Ребро медали - Виктор Викторович Емский

– Так, – сказал он, когда замполит наконец заткнулся. – У меня кое-что есть.

Он уперся взглядом в Яреева. Тот ему мило улыбнулся. Царь решил судьбу не испытывать и поднял Батона. Оказалось, что у Абакумова за пять рабочих дней записано в ведомости сорок нарушителей, а на самом деле их всего восемнадцать.

– Что ты можешь мне пояснить? – спросил Цапов.

– А бухих сколько оформлено? – спокойно переспросил Батон.

– Четыре, – заглянул в бумагу Цапов.

– Это много или мало за пять дней для первой смены?

– Насчет бухих хорошо. Но вот приписки…

– А сколько пьяных за эти дни оформили другие экипажи первой смены? Сказать? Скажу – ни одного на толпу! – Абакумов начал повышать голос.

– Да, в общем-то, к тебе претензий нет, присаживайся.

Царь, поняв свою ошибку, стал заниматься молодежью. И тут у него дело пошло! За последовавшие тридцать минут он заочно попересажал кучу инспекторов, в том числе и Баркасова, которого после головомойки стало трусить. Один Хрюша ничего не боялся и продолжал смотреть телевизор (правда, без звука), да Батон с Яреевым о чем-то шептались. Клейман же давно спал, уткнувшись головой в спинку переднего кресла.

Наоравшись, Царь распорядился:

– Десять минут перерыв, а потом строиться на плацу!

После того как рота построилась, Царь распорядился:

– Значит так. Второй взвод – по распорядку. А первому час даю на обед. Потом собираетесь у спортивного зала Управления в полном составе и сдаете физо. Профессиональной подготовки вам не хватает? Да, это упущение вашего командира взвода. Но сейчас за дело возьмусь я. Теперь вам хватит всего! Разойдись!

Клейман с Яреевым по домам не поехали, так как до заступления на службу оставалось меньше двух часов. Они направились в управленческую столовую. Баркасов, который был подчиненным Хайретшина, с унылым видом поплелся с ними.

Яреев на ходу говорил:

– Юрик, не будь остолопом. Не обедай. Сейчас нажрешься, а потом кругов сто по спортзалу дашь. Вот кайфово тебе будет!

* * *

В тот же день Яреев и Клейман регулировали движение на своих перекрестках. С первой минуты смены и до ее окончания лил холодный ноябрьский дождь. Он моросил постоянно, периодически усиливаясь и стихая, не прекращаясь ни на минуту. Через полчаса после начала регулировки туфли Яреева промокли насквозь и стали при ходьбе издавать чавкающие звуки. Он бы и рад был надеть еще дома ботинки, но ноябрь в южном городе был теплым и приказа о переходе на зимнюю форму одежды еще не поступало. А самовольничать в таких вещах в строевом подразделении непозволительно. Можно нарваться на неприятности.

Яреев, морщась от холода, задавал себе вопрос: какой модельер смог придумать такие неудобные туфли? Тончайшая подошва, маленький низкий каблук и узкий дамский носок. Плюс – кожа неизвестного науке синтетического животного. Он пришел к выводу, что автор этого изобретения – пассивный гомосексуалист в хорошем смысле этого слова. А тот начальник, который поставил свою подпись под документом, внедрявшим это парнокопытное чудовище в состав обмундирования для милиции, является партнером модельера по сексуальному времяпровождению. Причем во всех известных смыслах.

Разобравшись с этим вопросом, инспектор понял, что легче от этого не стало. По пятницам движение всегда шло из рук вон плохо. Всякие большие и маленькие начальники вякали по рации, ездили мимо, и поэтому спрятаться в автомобиле было нельзя. Приходилось торчать на перекрестке и маслать жезлом. Через два часа промокла даже резинка от трусов. Яреев давно привык к неприятностям такого рода, но все равно чувствовал себя мерзко и гадостно. Как только поток транспорта уменьшился, и крупные руководители разъехались, он позвонил Клейману и сказал:

– Ты как хочешь. А я еду в магазин за водкой и – сдаваться.

Тот, промокший не менее, горячо поддержал идею. Поскольку дорожных происшествий случилось в этот день много и кабинеты для оформления были заняты, после поездки в магазин решено было наведаться в помещение командиров взводов.

Прибыв в подразделение и сдав пистолеты доброму Валере Чернодольскому, они поднялись в кабинет и обнаружили в нем Хайретшина с Заваловым. Последний приперся на работу, а оказалось, что Царь дал ему выходной и забыл об этом сообщить. Поэтому, увидав ввалившихся с пакетами в руках инспекторов, Андрей страшно обрадовался. Хайретшин же, находившйся в состоянии прострации, сидел за столом и играл в компьютерную стрелялку.

Клейман спросил:

– Темирзяныч, ты не возражаешь, если мы тут немного полечимся?

– Делайте, что хотите, – вяло ответил Авиатор.

Завалов полез в холодильник и из угла морозилки достал свою личную стеклянную рюмку. Она стояла там еще с лета и находилась в постоянно замороженном состоянии, в связи с чем Андрейка никогда не боялся теплой водки.

Он рассказывал:

– Блин! Дождь, холодно… Так не хотелось сегодня работать. Но боженька за меня побеспокоился!

– Ты Царя с богом не путай, а то у него совсем крышу от таких почестей снесет, – заметил Яреев, расставляя пластиковые стаканы. – Помоги вон лучше. Вцепился в свою рюмку и скачешь как вор в депутаты.

Когда выпили по третьей, Клейман подошел к Темирзяновичу и сказал:

– Запиши нам по пять нарушителей и регулировку.

Последний встрепенулся, скрутил кукиш и, сунув его к лицу Клеймана, заявил:

– Видал? Шиш вам всем навстречу! Вы думаете, Цапов сегодня только личный состав драл за приписки? Он нам целый час мозги выносил. Поэтому клади материалы на стол, а я запишу, сколько есть.

Теперь дулю изобразил Клейман. Он дал Авиатору полюбоваться на нее, и сообщил:

– Вот тебе нарушители! У нас ничего нет, кроме мокрых трусов и носков.

– Я вам так и запишу. Каждому – ноль.

– Пиши.

Хайретшин нарисовал в ведомости два жирных ноля и вышел на галерею покурить. Клейман тут же пририсовал по маленькому кружку к верхней части нолей.

– По восемь получилось, – довольным голосом констатировал он.

– Зря, – сказал Яреев, – надо был написать одно единственное слово – дождь.

После четвертой рюмки по телу Яреева прошла волна блаженства. Начали согреваться мокрые ноги. Он откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, улыбался. Завалов рассказывал, что Дрозд сегодня получил майора. Звание ему действительно досталось на халяву. Он много раз возил командира полка в какие-то командировки и был у того в почете. А несколько месяцев назад попался на глаза, и командир удивился, почему это Ваня до сих пор капитаном ходит? И дал указание поставить Пернатого на соответствующую должность.

Неожиданно раздался вопль:

– Какого черта!

Вернувшийся Хайретшин заглянул в ведомость и