История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей - Иштван Фекете
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выпьем по чашке черного кофе, — предложила Хеди и тут же попросила длинноносого официанта принести две чашки. Затем снова повернулась к Элфи: — Не печальтесь, милая, все будет очень хорошо. Вот увидите! Мы снова будем дома. Правда?
Официант принес кофе. Наклонившись к Хеди, он зашептал ей:
— Через десять минут подадут состав. На третий путь. Не зевайте, и займете хорошие места.
Надо же! Им помогают. Все, кто может. Хеди расплатилась. Они собрали свои вещи. Элфи осторожно взяла на руки спящую Дунди.
— Давайте я понесу девочку, — предложила Хеди.
Но Элфи не дала. Как же так! Ведь у Хеди большой рюкзак! Да к тому же вряд ли кто лучше ее умеет обращаться с детьми. Шелковистая головка Дунди покойно лежала у Элфи на плече. Она продолжала безмятежно спать. На дворе дул порывистый, холодный ветер, в сыром мраке мерцали станционные фонари. Медленно, тихо подавали состав. В вагонах еще темно. Не беда! Свет вокзальных ламп проникает и туда. Они вошли в купе. Первым делом Элфи уложила Дунди, заботливо укрыла, положила ее головку себе на колени. Обе заняли места у окна. Молча сидели в темноте друг против друга, прислушиваясь к ровному дыханию посапывавшей Дунди.
— А что скажет ваша мама, когда вы вернетесь? — спросила вдруг Элфи.
Хеди тихонько, добродушно засмеялась, словно услышала от Элфи какую-то забавную шутку.
— Ничего. Обрадуется… И побранит. Обрадуется моему возвращению и поругает потому, что мы бедные, а дядя очень богатый.
— Вот видите, — задорно ответила Элфи, — и вы все-таки остаетесь, даже на богатство не польстились. А мне зачем ехать? Я даже богатой не стану. Да и муж моей мамы не любит меня. Я его тоже.
— А родного отца у вас нет?
— У меня? Как же нет, есть. Он тоже парикмахер. Он и не знает, что меня хотели увезти. Но я не поеду. И сразу бы не поехала… Ни за что! Вот только из-за мамы… да этой малютки… Уж очень любит она меня и я ее…
— Странная вы девушка…
— Я? По-моему, самая обыкновенная. Таких, как я, двенадцать в дюжине.
Здесь, в темноте и тишине, как-то приятнее беседовать. Из окна виден маневрирующий на соседнем пути состав. Один паровоз, пыхтя, тащил его впереди, другой толкал сзади. Доносились приглушенные крики, железнодорожники размахивали фонарями. А по освещенному огнями высокому перрону снуют люди. Вокзал издали кажется средоточием шума и суеты. Железнодорожники делают свое дело: сцепляют вагоны, чтобы потом поезда под веселый перестук колес могли мчаться навстречу ночи. Ух, как много товарных вагонов перегоняет с одного пути на другой паровоз! Чего только нет в этих вагонах! Строевой лес, скот, машины, мясо, молоко… Прямо в глазах рябит, когда смотришь на все. Каждый груз в конечном счете будет доставлен по назначению. Да, да, именно туда, куда надо. И как только могут говорить, что люди дураки и весь мир устроен по-дурацки? С этим никак нельзя согласиться. Ведь рано или поздно все, как и эти грузы, придет туда, куда нужно, и станет на свое место. Иногда, правда, случаются ошибки, недоразумения, но это бывает редко.
Элфи с любопытством наблюдала за фонарями железнодорожников. Они то поднимали их, то описывали в воздухе круги, то размахивали ими из стороны в сторону. Это они дают о чем-то знать друг другу. Ей не понять ни одного сигнала, но те, кому нужно, кого обучили этому, все понимают. Каждый должен знать и понимать любой знак, сигнал, который подают ему.
Дорогие, славные железнодорожники! Вы устали, охрипли, работаете день и ночь и все же не перестаете размахивать своими фонарями! Мир огромен, великое множество людей в нем. Даже в такой маленькой стране, как наша, их тысячи, миллионы! И как незаметны в этом безбрежном человеческом море сидящие в темном купе одного из вагонов отправляющегося в Будапешт поезда три пассажирки. Одной двадцать пять лет, другой пятнадцать, а третьей всего четыре года… Они хотят домой!
Наши пассажирки даже не заметили, когда отправился поезд. К тому времени все три уже спали. Поезд шел, останавливался, то тащился медленно, то развивал большую скорость. На остановках хлопали дверями. Каждый раз, когда ударялась о стенку открываемая дверь, Элфи вздрагивала и сильнее прижимала к себе Дунди. Ночью Дунди попросилась на горшок, пришлось нести ее в уборную, где дул сквозняк, затем в полусне пробираться назад.
— Где мы? — сквозь сон спросила Хеди.
— В поезде, — ответила Элфи и сразу уснула.
