбнулся. Кто не знал об увлечении Петера танцевальной музыкой! Он каждую свободную минуту проводил у приемника. Стоило больших трудов убедить Петера не слушать передачи западных радиостанций…

Звуки рояля полились снова. Теперь музыкант дал волю своей фантазии. А через какое-то время зазвучала старинная народная песня «Ты, моя тихая долина…»

Вскоре песня стихла.

— Жаль. Дай мне на минутку бинокль, — попросил Петер.

Девушки в цветастых платьях расположились на траве на краю дороги. Они что-то обсуждали. Вдруг Петер увидел, как из леса вышел человек в сером плаще и пошел по полю вдоль дороги. На мгновение остановился около девушек, обменялся с ними несколькими словами, затем провел рукой по волосам и исчез за холмом. Вскоре пограничники услышали удаляющийся рокот автомобильного двигателя.

— Сколько времени провел он в лесу? — спросил Улиг.

— Трудно сказать. Гулял, наверное! Погода-то вон какая! А что?

— Да так. Занеси его на всякий случай в журнал наблюдений.

Рэке ехал на велосипеде во Франкенроде по круто спускающейся дороге. В Хеллау надо было обсудить кое-какие дела с бургомистром. У первых домов во Франкенроде ему встретился председатель сельскохозяйственного кооператива Мехтлер. Рэке притормозил.

— Здравствуй, председатель! Что нового? Как работают наши ребята?

— Спасибо, Вальтер. Работа кипит! Если погода удержится, в три-четыре дня все закончим.

— Как чувствует себя Форг?

— Как и всегда, трудолюбив. Правда, ерунды в голове, еще много. Со старыми корнями всегда больше работы. Но все относятся к нему хорошо.

Мехтлер пошел дальше, но на полпути обернулся.

— Вот еще что, Вальтер. Чуть было не забыл. Прейслер вчера сказал мне, что в деревне поговаривают об удивительных вещах. У вас стало одним меньше. Ходят слухи, будто Болау разбил стекло в часовне и поэтому его перевели, а дело замяли. Правда это? Вот и все. Будь здоров!

Рэке слушал, насупив брови, «Надо сказать людям правду, тогда слухи прекратятся», — решил он.

Фридрих сидел у себя в кабинете за стопкой документов.

— Вовремя тебя принесло. Поможешь мне! — встретил он лейтенанта. Но Рэке было не до шуток.

— Рад, что и тебя застал, Карл, — обратился он к Эбенеру, сидевшему тут же.

— Опять где-нибудь пожар? — спросил Фридрих и предложил Рэке сесть.

— Да еще какой! — Рэке рассказал все, что услышал от Мехтлера. Пока он говорил, Эбенер подошел к столу и подал ему несколько записок.

Рэке начал читать записки. В них говорилось о том, о чем он узнал от Мехтлера, а в одной даже было названо имя Болау.

— Откуда они у тебя?

— Одну нашел сам, остальные принесли Фобиш, Манегольд и Восольский.

Рэке нервно заходил по комнате.

— Проклятие! Что же происходит? Вот уже несколько месяцев одно происшествие за другим. Неужели вы никого не подозреваете?

Эбенер пожал плечами:

— А что поделаешь? Эти бумажонки печатают на машинке, а в деревне их не меньше тридцати. Да и к тому же мы не знаем, где их печатают. И это еще не все. В воскресенье утром Хинцман опять с паперти делал всякие намеки. Он, правда, не называл имен, но дал понять, что кое-что знает. Между прочим, он впервые за долгое время отговаривал крестьян выходить на работу. И хотя сейчас самая горячая пора, на поле почти никого не было.

— Может быть, он имеет прямое отношение к происходящему?

Фридрих задумался, покачал головой.

— Нет. Я его слишком давно знаю. Он честный человек. Писать анонимки он не станет. Меня он уже избегает. Кстати, Восольский у него часто бывает?

— Не знаю. Так или иначе, мы должны больше думать о Хинцмане. Завоевать его — значит привлечь на нашу Сторону полдеревни.

— Знаю. Но почему пастор избегает меня, вас, а с Восольским ведет задушевные беседы?

— Ты подозреваешь, что учитель ведет двойную игру?

— Утверждать это я не могу, но на заставе Восольский чувствует себя как дома. Он член группы содействия пограничникам. Он всегда выступает за нас. Хинцман, конечно, обо всем знает.

— На прошлой неделе учителя видели в городе в обществе Зимера, — заметил Эбенер.

