Отверженный III: Вызов (СИ) - Опсокополос Алексис

Рефери не стал дожидаться результата работы лекарей и объявил меня победителем. Трибуны отреагировали на это довольно сдержанно: то ли все болели за Нойнера, то ли таким образом выражали своё отношение к использованию мной летального заклятия. Но мне на это было плевать, единственное, что меня интересовало — накажут ли меня?

Пока я думал о своих перспективах, на арену вышел Айзеншмид. Он привёл меня в порядок, сняв остатки окаменения, и сказал:

— Ещё больше впечатлил.

Лаконичность преподавателя вызвала у меня невольную улыбку. Я хотел поинтересоваться у гауптмана, каких последствий мне теперь ожидать, но не успел — к нам подошёл Нидербергер. Руководитель центра «Ост» с уважением оглядел меня и произнёс:

— Не знаю, что ты с ним сделал, Гроховски, но это было эффектно. Поздравляю с победой на турнире!

— Благодарю Вас, господин майор! — ответил я. — Можете освобождать на своей полке место для кубка. Надеюсь, мне его дадут.

— Дадут его тебе в любом случае, — сказал Нидербергер. — Ты его заслужил. А вот насколько будет торжественной церемония, зависит от того, откачают ли Нойнера.

— Откачают, — заметил Айзеншмид. — Уже откачали.

С чего гауптман так решил, я не понял — с моим бывшим соперником всё ещё возились лекари, и со стороны особых улучшений заметно не было.

— Что ты с ним сделал, Гроховски? — неожиданно спросил меня Нидербергер.

— Не знаю, — соврал я, но потом подумал, что Нойнер всё равно расскажет о своих ощущениях, и добавил: — Я просто очень сильно захотел его убить, и он упал.

— Да ты у нас ещё и менталист? — удивился Айзеншмид.

— Возможно, — ответил я. — Не знаю.

Как и ранее с проявившимися навыками я решил не отрицать сам факт, что использовал ментальное воздействие на противника. Отрицать это было глупо, а вот сделать вид, что всё произошло само по себе, можно было вполне.

И всё же Айзеншмид оказался прав — Нойнера откачали, и спустя некоторое время он смог встать на ноги. Рефери ещё раз объявил результат финального поединка, и почти сразу же началась церемония награждения. Мне вручили медаль и кубок. Медаль, разумеется, я оставил себе, а кубок демонстративно передал Нидербергеру. Руководитель центра «Ост» выглядел счастливым.

После всех официальных и неофициальных церемоний и поздравлений, делегация нашего центра покинула гостеприимную белостокскую академию и направилась в гостиницу. Всё это время я опасался, что в любой момент мне объявят о необходимости ехать в Краков прямо из Белостока. Но к моей радости, Нидербергер сообщил, что мы должны забрать в отеле вещи и выехать в Восточный. Это меня успокоило.

Мы ехали в одной машине: Нидербергер, его адъютант, Айзеншмид и я. По дороге руководитель центра спросил меня:

— Гроховски, твоё выступление и победа в турнире доставили мне много приятных минут, и воспоминания об этом будут ещё долго доставлять. Я хочу тебя отблагодарить. Что я могу для тебя сделать?

— Мне ничего не нужно, господин майор, — ответил я. — Мне тоже победа в турнире доставила огромное удовольствие. И это был очень ценный опыт.

— Я всё понимаю, но всё же хочу тебя отблагодарить. Чего бы тебе хотелось, Гроховски? Не стесняйся, проси что хочешь. Твоя победа принесла мне, помимо всего прочего, тысячу марок. Поэтому я настаиваю на том, что должен тебя отблагодарить.

— Вы сделали ставку? — удивился я.

— Нет, кончено, — Нидербергер рассмеялся. — Ставки запрещены. А вот пари никто не отменял. Но скажу тебе честно, сама по себе тысяча марок — ерунда по сравнению с эмоциями, которые я испытал в тот момент, когда смотрел на лицо Генриха Келлера, отдающего мне эти деньги.

Руководитель центра «Ост» рассмеялся во весь голос, после чего сказал:

— Так что выбери, Гроховски, чем я могу тебя отблагодарить за эти прекрасные эмоции. Может, тебе что-нибудь нужно?

«Подари мне карту Польши», — подумал я, с досадой констатируя факт, что мы скоро отъезжаем в Восточный, а карту я так и не раздобыл.

