Антология современной уральской прозы - Владимир Соколовский

(Грёзка, 1992 г.)

— Вдруг Мурзик поднимает тост: «Кстати, об афоризмах! Я предлагаю выпить, мэ-э, за афоризмы и афористов Ашукина и Ашукину, которые даже в самые трудные годы — вы меня, мэ-э, понимаете?! — оставляли в своих сборниках цитаты, мэ-э, Иосифа...»

— Иосифа Прекрасного! — перебил его Боб.

Наши ринулись ему на подмогу:

— За афоризмы!

— За мудрость!

— За здоровье Ларошфуко!

(Сон-Обломов)

— А ведь Сталин подарил нам отца Боба! — вдруг подмигивает отчиму Капа. — Откуда его выселили: из Чегема? Ну откуда-то оттуда... И спасибо ему за это!

История иногда шутит вот так: отца Боба в самом деле Сталин выгнал с родины, но здесь он женился на русской, свою половину любит до потери сознания, даже не заметил, что произошла трагедия, что он лишился родины...

(Царёв, 1992 г.)

— Потом из кухни доносился спор Боба и Капы. «Ты встань на мою точку зрения!» «А ты на мою!» «Опять мы разошлись, пока я был на твоей точке зрения — ты была на моей...»

(Н. Г., 1992 г.)

— Не так. «Пока я был на моей точке зрения, я встретил много кого.» «А я на твоей — никого не встретила...»

(Грёзка)

«Сегодня на демонстрации Римма Викторовна взяла меня под руку! Сзади шел Сон-Обломов, и она мне шепнула: «Ваш Пьер Безухов однажды пришёл мне пересдавать... выпивши... отвечал очень сумбурно: «Не будем спорить: какое небо выше — Цветаева или Ахматова?.. Хотя, если назвать-выбрать тройку лучших поэтов, то Цветаева в неё всегда попадет, а Ахматова — нет...» Я пыталась вернуть его к доказательствам, категориям науки — не получилось. Думаю: выгнать, что ли?.. Но я люблю всё законченное, знаете, есть своя законченность в законченном подлеце, в законченном толстяке... Значит, Пьер не мог без загула обойтись... Поставила ему четвёрку.» Как я люблю Римму! И презираю Сон-Обломова!»

(1 мая 1970 г. Из дневника Дунечки)

— Вчера пила с Бобом... Из всего реального озона в жизни у него осталась одна я...

— Он тобой дышит, Грёзка?.. А Сон-Обломов? А идеалы? У него же теперь идеалы...

(Разговор в начале перестройки)

— В начале 87-го в школе сделали пятидневку для тех, кто без троек... И моя троечница-дочь стала на одни пятерки учиться? Вот что значит стимул... Я иду по проспекту — Боб навстречу. Что, говорит, нам ничего не напишешь, а? Да, отвечаю, хочу написать про пятидневку, надо? А он как закричит: стимул! Какой кошмар! А без стимула что — учиться не нужно? Что будет, когда стимул уйдет в минус? Хотела я ему сказать: то же, что стало со страной, когда в 17-м году стимул убрали, не стало заинтересованности, одни идеалы... Но не сказала. Человек работает в газете обкома партии — не поймёт уже.

(Н. Г., 1992 г.)

— Идеалы — это лучшее рвотное средство. Если надо промыть желудок — приносят идеалы, человека рвёт. Или внутрь, внутривенно... Но может привыкание возникнуть, как к наркотику. Если к идеалам возникло привыкание, то иных отходняк бьёт без идеалов...

(Грёзка, 1992 г.)

— Между прочим, партийные пайки продуктовые в редакции не брал никогда один Боб! Все остальные брали, как миленькие, а он стыдился...

(Посторонняя, 1991 г.)

— Когда Сон-Обломов хотел броситься под поезд, я пошла к Римме. Что вы наделали? Ведь Дуня хотела замуж за него идти!.. И Римма поняла: исправлю положение немедленно. Она Дуню обняла в коридоре: «Помните, я вам говорила про вашего Пьера! Как я его люблю: из той нашей встречи родилась моя новая научная статья «Широта и пределы истины». Хочу предложить ему заочную аспирантуру.»

(Н. Г., 1992 г.)

— Широта и пределы истины! А у нас, поэтов, это просто болит... А у них: широта и пределы...

(Грёзка, 1992 г.)

«Сегодня общежитие скинулось на пельмени. Послали Сон-Обломова в главный корпус — в буфет. Он купил две пачки замороженных пельменей и на обратном пути почувствовал непреодолимое желание полистать книги у киоска. Стоял полтора часа, и пельмени растаяли! Как я его люблю!»

(Из дневника Дунечки, май 1970 г.)

— Защиту Игоря отмечали в Голованово. Шли с электрички, и Капа вдруг у Боба спрашивает: как идёт подготовка к свадьбе?

— Не знаю, я сейчас здесь, а оно — там...