Рэке был поражен.

— Зимер?! Что у них общего?

— Кто знает, что это значит! Во всяком случае, за Восольским надо последить.

Рэке в знак согласия кивнул. Вдруг он вспомнил, как когда-то Восольский разглагольствовал о «католическом уголке». Это не вязалось с его отношением к пастору. А теперь еще этот Зимер…

Было решено провести в деревнях собрания жителей. Рэке, вернувшись на заставу, рассказал Бергену о последних событиях.

— В любом случае мы обязаны пролить свет на случай с Болау. Кроме того, необходимо усилить контроль в населенных пунктах и серьезно отнестись к словам Тео. Во всем этом деле, по-видимому, участвуют опасные люди, и мы не должны упускать из виду ни одной мелочи.

— Согласен. Пойдем просмотрим журналы наблюдений. Может быть, почерпнем что-нибудь из них…

Гостиная старого охотничьего домика была полна народу, когда Берген открыл собрание. Сюда пришли все члены кооператива, Зепп Броднер и даже плотник Фальман. На лицах у многих была язвительная усмешка.

— Уважаемые жители Франкенроде, уважаемые товарищи! — начал Берген. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить о деле, которое, вероятно, беспокоит многих. Вы знаете, о чем идет речь. Когда полгода назад мы собрались здесь вот так же, как сегодня, я обещал вам, что приму решительные меры, если виновником окажется один из моих подчиненных. Тогда же я заявил, что мы не потерпим надругательства над религиозными чувствами верующих. Сейчас я снова повторяю это. Уже несколько дней, не могу сказать точно сколько, ходят упорно распускаемые кем-то слухи, что злоумышленником был пограничник, которого мы якобы перевели подальше отсюда, чтобы покрыть его. Из всех жителей только председатель кооператива пришел к нам и прямо спросил нас об этом. — По рядам пронесся шум. Берген продолжал: — Да, это был пограничник. Бывший пограничник!

— Значит, это не слухи! — крикнул кто-то.

— Минуточку терпения, я еще не кончил. Я сказал, он был пограничником! Как только нам стала известна вся правда, мы сразу же уволили его из немецкой пограничной полиции. Вскоре он предстанет перед судом и ответит за свои преступления.

Бергену пришлось остановиться: голос его потонул в шуме. Выждав, пока сидящие в зале успокоились, он заговорил снова:

— Каждый из вас знает, что ни одно преступление не остается незамеченным! Солдат, вставший на путь преступления, оказался морально опустившимся человеком. Он не достоин носить форму пограничника, и поэтому мы без сожаления расстались с ним. А теперь давайте обсудим, как нам улучшить нашу работу.

Последние слова Бергена потонули в аплодисментах. Начальник заставы сел. Теперь уже никто не верил слухам. Старый Форг вскочил со своего места и заговорил:

— Правильно, господин Берген, правильно! Я верю вам! Если бы ваш солдат не потушил тогда пожар в нашем доме, лежать бы нам с женой на кладбище. С тех пор я стал уважать вас, пограничников. А тем, кто наговаривает на вас невесть что из-за одной паршивой овцы, должно быть стыдно!

Старый Форг закашлялся. Подавив кашель, он хриплым голосом продолжал:

— Раз уж мы собрались здесь, давайте покончим с недомолвками. — Повернувшись к Фальману, он спросил: — Вот ты, Пауль, помнишь, как ты мне говорил: «Пограничники заодно с браконьерами. Ворон ворону глаза не выклюет»?

Все повернулись в сторону Фальмана и с напряжением смотрели на него. Вид у Пауля был растерянный. Видно, в этот момент он готов был сквозь землю провалиться.

— Это же было… это… листовка в деревне… я не то думал… — попытался он возразить.

— Ах, ты не то думал! Послушай, Пауль, ты не обижайся на меня. Пойми, так нужно. Для всех нас. Сейчас речь не о тебе. Скажи честно: что у пограничников общего с браконьерами?

Фальман сидел, не поднимая глаз.

— Что тут говорить… Бог свидетель, не думал я, что так получится. Откуда мне было знать, что это преднамеренная ложь!

— Вот вам, пожалуйста. Да что, у нас у всех глаза ослепли? Разве раньше бывало такое, чтобы полиция с людьми говорила, да еще извинялась, если в чем была не права? Неужели все мы забыли старого Баумана, расстрелянного эсэсовцами на горе под липой? Я сказал все!