Правда и неправда о семье Ульяновых - Гелий Клеймёнов

 «Следов бурной революционной борьбы до 17 года, которую ему приписывают, я нигде в архивах не встречал.  Ну, был он членом РСДРП, ну может, выполнял какие-то поручения.  Но ничего сверх крамольного он здесь не совершал. А если что-то и делал, то это было настолько мелко, что на него полиция толком не обращала внимания. Ну, мелкий он был в этом плане человек. Мне любопытно другое в  этой связи. 1918 год, пала власть большевиков в Крыму. Немецкая оккупация. А родной брат Ленина спокойно живет в Евпатории, его не трогают. Потом приходят части Антанты. Я думаю, он не очень-то афишировал своё родство с Лениным, иначе его бы в то лихое время либо пристрелили просто-напросто, либо тут же схватили, либо немцы, либо белая контрразведка – это какой же козырь: держать брата Ленина в заложниках».

 «Мне если честно, Дмитрий Ильич очень симпатичен, - заканчивает свою историю краевед Вячеслав Григорьевич Зарубин. – Он как-то вжился в Крым, такой образ своеобразного крымского интеллигента со свойственными такому типу южными похождениями. Мог и романс спеть своим простуженным тенором, подыгрывая на гармошке. Такой добродушный, веселый гуляка. Он весьма отличался от своего брата и был человеком совершенно другого склада. Ничего плохого о нем сказать нельзя, наоборот, он еще кучу народа спас».

 Экскурсовод Павел Хорошко вторит Зарубину, утверждая, что «1917 год в жизни Ульянова-младшего скорректирован биографами так, чтобы его с Евпаторией никакие события не связывали и переводят его из Крыма в Одессу до середины осени – делопроизводителем управления санитарной части армии на Румынский фронт. Но крымские газеты того времени сообщают, что Дмитрий Ильич живет и работает в Евпатории и к нему собирается в гости Ленин!

 «На самом деле, Дмитрий Ильич поселился в нем (« в Доме каторжан» - от авт.) раньше, сразу же, как получил место уездного врача – развивает свой рассказ Павел Хорошко. В  своей аргументации он опирается на сообщение, что «Евпаторийский Совет рабочих и солдатских депутатов, как сообщала «Ялтинская Новая жизнь» от 6 мая 1917 г., даже заслушал доклад и признал приезд Ленина нежелательным: «Совет обратился к начальнику гарнизона с просьбой выделить караул для ежедневной поездки на станцию «Саки» с целью недопущения проезда Ленина в Евпаторию. Если бы Ленину удалось другим путём проскользнуть в Евпаторию, было, решено немедленно арестовать его и выслать из города». 

 На самом деле это была обычная газетная утка. Ленин только что прибыл из-за границы в Петербург, был в то время в России личностью не достаточно известной, но власти предпринимали все возможные шаги, чтобы вызвать негативную реакцию у населения по отношению ко всем прибывшим издалека и пытавшимся вмешиваться в государственные дела.

 «В Евпатории - по словам Павла Хорошко, - «подметили, что Дмитрия Ульянова ухаживания за Каплан были чем-то большим, чем курортный флирт. Бывшая каторжанка буквально расцветала на глазах, ее видели в красивых платьях на вечернем моционе по набережной. А доктор щеголял в офицерской форме».

 Финал этой истории  Павел Хорошко представил так: «Дмитрий Ильич убедил Фанни, что ей нужна операция на глаза и дал рекомендации к известному профессору-офтальмологу Л.Л. Гиршману.  в Харькове. Операция состоялась в июле 1917 года и прошла успешно. К Фанни частично вернулось зрение. В Харькове Фанни встретила своего любимого Мику, Виктора Гарского. За вооруженное ограбление банка в Одессе он провел в тюрьме десять лет. В марте 1917 года революционная толпа освободила заключенных Одесской тюрьмы. Когда они встретились, Виктор Гарский был председателем объединенного профсоюза в своей родной Бессарабии. Проведя несколько ночей с Фанни, он ее бросил, по всем сведениям, они больше не виделись. В августе 1917 года Фанни Каплан вернулась в Крым, но она его больше не интересовала Дмитрия, она устроилась на работу  заведующей курсами по подготовке работников волостных земств с окладом 150 рублей.

 «Официально было объявлено, что во В.И. Ленина стреляла 30 августа Фани Каплан.  Без суда и следствия ее 3 сентября 1918 г. комендант Кремля Павел Мальков убил выстрелом в затылок. Труп террористки сожгли в железной бочке.  До 3 сентября ее допрашивали несколько раз и не все протоколы опубликованы, - как утверждает Хорошко. – Известно, что десять страниц отсутствуют, как раз связанных с показаниями о ее пребывании в Крыму. Мы даже предположить не может что там записано. Но я уверен, что они не уничтожены, а находятся в каком-то отдельном хранении, а где это хранение – нужен особый дар исследователя, который поймет, куда могли переложить эти бумаги. Как я понимаю, задачей более позднего большевистского времени было максимально отвести Фанни Каплан от Дмитрия Ульянова. Максимально! При «канонизации» Ленина, превращении его в «святого» задача ставилась, чтобы и в его семье все были святыми. Что им в принципе и удалось сделать».