В Будапешт прибыли перед рассветом. Было темно и холодно. Очутившись после теплого вагона под открытым небом, они сразу же продрогли. На перроне стояли солдаты. Всех направляли в зал ожидания. Ночью не разрешается ходить по улицам. Надо дождаться утра, восхода солнца!
— Я ни в чем не виновата! — бессчетное количество раз повторяла Элфи.
Было десять часов утра, когда она явилась с Дунди к бабушке. Уснув в зале ожидания, они проснулись, когда там уже почти никого не было. Потом Хеди — она тоже задремала вместе с ними в зале ожидания — повела их завтракать, и лишь после этого они отправились домой. Куда домой? Разумеется, к бабушке. Не идти же им на улицу Мурани? Там за тридцать тысяч форинтов живут уже Такачи. Бабушка, увидев их, в ужасе всплеснула руками. Можно представить, в какой неописуемый ужас пришла она, когда услышала, что они вернулись только вдвоем, не имеют никакого понятия, где мама, ибо рассчитывали встретиться с ней здесь. Но ведь это кошмар какой-то! Не схватили ли их? Бабушка осыпала их градом вопросов, ей хотелось узнать все сразу. Вот почему понадобилось много времени, прежде чем Элфи в общих чертах рассказала обо всем, что знала сама. А так как бабушка то и дело прерывала ее, ругала, называла растяпой, то Элфи без конца повторяла:
— Я ни в чем не виновата! Ну как вы не можете понять! Что я должна была делать?
Сначала бабушка никак не верила ей. Нет, Элфи не удастся убедить ее, что виноваты во всем мама или дядя Шандор! Взрослые не сделают такой глупости. У нее появилось подозрение: уж не скрывает ли от нее что-то Элфи. Она даже высказала его вслух.
— Послушай, внученька, скажи прямо: ты сбежала от них и увела с собой эту малютку? Я ведь тебя знаю!
— Бабушка! — вскрикнула Элфи побледнев.
Но бабушку не так-то легко разуверить.
— Я тебя насквозь вижу! — повторяла она. — Меня на мякине не проведешь! Ты без ума от этой малютки. Ишь, что надумало твое глупое сердце! Взяла и привела сюда… Может, сама прокормишь, заработаешь на нее? Уж не сама ли собираешься воспитывать ее? На какие такие капиталы? Как? Ребенок — это тебе не кукла, что покупают в магазине. Тебя самое еще надо воспитывать! Глупышка ты этакая! Ты, наверное, подумала: и этого ребенка воспитает твоя глупая бабушка… Нет уж, милая…
К счастью, пришел дедушка. Он приволок полную кошелку: опять, конечно, ходил по магазинам. Дедушка теперь для всех жильцов дома носит покупки. Бабушка сразу набросилась на него:
— Видишь, что натворила твоя ненаглядная внучка! Полюбуйся на них! Дальше ехать некуда! Подумать только: отбились от семьи, не знают даже, где искать ее. Сотни, тысячи людей уезжают, а наши не сумели! Вышли якобы из поезда! Не доезжая Дьера… А эти остались в вагоне, не успели спрыгнуть. Ну на что это похоже? Я за свои шестьдесят пять лет ничего подобного не слыхивала!
— Вы, бабушка, лучше бы прямо сказали: идите, мол, куда глаза глядят, если мы вам в тягость… Пойдем, Дунди! — вспыхнула Элфи.
Но дедушка поднял руку и затряс ею:
— Или ты не знаешь своей бабушки? Она ведь только покричит, не принимай ее слова близко к сердцу. А ты, старая, лучше согрела бы воды, чем кричать тут, надо выкупать эту малышку, прямо настоящий цыганенок… Иди ко мне, деточка… А ты, внучка, рассказывай по порядку, как все произошло.
— Пусть бабушка рассказывает. Она все лучше знает! — надулась Элфи.
— Я тебе задам! — пригрозила бабушка.
Элфи заплакала. Она плакала так тихо и жалобно, что даже бабушка перепугалась. И, всплеснув руками, как ни в чем не бывало спросила:
— О чем ты плачешь? Разве тебя кто-нибудь обидел?
Разговор с бабушкой — Элфи это остро почувствовала — был той каплей, которая переполнила чашу терпения. Такое, как говорится, и лошади не под силу. Ею помыкают, ее швыряют, дергают, бросают. Осталась без гроша в поезде в чужих краях с ребенком — и не плакала, не отчаивалась, даже покровительницу нашла в лице Хеди. Благополучно вернулась домой привезла целой и невредимой Дунди, И ее же ругают, подозревают, не верят.
Не прошло и полминуты, как плакала и бабушка.
— Ой, горе мне, горе! — причитала она. — Что могло произойти с семьей? Что случилось с ними? Где они сейчас? Провалиться бы в тартарары всему этому постылому миру… Где может случиться подобное с семьей! Пусть бог накажет того, кто учинил все эти беспорядки, кто голову заморочил людям.
— Никто ее нам не морочил, сами мучаемся дурью! — ворчал дедушка.