«Если», 2012 № 01 - Журнал «Если»

— Мне просто не верится, что Гиббон рушил станцию с ведома и попустительства Дульчи. Пусть даже она втрескалась по уши. Умная женщина постаралась бы найти другой выход.

— Ага, как же… Ведь это она помогла Гиббону туда пробраться. Какой еще мотив у нее был?

— Ну, давай подумаем. Например, ей потребовался Гиббон, чтобы вытащить кого-то из Карцера. Устроить побег ее настоящему любовнику. Если так, то все складывается. Она нанимает Гиббона, объясняет, что и как делать. Он идет и делает. Потому и захватил с собой болторез — перекусить решетку. Вывел ее дружка из камеры, посадил на велосипед. А потом оглянулся…

— И смекнул, что станция совершенно беззащитна. Плод созрел, срывай да ешь… По-твоему, это умная женщина? Подпустила знаменитого диверсанта к самому важному из отцовских объектов…

— Да, не слишком предусмотрительно, — кивнула Арабелла. — Но ведь она присматривала за происходящим.

— Присматривала? Это как же?

Сестра упомянула про свой полет на воздушном шаре.

— В ту самую ночь она была здесь и прекрасно все видела.

Эндрю развернул газету и ткнул пальцем в расплывчатый овал с ушибленным Гиббоном, который держался за голову и заваливался на спину.

— Кажется, теперь понятно, откуда взялось вот это. А я принял за само собой разумеющееся.

Сестра взглянула, куда он показывал. То, что она приняла за растяжку или деталь конструкции, на самом деле было тем самым болторезом, предназначенным, по гипотезе Арабеллы, для вызволения узника, а по рассказу Эндрю — для диверсии. Но болторез вовсе не падал…

— Боже мой! — ахнула Арабелла. — Кто это?

Эффект был поистине ошеломительным. Будто рассеялся клубящийся вокруг Гиббона туман и появился силуэт: кто-то, закутанный в белое, который держал болторез как дубину. Вовсе не случайно диверсант-канатчик получил в ту ночь роковой удар.

Но заметить этот смутный силуэт нелегко — отвлекают детали первого плана: четкая каменная кладка, массивные болты, крепящие станцию к стене. Чуть расслабишь зрение, и белый призрак растает в тумане.

— Отлично, — со странным удовлетворением кивнул Эндрю. — А теперь вопрос: кому не терпелось треснуть Гиббона по черепушке?

— И кому же?

— Нашему старому приятелю Пардо! Кому же еще? Его ведь унизили, зашвырнув в Клепсидру. Гиббон и не догадывался, кого ему поручено вытаскивать из тюрьмы. Если и понял, то было уже слишком поздно. Как полагаешь, она и это запланировала?

Арабелла задумалась. В то, что Пардо — невинная жертва жестокого розыгрыша, ей верилось легко. Но чтобы он оказался еще и тайным возлюбленным Дульчи… Сомнительно как-то. Такая женщина и счетовод из конторы… С другой стороны, чем не объяснение непомерному гневу ее папаши: с виновником крушения кабины он расправился прямо-таки люто. И тем самым разорвал нежелательную связь…

Представилось, как Дульчи в бальном платье следит за побегом сверху. Вот ее избранник появляется из камеры, вот он бьет Гиббона по голове тем самым инструментом, что был применен для его вызволения. Неожиданный, мягко говоря, поворот событий.

— Все-таки это выглядит дико, — сказала она. — После того как Гиббон отрубился, а Пардо или кто-то другой завладел его велосипедом и дал деру, как вышло, что о случившемся узнали «обезьяны»?

Арабелла вообразила картинку: Дульчи в бальном платье бежит по улице, застревая шпильками в брусчатке, — ей надо спешно донести весть до врагов отца…

— Версия у тебя ошибочная, но в другом отношении. Надо получше рассмотреть сцену драки.

В овале рядом с туманным изображением загадочного незнакомца, бьющего Гиббона по голове, люди в вечерних костюмах дрались среди станционных распорок и растяжек. Вечерние костюмы? Арабелла пригляделась к бойцу, замахнувшемуся ломиком: на нем белый фартук. У другого висит на шее дегустационная ложка — стало быть, он старший официант.

— Канатчики частенько подрабатывали на раутах, — пояснил Эндрю. — Швейцарами, сервировщиками, официантами. На больших балах, бывало, собиралось до половины городских канатчиков. И уж конечно, «паукообразные обезьяны» тут первые, им вечно денег не хватает. Когда лупят их вожака, что они делают? Правильно, все бросают и бегут на выручку. Стоит ли удивляться, что станция не выдержала такую толпу.

Из-за угла здания появилась кабина, ею управлял тот самый вагоновожатый. Арабелла представила его в белом фартуке.

Точно, старый знакомый!

Она двинулась к вагоновожатому. Завидев Арабеллу, тот вышел из кабины.

— Я тебя видела раньше, — сказала она. — У нас дома. Прошлой зимой, на званом ужине. Мама это дело терпеть не может, но если никак не отвертеться, закатывает пир на весь мир. Память у меня неплохая, и все же половину гостей я до сих пор не знаю по именам. Когда я была маленькой, сидела на верху лестницы и смотрела, пока меня не прогоняли.

— Стол с напитками, — сказал парень. — Содовая. Иногда со льдом.

— Со временем тебе доверят что-нибудь поответственнее.

— Жду и надеюсь.

Тот ли самый вечер она вспомнила? Все приемы в ее памяти как будто смешались в один. Сплошной гул голосов, в него иногда вторгается громкий смех. Дым большого камина — в обычные дни его не топили из-за плохой тяги. Бархатные покрывала на креслах и диванах. Как-то раз на одном из этих покрывал Арабелла прикорнула не раздеваясь, и ее разбудил пьяный гость. Он все пытался посадить девочку к себе на плечи, пока она не убежала крича в свою комнату.

Но ей не удавалось припомнить этого канатчика возле стола с напитками. Он ей попался на глаза наверху, вернее, когда украдкой поднимался по лестнице. Тогда она предположила, что где-то там родители выделили помещение под временный склад, но теперь возникли сомнения. Лестница очень уж крутая и узкая, таскать вниз продукты и напитки неудобно. Кого же обслуживал наверху, да еще и в обстановке секретности, этот парень?

— Нет, — уверенно возразила она. — Не у стола с напитками. И не внизу.

— Ты меня тогда напугала, — улыбнулся канатчик. — Выскочила из темноты, прямо как привидение.

Арабелла со смущением вспомнила, что на ней была тогда самая лучшая, с вышитой каймой, ночная рубашка. Да, жаль, что не нашлось времени получше подготовиться к встрече…

— И почему бы тебе не сказать «как ангел»? — спросила она.

— Да уж, слово неподходящее. Но признаюсь: ты мне тогда показалась… невесомой.

— Чем ты сейчас занимаешься? — поинтересовалась Арабелла. — Решаешь, кого из подружек бросить, когда закроются канатные дороги?

— Я уже принял решение. Давно. Только притворялся, что раздумываю. Но если бы не решил…