 Имя Фанни Каплан осталось в истории в связи с покушением на Ленина. Биографы ее жизнеописание начинают с  22 декабря 1906 г., когда в Киеве  взорвалась бомба в гостинице «Купеческая» на Подоле в номере, в котором остановилась 16-летняя Дора-Нахумовна Ройд-Ройтблат-Ройдман с 18-летним молодым человеком Виктором  Гарским.  Ее арестовали с  паспортом на имя Фейги Хаимовны Каплан. Ее отец, Нахум-Нахим-Хаим Ройтблат-Ройтман, работал меламедом – учителем хедера, то есть начальной еврейской школы. Ее возлюбленный Мика, Виктор Гарский, бежал. В результате взрыва бомбы, скорее всего, случайного, осколками ранены  были  правая рука Фанни, правая ягодица и левая голень. К тому же от взрывной волны ее контузило. На допросе Фанни Каплан все отрицала, она утверждала, что взрыв произошел неожиданно для нее, когда вошла в комнату. Виктора не выдала. За участие в подготовке покушения на генерал-губернатора суд приговорил ее к смертной казни. От исполнения этого приговора девушку спасло то, что она была несовершеннолетней. Расстрел заменили бессрочной каторгой. Отправили Фанни Каплан в кандалах в далекий Нерчинский округ Забайкалья, где на Акатуйской каторге она провела  10 лет. Непосильный для нее труд  на свинцово-серебряных рудниках и суровый климат  существенно сказались на ее здоровье – переболела она неоднократно туберкулезом, ухудшилось зрение, а в начале  января 1909 она полностью ослепла. Через три  года темноты к Фанни частично вернулось зрение. Были у нее нервные срывы, попытки самоубийства.  За десять лет она так изменилась, что ее невозможно было узнать. Освобождение пришло в феврале семнадцатого. Правительство Керенского издало закон об амнистии каторжан.  Фанни Каплан приехала в Москву в апреле 1917 г., где она поселилась у своей подруги по каторге, Анны Пигит, на Большой Садовой. В мае месяце ей, как бывшей каторжанке, выделили путевку в  Евпаторию, где был  открыт «Дом каторжан».

 Свежий морской воздух, горячее солнце, надлежащий уход и питание стали возвращать к жизни  28-летнюю Каплан. И хотя со зрением по-прежнему были проблемы, по городу она могла перемещаться  только с сопровождающим лицом, но общее состояние ее значительно улучшилось. Чувство свободы, изумительная природа, приятный климат располагали к возникновению романтических отношений между постояльцами. В приемном отделении «Дома каторжан», как считают авторы романтической истории, Фанни должна была встретиться с уездным доктором Ульяновым,

 Фанни  прибыла в Евпатории в мае 1917 г., в июле она уехала в Харьков, в августе она вернулась, но Дмитрий Ильич, как следует из повествования, близкие отношения продолжать не захотел. На этом их связь оборвались. Даты пребывания Фанни в Крыму соответствуют всем справочникам и документам. Можно было бы принять предложенную версию, более того она излагается краевым историком на основе воспоминаний бывшего работника ЧК  и дополнена краеведом, экскурсоводом. Но все же, несмотря на авторитет творцов версии, проверим по справочникам и воспоминаниям соратников факты, связанные с деятельностью   Дмитрия Ильича Ульянова в Крыму и в частности в Евпатории.

 12 апреля 1911 г.  приехал вместе со своей женой, Антониной Ивановной Нещеретовой, в Крым. Губернская управа утвердила Дмитрия Ильича в должности санитарного врача в Феодосии. Местной полиции предписывалось установить за новым врачом негласный надзор. Через два месяца после приезда Дмитрий написал письмо матери и поделился своими впечатлениями о Феодосии: «Дорогая мамочка! Сейчас получил твое письмо – ездил в город на велосипеде и заезжал в Управу. Ты жалуешься на пыль и жару. У нас еще хуже, чем в Бердянске. На окраинах много немощеных улиц, дуют страшные ветры, облака пыли носятся над городом и над дачами, да же ночью мало прохлады. В комнатах мухи. Одним словом хваленая Феодосия хуже, чем Сахара 26 июня 1911 г.».  В Крыму свирепствовала холера, во врачебной хронике Таврической губернии за ноябрь 1911 г. Дмитрий Ильич привел данные, что в Феодосийском уезде только за 1911 г. «почти каждый второй (из 633 заболевших) умер от холеры. Привлеченные врачи, фельдшеры, студенты-медики практически ничего сделать не смогли». За три года до начала войны Дмитрий Ильич объездил большинство городов и уездов Таврии. Весной 1913 г. к  Дмитрию приезжали мать, Мария Александровна, и старшая сестра, Анна вместе с приемным сыном Горой.  Пробыв всего неделю у сына, Мария Александровна отправилась в Вологду, куда была сослана младшая дочь Мария.