Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова

— Ого! Так вы, выходит, очень сильный маг, почти высшая категория…

— Это общепризнанная градация, — чуть ворчливо прервал ее Котов. — Есть маги вне категорий, вот там и правда великая мощь. А я один из многих.

— Если вы захотите, то у вас всё получится, Олег Иванович, — важно произнесла девушка.

— Для этого мне пришлось бы покинуть этот мир, — с толикой лукавства заметил розыскник.

— Но и шестая категория тоже очень недурственно, — тут же ответила Глашенька. — Почти седьмая.

— Вы — прелесть! — воскликнул Олег, весело сверкнув глазами, а после рассмеялся.

— Ах оставьте, — отмахнулась барышня и сбежала из кабинета.

— Прелесть, — повторил шепотом Котов и широко улыбнулся, а затем последовал за девушкой.

Он нашел ее в гостиной у камина, где Глашенька с преувеличенным интересом рассматривала часы. Розыскник приблизился к ней.

— Глафира Алексеевна, мне надо сейчас покинуть вас, — сказал он, и Воронецкая, обернувшись, ответила растерянным взглядом. — Не волнуйтесь, вас никто не побеспокоит. Стёпа вернется через несколько дней, как я и сказал, а более прийти некому. Идемте, я покажу вам книги, чтобы вы могли развлечь себя, пока меня не будет. Если захотите перекусить, кухня в вашем распоряжении. Ну и вашу комнату вы еще так и не обжили, дел у вас немало, — Олег улыбнулся.

— А если кто-то все-таки появится? — с тревогой спросила Глаша.

— Не появится, — заверил ее розыскник. — Не беспокойтесь.

— А если я с вами?

— Невозможно, — твердо произнес Котов. — Вы не можете пойти со мной, не в этот раз. Но я обещаю, что постараюсь не задерживаться.

Барышня вздохнула, прижала ладонь к груди, но кивнула и ответила обреченно:

— Показывайте ваши книги, Олег Иванович.

Библиотекой служила портальная комната, но сейчас переход был закрыт, и об истинном назначении по-прежнему ничего не напоминало. И пока девушка рассматривала книги, Олег скосил глаза на письменный стол, гадая, пришел ли ответ из Ведомства. Утром он не удосужился проверить. Однако показывать гостье потайное отделение и его содержимое не хотел, и потому отложил до своего возвращения.

Не то что бы он не доверял Глаше, она и без того уже многое знала. Но не хотелось, чтобы она из любопытства, когда останется в одиночестве, решила сунуть свой прелестный носик, куда не следует. Проверки Ведомства, если она что-то сотворит, хотелось спровоцировать еще меньше, чем показывать тайник.

— Олег Иванович, — услышал Котов и подошел к гостье, — а что вы посоветуете? Я не знаю, право слово, что выбрать.

Розыскник пробежался взглядом по полкам с книгами и достал одну из них.

— Вы любите Достоевского? — спросил он у барышни.

— Признаться, не читала еще этого писателя, — ответила она, вдруг отчего-то устыдившись, будто бы выдала некий грех, недостойный воспитанного образованного человека.

— Возьмите эту книгу. «Идиот» крайне недурен, на мой взгляд, разумеется.

— Благодарю, Олег Иванович, вы весьма любезны, — ответила Глашенька. Она забрала книгу у собеседника и покинула библиотеку.

Спустя четверть часа розыскник покинул квартиру. Входную дверь он на всякий случай запечатал, чтобы Глафире Алексеевне не взбрело в голову покинуть квартиру, даже из каких-либо благих побуждений. Как и ради того, чтобы ее покой не был нарушен чьим-либо вторжением. И теперь, оказавшись на улице, Котов поднял взгляд на свои окна, улыбнулся и направился туда, куда не заходил с тех пор, как в этом мире появился хамелеон, — к пациенту Ковальчука, к медиуму Смелову.

Жил Яков Павлович неподалеку от Федора Гавриловича, потому и выбрал его своим доктором. Впрочем, Котов не понимал, зачем Смелов ходит к психотерапевту, если продолжал практиковать призывы духов. Скорее всего, медиум не считал свои способности чудом и пытался отыскать их реальную подоплеку. Но из всех причин, какие мог придумать, почему-то остановился на воспалении мозга.

Кроме довольно слабого, но все-таки развившегося дара, ничего примечательного в медиуме не было. Человеком он был тихим, не любил шумные сборища и большие компании. И это казалось тем более странным, что в его доме на сеанс спиритизма собирались порой до десяти человек разом. Впрочем, все знали, что Яков Павлович не выносит шума, и потому вели себя скромно, редко нарушая молчания не по делу.

И внешностью Смелов был неприметен и как-то сер. Немного бледный, худощавый, со светло-русыми волосами. А светло-зеленые глаза за стеклами круглых очков вечно смотрели мимо собеседника. Олег не любил такого взгляда, из-за него складывалось впечатление, что человек пытается что-то скрыть.

Да и не сказать, что Яков Павлович великого ума. Нет, глупым он не был, но и не обладал некой мудростью, как и хорошим образованием. Чем-то кроме поиска истины о природе своего дара интересовался мало. Газет не читал, считая, что это только усугубит его состояние. Книг не читал по той же причине, но уже не из-за каких-то новостей, а из-за объема. Театр не посещал из-за громкой музыки и людского гвалта, потому и гуляния доставляли ему неудовольствия больше, чем веселья. В общем, по большей части сидел дома в благостной тишине и тем «продлял себе жизнь», разумеется, по собственному убеждению. И что-то изменить и поколебать оказался пока не в силах даже Федор Гаврилович.

Так что, направляясь к медиуму, Котов был уверен, что найдет его дома. Конечно, мог быть и какой-нибудь посетитель, но особо долго сеанс не длился. Затягивать общение с гостями Смелов тоже не любил. Ему было хорошо в одиночестве, а интерес публики к своему дару воспринимал с толикой обреченности. «Если уж я в силах кому-то помочь, то не смею отказать, даже если ценой тому становится мое здоровье», — так сказал Яков Павлович в беседе со своим доктором, а Ковальчук уже передал Олегу после того, как и он познакомился с пациентом приятеля.

Котов постарался намекнуть Смелову, что он совершенно здоров, а его дар вовсе не от воспаления мозга, а передался ему по наследству. Однако Яков Павлович пропустил все намеки мимо ушей. Страдать и жертвовать собой ему нравилось гораздо больше, чем задуматься о том, о чем ему говорят. Да и что мог понимать этот разодетый молодой человек, верно? Умничает не по делу и сует свой нос, куда не просят. Именно так.

Впрочем, последнее Смелов вслух не произносил, но по его лицу и неопределенному пожатию плеч именно такой вывод и можно было сделать. Котов усмехнулся, вспомнив этот момент, покачал головой и прибавил шаг, потому что хотел сдержать слово, данное Глашеньке, и вернуться домой как можно скорей.

Оглядевшись снова, Олег наконец приметил пустую пролетку и свистнул. И когда извозчик подъехал к нему, Котов уселся и велел:

— Кадетский переулок