Галопом по Европам - Андрей Готлибович Шопперт

— Будем играть в индийских йогов, — почесав блондинистую голову кучерявую, сообщил капитану судна Пётр Христианович. — Куплю я их у тебя. Три тысячи гульденов? А ты знаешь, что бог есть? Он просто не может не есть. Две. Да. Ладно, три, так три, один раз живём. Только изготовление сюрприза на тебе. Три тысячи. Да у нас в России деревеньку небольшую купить можно. Или два фриза. Три тысячи?! Понимаю я, почему они у тебя в трюме лежат.

Сюрприз простой. В доски набили гвоздей и перевернули потом. Примерно пятисантиметровое острое жало торчит из доски. Из досок в пятидесяти метрах перед укреплениями сделали пол, шириной почти десять метров. Один недостаток у него есть. Гвозди торчат вверх. Не очень удобно ходить, да чего там, очень неудобно по нему ходить.

Янычары дошли и вошли. Гвозди в ступни им вошли. Нет, ещё каучука. С пластмассами вообще беда, потому подошву на сапогах делают из той же кожи, а каблуки, если их вообще делают, то делают из дерева. Сапоги на янычарах были, с тонкой кожаной подошвой и без каблуков. Больно-то как, когда гвоздь пятисантиметровый в пятку входит. Ужас как больно. И если сделаешь шаг вперёд, то и во вторую ногу получишь гостинец чуть тронутый ржавчиной. В трюме же хранились. Там всегда сыро.

Это редуты большие укрепления, флеши ещё. Шанцы они небольшие, да и народу у князя Витгенштейна раз, два и обчёлся. Метров четыреста — пятьсот по фронту. К сожалению, досок на весь этот фронт не хватило, если бы в одну доску расстелили, то и хватило бы, а так не хватило. Только по левому флангу метров сто, но природа чуть подыграла Брехту, берег Дуная был топкий. Недавно прошли дожди, вода поднялась, затопила часть поймы и сейчас уже почти полностью оставила завоёванные позиции. Только грязь раскисшая с намокшим илом остались. Янычары и раньше пробовали просочиться вдоль берега, но не тут-то было, и потому наученные собственным опытом товарищи жались к левому флангу укрепления. Они бы его и обошли даже, но там были навалены дубки срубленные, и никто пока туда не совался. Сунулись на доски.

— У! — А то.

— У! Вай, шайтан. — Снова встали красные. Получили по пуле в грудь или живот и легли. Встали следующие.

— Вай шайтан! — И эти легли. Четвёртым уже пришлось перелезать через пригорок из трупов товарищей и из раненых, которые голосили. И эти попали на гвозди. Так они все десять метров собственными телами и завалили. Нет, правее тоже лезли, но там была батарея, и она работала в упор просто ужасно эффективно. Особенно когда в общий гул вплетался рык единорогов.

А Брехт начал паниковать. Все его придумки хитрости и прочие подарки судьбы заканчивались, а не менее тысячи, а то и полутора тысяч янычар, преодолев и доски, уже оказались в пяти метрах от бруствера. Теперь между этой массой озлобленных шайтанов и горсткой защитников был только небольшой ров, никакой водой не заполненный, и холмик земли высотой около метра. И примерно три — четыре нападающих на одного защитника. И ведь не видно, что янычары деморализованы чудовищными просто потерями. Любое другое европейское воинство уже были салом пятки смазало, а эти прут со своими коротки, толстыми и кривыми саблями.

Пётр Христианович в Вене купил себе двуручный рыцарский меч. Не для этой битвы купил, купил на стену повесить. Чудовищная штука метра полтора в длину с полуметровой рукоятью и весом, как приличный лом. Точно с десяток кило. Что ж. Видно переоценили вы свои силы, товарищ генерал. Вот и настал последний и решительный. Эх, раззудись плечо, размахнись рука. Ты пахни в лицо, ветер с полудня!

— Эй, Кристианушка, а ну положь чужую железку.

Глава 26

Событие семьдесят четвёртое

Основная тенденция полководца должна сводиться к тому, чтобы добиваться намеченного генерального сражения и дать его при такой обстановке и при таком соотношении сил, которые обещали бы решительную победу.

Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц

— Примкнуть штыки! — Убежал братик с железкой. Собака! Большая собака. Сенбернар. А, ладно. Чёртушка.

Брехт отошёл на пару шагов назад, на специально насыпанную для него кучу земли поднялся. Ужас. Точно тысяча янычар прёт на его горстку. Тут же под ногами коробка с двумя пистолетами заряженными лежала. Вот для такого крайнего случая предусмотрел. Пётр Христианович вынул пистоли и пошёл к брустверу, на поясе ещё кортик, как у адмирала Синявина, не его, просто похожий. Тот жалко было в путешествие брать, всё же реликвия. Последнее дело, когда генерал-лейтенанты вступают в бой с холодных оружием. Это говорит о том, что и тактики из них паршивые, и уж подавно — стратеги.

Брехт шёл, к начавшейся уже схватке, кляня себя, и в то же время удивляясь. Всё же сделал?! Всё, что мог. Ну, не должны были янычары эти в красных платьях и шапках смешных дойти до бруствера. Какую силу воли надо иметь, чтобы видя гибель почти всего своего войска и понимая, что неприятель не потерял ещё ни одного человека, продолжать, как паровой каток, вперёд переть. Эх, умеют же турки бойцов создавать. Им ещё знания и умения князя Витгенштейна и цены бы вообще не было. Нужно потом узнать, если выживет, а была, а ну, да, а есть ли в Белграде школа этих янычар. Снова перепрошить пацанов в христиан и славян. Тьфу. Выжить-то вряд ли получится.

Пётр Христианович подошёл к шанцам и осмотрелся. Кристианушка с Петером, вон, отмахиваются от десятка лезущих через земляной вал янычар. Не просто это. Для янычар. Там ровик сначала сантиметров в семьдесят, потом метровый вал, да стенка не вертикальная, но довольно крутая. Когда городили этот бруствер, то земля была влажная и позволила шанцы построить очень приличные, особенно, если учесть, что без единой лопаты.

Брехт шагнул к братьям. На ходу разрядил один пистолет в почти перебравшегося через бруствер красного, и этим же пистолем, перехваченным за ствол со всей дури залепил по лицу следующего наползающего ворога. Чего-то сломалось. Да, много чего сломалось, и челюсть с носом у янычара, и ложа у пистоля. Запустив обломки в лицо очередному красному, Брехт выцелил командира явно, покрикивал товарищ на народ. Откричался сразу. Пуля в рот распахнутый вошла. Семнадцать с лишним миллиметров свинцовый шарик, специфическая закуска, не переварил её командир. Помер. И этим разряженным пистолем следующему