Одна отвергнутая ночь - Джоди Малпас

Оглядываюсь, но вижу только других покупателей в нетерпеливом ожидании, ничего необычного, только мое тело кричит о том, что что-то не так.

— Три двадцать, пожалуйста.

Перевожу взгляд на стойку и вижу кофе Миллера в протянутой руке.

— Простите, — прихожу в движение и вожусь с кошельком, делая все возможное, чтобы успокоить дрожь, прежде чем вложить деньги ему в руку. Беру стаканчик и медленно разворачиваюсь, глазами мечась повсюду в поисках чего-то, хотя я и представления не имею, чего именно. Меня душит тревога. Нечем дышать. Осторожными шагами направляюсь к выходу, глазами изучая каждого, кто встречается мне на пути. Ни один из них не смотрит на меня в ответ. Никто, кажется, во мне не заинтересован. Я бы списала свой дискомфорт на паранойю, если бы внутренняя тревога не продолжала грохотать, как петарды.

— Мисс, ваша сдача!

Приглушенный крик продавца не заставляет меня остановиться. Ноги передвигаются на автомате, как будто с одержимостью унося меня подальше от источника страха, даже если его источник не совсем ясен. Я вырываюсь за пределы кофейни, надеясь, что свободное пространство восстановит мою рассудительность и спокойствие. Не выходит.

Ноги несут меня по улице уверенным бегом, я постоянно оглядываюсь и каждый раз ничего не нахожу. Злюсь на себя, но не могу заставить себя замедлиться, не уверена, стоит ли мне быть благодарной за это или напуганной. Увеличивающаяся дрожь в теле говорит мне бояться. Мои шаги ускоряются, легким мгновенно перестает хватать воздуха, когда я лавирую между прохожими, глупо осторожничая, чтобы не пролить и не уронить кофе Миллера. Колоссальное облегчение приходит, когда в поле зрения появляется здание, в котором расположена квартира Миллера, быстро оглядываюсь и вижу… что-то.

Мужчина. За мной следует мужчина в капюшоне.

И это утверждение, оседая в голове, посылает сигнал ногам. Шаг молниеносно ускоряется, и я фокусируюсь на дороге впереди, не замечая окружающих. Образ человека в капюшоне, расталкивающего людей, спеша за мной, все, что я вижу. Грохот сердца — все, что я чувствую.

Забегаю в холл и спешу к лифту, в этот раз автопилот не ведет меня к лестнице. Сейчас автопилот отчаянно пытается унести меня подальше от скрытой тени.

— Лифт сломан, — кричит консьерж, и я резко замираю на месте. — Техник уже едет, — замечает он, прежде чем вернуться к своему месту.

Рычу от злости и бегу к лестнице, при этом пытаясь собраться с мыслями. Дверь лестничной клетки врезается в стену позади меня, и я мчусь по бетонным ступенькам, перепрыгивая сразу через две. Смесь затрудненного дыхания и стук шагов с шумом отлетает от стен, заполняя воздух вокруг.

А потом громкий стук снизу заставляет меня резко остановиться на шестом этаже.

Я застываю, ноги отказываются двигаться совсем, и слышу, как эхо этого стука несется вверх по лестничным пролетам, в конечном счете превращаясь в ничто над моей головой. Я задерживаю дыхание, внимательно прислушиваясь. Тишина. Легкие горят, требуя хоть немного воздуха, но я им в этом отказываю, концентрируясь на тишине вокруг и на непрекращающемся страхе, стягивающем похолодевшие вены. Секунды тянутся, и я осмеливаюсь сделать шаг вперед, выглядывая вниз над перилами, не вижу ничего, только ступеньки, перила и холодный, серый бетон.

Закатываю глаза, думая, что веду себя просто смешно. Это мог быть просто бегун. Их сотни на улицах Лондона. Успокойся! Впустив немного воздуха в свои горящие легкие, я заставляю себя идти дальше, почти смеясь над собственной глупостью. Что, черт возьми, со мной не так?

Чувствуя себя идиоткой, начинаю отталкиваться от перил, но когда вижу руку, схватившую перила несколькими этажами ниже, я застываю. А потом я с тихим ужасом наблюдаю, как рука движется вверх по перилам, приближаясь, только стука шагов по бетонным ступенькам нет, как будто у того, кто идет за мной, нет ног… или они не хочет, чтобы я узнала о его присутствии.

Мозг дает команду бежать, мне нужно убираться отсюда, только ни одна мышца не слушается. Я как будто вышла из строя, мысленно кричу в ответ на настойчивый поток команд в голове, оглушительный звонок мобильного прекращает мысленную баталию, сбрасывая мое сознание обратно в лестничный пролет. Проходит несколько спутанных секунд, и я понимаю, что телефон не мой. А потом я слышу громкие приближающиеся шаги. Не могу пошевелиться. Я никогда в жизни не была так напугана.

Ничто не функционирует — ноги, мозг, голос, ничего, но когда я слышу еще один стук двери внизу, сквозь меня будто проходит заряд энергии, приводя меня в действие, и я бегу оставшуюся часть пути. Чужие шаги ускоряются, что только приумножает мой страх и, соответственно, мою скорость.

Чувство облегчения практически сбивает меня с ног, когда я достигаю десятого этажа и, распахнув дверь, врываюсь в холл, который принесет мне безопасность. Вид блестящей черной двери Миллера, возможно, самое желанное зрелище всех времен — самое желанное до тех пор, пока входная дверь не распахивается и я не бегу к полуголому, встревоженному Миллеру.

— Миллер!

— Ливи? — Он направляется ко мне, чем ближе мы оказываемся, тем сильнее распахиваются его сонные глаза, пока не становится достаточно очевидно, что он окончательно очнулся ото сна и задается вопросом, какого черта происходит.

Я бросаю кофе и кошелек и подбегаю к нему, прячась в его руках, паника теперь стихает, уступая место эмоциям:

— Господи, — выдыхаю, позволяя ему поднять меня так, что оказываюсь полностью прижата к нему, в безопасности его обнаженного торса, крепким захватом он держит меня за шею одной рукой и под попу другой. — Кто-то шел за мной.

— Что? — Сила в его крепких руках не ослабевает.

— Кто-то на лестнице. — Слова разрываются прерывистыми вдохами, но я стараюсь проговорить их все, несмотря на измученные легкие. Я и не представляла раньше, как устала от бега. — Кто-то меня преследовал.

Он вдруг отрывает от своего полуобнаженного тела мои обмякшие конечности, стараясь освободиться.

— Ливи.

Качаю головой, прижимаясь к его шее, не хочу его отпускать. Знаю, куда он пойдет.

— Прошу, не надо, — умоляю я.

— Ливи, пожалуйста! — кричит он, нетерпеливо меня отстраняя. — Пусти! — его злость меня не пугает, и я цепляюсь за него, внутри поднимается тревога, но мое упорство прервано жутким криком и поспешными движениями, которые отстраняют меня от него. За долю секунды он ставит меня на расстояние вытянутой руки. Мои глаза полны ужаса, его злости. — Стой, — приказывает он, медленно убирая от меня руки, убеждаясь, что я сделаю так, как мне велено. Всепоглощающий страх не дает мне сделать что-то еще.