Рудники - Евгений Старухин

— Опять очередную гадость припас? — с подозрением прервал меня кот.

— Так вот, он просил передать, что у вас есть одно желание.

Они оба уставились на меня, уронив челюсти, даже работать перестали.

— Охренеть! — на выдохе произнес молчаливый кобольд.

— Да! — подтвердил болтливый кот.

— Работать! — раздался рядом тихий, но внушительный голос Правого, о котором уже даже успели забыть.

Работа опять закипела. На некоторое время воцарилось молчание. Только грохот ударов кирки по жиле разгонял тишину. Но кот всё же не выдержал.

— Вот как? Как тебе это удалось? Откуда такое счастье? Что ты такое пообещал, что он выдал нам желание? Может, ты нас в рабство продал?

— Опять ты про рабство! Да, желание не должно выходить за рамки разумного.

— Умка, как думаешь, что у него находится в рамках разумного?

— Не знаю, но мне кажется, что его рамки куда как широки… — развернутый ответ кобольда явно говорил, о его шоке. Да и кот до этого к нему напрямую особо не обращался, разве что подколоть пытался.

— Умка? — не смог я сдержаться.

— Ну а как его еще называть? Рус? Уам? Четыреста сорок девятый? Вот "Умка" подошло как нельзя лучше.

— Лесовик, ты извини, но пока мы даже не знаем, насколько круто то, что ты для нас сделал. Так что с размером нашей благодарности будем определяться завтра, после беседы с Главным инспектором.

— Согласен. Я вас не тороплю совершенно.

— Мда, озадачил ты, конечно… — пробормотал кот, долбя киркой.

Взгляды у обоих моих коллег сейчас были где‑то глубоко внутри жилы. Они явно были не со мной. Дальше работа до самого отбоя, разрешенного нам Правым, шла в полном молчании. Каждый думал о своем. К тому же примерно час назад кот потащил наверх тележку с рудой. А уж кобольда вытянуть на откровенный разговор я даже не пытался.

День тринадцатый

Проснулся я за два часа до гонга, к тому же на весьма далеком от него расстоянии. И это не могло не радовать. Кобольд тихо похрапывал во сне. Когда же перевел взгляд на правого, то встретился с направленным на меня взглядом. Тот своим посохом указал на жилу. Мда, похоже отлынивать не удастся. Интересно, он когда‑нибудь спит?

Кобольд проснулся только через два часа, получив посохом по ребрам. Сдается мне такой вариант пробуждения ненамного лучше этого мерзкого гонга, если вообще лучше. Тем не менее, кобольд молча приступил к работе. Кот появился у нас только спустя два часа после пробуждения кобольда. Оказалось, что он задержался посмотреть спектакль. Он вручил нам две миски привезенных в тележке, а сам начал вгрызаться в жилу и рассказывать. Отчего‑то возникло впечатление, что он прячет свое лицо от нас. Странно, с чего бы это ему делать? Долбя жилу киркой, он рассказывал, что там происходило.

Оказалось, что эта незатейливая труппа актеров разработала свой собственный сценарий и начала его демонстрировать. Сценарий был на уровне тупых комедий начала кинематографа, когда все друг дружку пинают и используют дебильные шутки. Публика их освистала, после чего Главный инспектор настоял, чтобы ему всё же показали оригинал. Это привело к нешуточной драке всех со всеми. Как выяснилось, никто не хотел исполнять роль Эмануэль. Тогда, опять же веским указанием Главного инспектора на роль был назначен Гремлин.

— Западло! Это западло! — орал он, но Главному инспектору надоело это слушать, он применил какое‑то заклинание, которое заставило гремлина молча выполнять все приказы постановщика.

Затем Главный инспектор помог с костюмами, ну как помог… Рядом с ним стоял постановщик спектакля и говорил, кто должен как выглядеть и по мановению пальца актер оказывался таким, каким видел его режиссер.

Дальше, по словам кота, началось форменное безобразие. Муж отдавал свою собственную жену всем подряд. Как выразился кот, то один ее отпердолит, то другой, то третий, а то вообще чуть ли не скопом. Еще он сказал, что гремлин плакал, когда играл свою роль, но беззвучно.

Досмотрев все действие до конца, Главный инспектор завернул какую‑то витиеватую матерную конструкцию о том, что он знал, что люди извращенцы, но не предполагал насколько. И еще он порадовался, что уехавший Эмануэль этого не видел. После чего он лично забрал гремлина со сцены и куда‑то увел. Все были шокированы происходящим. Конечно, многие были шокированы не содержимым спектакля, а тем как это перенес гремлин.

— Ты знаешь, по — моему, он сломался, — закончил свой рассказ кот, уронив кирку, — Я этих слез, наверное, никогда не смогу забыть. Как же я его презирал до этого за его эти понты, понятия и всю эту наносную шелуху. А оказывается он этим действительно жил, иначе не смог бы так плакать. А ведь по понятиям, его опустили. Я даже не думал, что можно так оплакивать свое положение. Жалко его, вот честное слово. Ведь опущенный — всегда изгой, и для него теперь нет пути назад. Он даже хуже теперь чем никто. Знаете, до этого думал, что после спектакля будет масса шуточек и подколок. Но после этого не у кого на лице не видел даже небольшой улыбки, всех как будто придавило что‑то. Это было очень тяжело. Ты даже не представляешь насколько.

И кот замолчал. Даже правый нас не подгонял. Я пытался представить, что перенес гремлин, и не мог. Мне самому стало настолько противно, будто я затеял весь этот спектакль. Мы сидели и молча смотрели каждый в свою сторону.

— Его не оставят одного. Ему помогут, — неожиданно произнес Правый, спустя пять минут молчания. И эти простые слова почему‑то принесли облегчение. Очень хотелось ему верить, — Не беспокойтесь о нем. Вас ждет работа.

Мы встали и начали долбить жилу. Звук ударяющихся кирок вначале сильно бил по ушам, но потихоньку сосредоточенность на работе брала свое и нас всех попустило. Кот вскоре опять увез тележку наверх. Когда же кот вернулся обратно, кобольд произнес:

— В следующий раз тележку повезу я.

— Почему? — поинтересовался кот.

— У меня есть желание для Главного инспектора.

— А подробнее?

— Нужно убрать гремлина с этого рудника. Он не сможет здесь больше находиться.

— Но ведь, Правый сказал, что о нем позаботятся, — кот ткнул пальцем в сторону сидящего надсмотрщика.

— А ты знаешь, насколько далеко простирается его забота? — кот отрицательно помотал головой, — И я не знаю, так почему бы не потратить свое желание на благое дело?

Я повернулся к Правому:

— Можно мы все сходим к главному инспектору, чтобы попросить его об этом?

— В этом нет нужды. Он сам здесь будет, ближе к вечеру. Тогда и попросите.

— Хорошо.