Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России - Кристин Воробец

Краинский утверждает, что три подлинных жертвы кликушества (36-летняя Неонила Титова, 24-летняя Марья Алексеева и 33-летняя Марья Федорова), чьи мужья не жили в деревне по причине отхожего промысла или службы, также были жертвами сексуальной неудовлетворенности. В случае Неонилы Краинский отмечает, что ее сексуальная активность была сильно снижена из‐за ухода супруга. Он также объясняет длительным отсутствием мужа «отсутствие сексуальной потребности и продолжительную ее неудовлетворенность» у Марьи Алексеевой, тогда как в случае с Марьей Федоровой он заметил, что у нее имеется повреждение яичника[587]. Из его записей следует, что Марья Федорова умышленно не вступала в половую связь с мужем в течение трех месяцев болезни, потому что не хотела ни заразить его, ни забеременеть в таком состоянии[588].

Считавший патриархат естественным порядком, Краинский приписывал женщинам, которых он обследовал в Ащепкове, противоестественные сексуальные практики. Ослепленный патриархальными представлениями, как и его коллеги-медики, он не мог ставить «объективные» диагнозы. Временами он мечется между представлениями о повышенной сексуальности женщин, требующей периодического высвобождения, и викторианскими представлениями о дискомфорте секса для женщин. Отказавшись от мысли, что Неонила Титова и Марья Федорова могли пытаться контролировать рождаемость, Краинский приходит к выводу, что они были сексуально неудовлетворены. Ему также, по-видимому, не приходило в голову, что эти женщины могли негативно реагировать на продолжительное отсутствие своих мужей не из‐за сексуальной неудовлетворенности, а из‐за непосильного бремени, с которым они сталкивались при ведении домашнего хозяйства без мужчин. Недуг другой ащепковской кликуши – 32-летней Акулины Семеновой – Краинский объясняет боязнью сексуальных отношений, так как та рассказала ему, что болеет со дня свадьбы[589].

Но хотя Краинский и следует примеру современных ему европейских и российских психиатров, ища сексуальную этиологию для женского поведения и болезней, он не сосредоточивается исключительно на женских половых органах и сексуальном опыте. Он с сочувствием исследует семейные истории и, в некоторых случаях, трагический опыт кликуш. Впоследствии российские психиатры свяжут начало приступов кликуш с травмирующими периодами в их жизни, не обязательно связанными с сексуальным опытом[590]. Краинский также приходит к выводу, что некоторые физические недуги кликуш имеют органические причины. Так, например, он объясняет боли в груди диспепсией и последствиями неправильного питания. Он обнаруживает, что у некоторых женщин наблюдаются симптомы истощения, анемии и других расстройств, которые

существуют годами, иногда чуть не всю жизнь, когда внезапно брошенная ей мысль о том, что она испорчена, сразу поражает ее глубоким убеждением, и она становится кликушею, присваивая себе все те явления, которые она наблюдала у других кликуш[591].

Более важным, чем органическое объяснение некоторых физических недугов кликуш, мне представляется вывод Краинского о том, что физиологические корни их психического состояния относятся скорее к сомнамбулизму, чем к истерии. Определяя, страдали ли ащепковские кликуши от сомнамбулизма или истерии, Краинский исходит из двух предпосылок: истерики не склонны к амнезии, не реагируют на искусственные раздражители во время припадков и не поддаются гипнозу, тогда как страдающие сомнамбулизмом легко поддаются гипнозу, поскольку гипноз дублирует существенные черты этого состояния. Все кликуши, которым Краинский ставит диагноз сомнамбулизм, хорошо поддавались гипнозу и всегда реагировали на аммиак, который он давал им нюхать во время приступов.

У всех кликуш, – пишет Краинский, – наступала полная амнезия, при том совершенно без всякого внушения. Выпадает из памяти не только период сна, но и сам факт сна. <…> Эта амнезия совершенно тождественна с тою, которая наблюдается у кликуш по отношению к их припадкам, и даёт основание думать, что во время кликушного припадка кликуша находится в сомнамбулическом состоянии.

Определив кликушество как форму сомнамбулизма, Краинский предостерегает психиатров от того, чтобы называть истерией все, что не имеет органических причин[592].

Подчеркивая сомнамбулический характер кликушества, Краинский выделяет положительные черты, присущие кликушам, и отрицательные качества, свойственные страдающим от истерии. В этом отношении он придерживается концепции существования «истерического типа личности» или «истерического темперамента», в соответствии с которым их носителям свойственны некоторые неприятные черты – концепции, которую поддерживали современные ему немецкий психиатр Пауль Мёбиус, его британские коллеги, а также философ Отто Вейнингер[593]. «У кликуши, – говорит Краинский, – нет эгоизма, свойственного истеричным; она, наоборот, кротка и терпелива». Опять же, в отличие от страдающих от истерии, кликуши не проявляют ни признаков лживости и хитрости, ни чувства гнева; кроме того, их «сознание и все душевные процессы нормальны». В то время как жертвам кликушества свойственна та же театральность во время припадков, что и жертвам истерии, Краинский утверждает, что кликуша действительно страдает в это время. В то же время Краинский противоречит своему же определению кликушества к разновидностям сомнамбулизма, отмечая, что во время припадков кликуши всегда контролируют свои движения и имеют в поведении конкретную цель – облегчение своей жизненной участи. Сомнамбулизм же подразумевает действия, совершаемые непроизвольно под руководством подсознания. Диагноз сомнамбулизма, который предлагает Краинский, фактически фокусируется на том периоде, когда после приступа кликуша лежит без сознания от нескольких минут до нескольких часов, и на том, что она ничего не помнит о приступе после пробуждения[594].

Г. Б. Гроссман из Оршанской поликлиники Харьковского университета был одним из немногих психиатров, поддержавших выводы Краинского относительно того, что кликушество не является истерией. Основываясь на обследовании одинокой женщины (принятая в психиатрии практика), он также пришел к выводу, что кликуши не испытывают изменений в ощущениях, движениях или сосудодвигательной (вазомоторной) системе. Он писал, что в припадках кликуш

…нет истерогенных зон. Все психические функции продолжают оставаться нормальными: не наблюдается лживости, коварства или гнева, которые часто наблюдаются при истерии. Больные хорошо питаются и не имеют признаков дегенерации. Им не свойственны непостоянность, неуравновешенность, капризы и раздражительность. У них нет бреда и галлюцинаций, типичных для большой истерии.

Кроме того, Гроссман утверждает, что гипноз эффективно избавлял кликуш от болей в животе и страха перед святыми предметами, по крайней мере на время[595]. Таким образом, он разделял с Краинским понятие «истерического темперамента». Оба психиатра также были единогласны относительно отсутствия у кликуш галлюцинаций.

Среди психиатров и неврологов, не согласных с тем, что Краинский определял кликушество как форму сомнамбулизма, фигурирует Владимир Бехтерев. Отвергая призыв Краинского не классифицировать кликушество как истерический невроз, он, во-первых, утверждал, что стереотипные модели поведения кликуш, далеко отстоящие друг от друга во времени и пространстве, доказывают, что кликушество является патологией, а не притворной болезнью. Противник представлений об истерическом типе личности, Бехтерев характеризовал как подлинное заболевание и истерию. Затем он определил, что