Так как портить настроение Нидербергеру и, соответственно, отношения с ним мне не хотелось, я решил совместить полезное с приятным и сказал:

— Если Вы так настаиваете, господин майор, то я не отказался бы угостить ребят с нашего центра или хотя бы с моего отряда лимонадом и тортом в честь моей победы.

— Это очень достойное желание, Гроховски. Сегодня за ужином мы будем отмечать твою победу всем центром. С тортами и лимонадом. Я обещаю. Но может, тебе хотелось бы чего-то для себя?

— Нет, господин майор, для себя мне ничего не нужно.

— Хорошо, договорились, — сказал майор. — Пока мы будем собираться, Штольц заедет в кондитерскую на городском рынке и купит лучшие торты. Можешь даже сказать ему, какие ты больше любишь.

— А нельзя мне поехать с ним? — я понимал, что это невероятная наглость, но всё же решил попытать счастья, пока руководитель центра пребывал в хорошем расположении духа. — Мне на сборы надо всего пять минут.

Я знал, что уж на рынке точно можно раздобыть карту. Хоть у меня и не было денег, чтобы её купить, но тщательно рассмотреть её мне никто бы не помешал.

Нидербергер растерялся, но затем сказал:

— Почему бы и нет? Поможешь Штольцу это всё донести. А заодно купишь чего-нибудь себе или своей подружке.

Майор засунул руку во внутренний карман кителя, достал оттуда бумажник, из которого извлёк две купюры по сто марок. Руководитель центра протянул деньги мне и сказал:

— Держи! И не спорь.

Уж что-что, а спорить я не собирался. С такой суммой возможность вернуться с рынка, держа в руках карту Польши, становилась практически стопроцентной. Я забрал деньги и сказал:

— Благодарю Вас, господин майор!

В отеле я, как и обещал, уложился за пять минут — переоделся, сменив курсантскую форму на спортивный костюм, собрал сумку и выскочил на автомобильную стоянку ждать Штольца. Тот задержался ненадолго, а когда вышел, мы с ним сели в машину и поехали на рынок. Там мы быстро нашли кондитерскую и купили пятнадцать тортов из расчёта на все пять отрядов и преподавательский состав.

А потом Штольц встретил знакомого, с которым решил немного поболтать и заодно перекусить. Мне за это время было разрешено прогуляться по рынку и потратить полученные от майора двести марок. Отпущено на всё про всё мне было полчаса.

Никогда ещё я не был так близок к тому, чтобы раздобыть карту Польши. Поэтому первым делом побежал на поиски газетных киосков или книжного магазина. К моей радости, нужный магазин нашёлся довольно быстро. Польского я не знал, но это меня не смущало, на рынке многие говорили по-немецки, иногда встречались даже немецкие военные в форме.

А вот с оплатой случилась накладка — карта стоила сто злотых, что составляло около двух марок, и продавец хотел, чтобы я заплатил именно злотыми, так как с сотни марок сдачи у него не было. И я побежал менять деньги. Отделений банка на рынке не оказалось, поэтому я просто забегал в разные магазины и спрашивал, дадут ли мне сдачу со ста марок, если я у них что-то куплю. Везде отвечали отказом.

В итоге я плюнул на это дело и решил просто купить карту за сто марок, но заметил небольшую пивную. Зашёл в неё и сказал хозяину, что у меня есть сто марок, я тороплюсь, но хочу перекусить и получить на сдачу двести злотых. К моей просьбе отнеслись с пониманием, и уже через пять минут я сидел за накрытым столом, а в моём кармане лежали две тысячи злотых — хозяин пивной категорически не хотел брать с меня за обед больше, чем тот стоит.

Быстро покончив с эскалопом, порцией жареной картошки с грибами и сливовым пирогом, я побежал в книжный магазин. Там за две тысячи злотых приобрёл две большие подробные карты Польши и красочный фотоальбом с видами Белостока — надо было что-то показать Нидербергеру по возвращении, иначе майор сильно бы удивился, узнав, что я съездил на рынок и ничего там себе не купил.

Едва выйдя из магазина, я раскрыл карту и быстро нашёл на ней Белосток. К северо-востоку от него, как и ожидал, обнаружил Сокулку. Севернее Сокулки нашёл тот самый Домброва-Белостоцка, до которого чуть не дошёл ночью. Зная, что центр «Ост» расположен в сорока километрах от Сокулки и примерно в двадцати от Домброва-Белостоцка, я смог определить на карте примерное местоположение Восточного.