Капа от неожиданности сбросила вперед одну туфлю и на одной ножке поскакала к ней. Потом мне шепчет: то-то Евка начала толстеть — у них сообщающие сосуды уже. Боб вон худеет...

(Грёзка, 1992 г.)

— На свадьбе невесты было слишком много, а жениха — слишком мало. Помню обои под дерево — в ванной комнате. И в обоях, между извилистыми разводами, как бы дерева, глаза женские — из журнала «Огонек» вырезанные... Я сразу поняла, что Боб уже придумал это для своей ванной, хотя квартира-то Евкина. Значит, здесь они будут... мучиться...

(Н. Г., 1992 г.)

— На свадьбе Боба произошло странное событие. Все выпили и стали друг друга терять. Я сижу в кухне, плачу под видом чистки лука — салат такой луковый якобы делаю... Все без конца входят и спрашивают: «А где все? Ты, Четверпална, не знаешь, где народ? Куда они подевались?» В двухкомнатной квартире тридцать человек потерялись.

(Четверпална, 1980 г.)

— Мы уже были где-то за пушкинским перевалом, точно, мне уж 38 стукнуло... В магазине «Одежда» я услышала голос Капы:

— Мы эту куртку тебе купим, даже если мне придется ради неё пойти на панель! — Второму мужу она, кажется, говорила.

Какая-то дурная бесконечность, повторяемость. Я вспомнила: «Народу много. Бога нет». Как там Бог был ни при чем, так и на панель она не собиралась, а приёмы юмора, однажды отлитые в форму эпатажа, так и остались...

(Н. Г., 1992 г.)

— А помните, господа, деканша всегда давала Римме аудиторию пыток? В юридическом корпусе? Там на стенах плакаты, а на них людей распиливают, сжигают, подвешивают... И мы в этом окружении крови должны были о слезе ребенка у Достоевского... рассуждать...

(Царёв, 1980 г.)

— Как я вылетела из лаборантов? Очень примитивно. Деканша пальцем провела по стенду «Ленинианы» — пыль-с... А я уже все кандидатские сдала... Но Римма-то всё равно уже не была заведующей. Так что бедной Тане все были жребии равны.

(Грёзка, 1980 г.)

— Меня не выгнали, я сам ушел. Один раз спрашиваю Римму Викторовну: «Что-то вы часто нынче в деканат забегаете?» «А я уже два месяца как декан!» Всё, я решил, что пора... И правильно сделал... Уже через полгода она кулаком стучала по столу на Гемпель! За какой-то пустяк... Демократка Римма!..

(Царёв, 1980 г.)

— Глупые вы, ребята! Римма была вполне приличным деканом, просто от неё не ждали и этого... строгостей никаких не ждали. Но, скажем, травить она никого не травила — по приказу. Как старая деканша.

(Сон-Обломов, 1980 г.)

— Ночью не спала — думала, почему разрушительна энергетика мести? Вот Капа мстила Бобу два года — наконец женила его на Евке. И что? Сама стала серее серого... Ну, понимаю, когда человек время тратит на месть, это работа со знаком минус, потому что он свою душу за это время не строит! А во-вторых?..

(Н. Г., 1992 г.)

— Зла ведь нет, есть отсутствие добра. Она не зло делала! Она добра в это время не делала для себя, не растила себя...

(Грёзка, 1992 г.)

— Я с Галей Гринблат живу по соседству. У неё собака, и часто она заходит за мной, мы вместе прогуливаем её собаку. Причем пятно на боку у собаки — формы карты СССР: ходячая карта такая. А теперь Советский Союз развалился, и всё это выглядит грустно: когда Чейли к прохожим подбегает, словно спрашивает: «Куда мне теперь?» — все на нас смотрят. А раньше не смотрели, и мы мирно беседовали. Муж у Гали — еврей, а мы в юности не думали об этом, для нас же национальностей не существовало. А она и не могла за Царёва, за русского, выйти. У неё тоже принципы...

(Н. Г.,1992 г.)

— На выпускном Капа вдруг говорит Бобу: «Видела на днях Лариску с Димочкой — он вылитый ты!» Боб голову повесил, а Капа захохотала: «В суп?» Она любила напоминать, что Боб похож на петуха, пойманного хозяином для супа. Сидит петушок в корзинке и голову повесил: в суп. А кругом солнышко, курочки, он встряхнулся, закукарекал, но вспомнил: в суп... Хозяин, ловивший Боба в суп, оказывался то Лариской, то КГБ, то Евкой, но каждый раз Боб встряхнётся: солнышко, курочки... закукарекает...

(Сон-Обломов, 1992 г.)

— Ну и зачем она его раздразнила? Римма говорила речь, и сразу после её последних слов: «Будьте в первую очередь хорошими людьми!» — Боб вскочил:

— Тут все преподаватели говорили, что мы самые-самые, а вот на будущий год на выпускном они то же самое и другим выпускникам... И я призываю вас, друзья мои, не верить всем этим словам наших старших товарищей...