Перья - Беэр Хаим

Один из могильщиков протянул реб Элие круглую жестяную банку от нюхательного табака, и Риклин извлек из нее несколько небольших кусочков металла. Он положил их Ледеру на живот, после чего присутствующие встали вокруг лежащего на земле тела, взяли друг друга за пояс и, бормоча псалмы, стали медленно обходить носилки. По завершении первого круга Риклин, придерживаемый с двух сторон своими товарищами, наклонился, поднял с мертвого тела один из кусочков металла и провозгласил:

— А сынам наложниц, что у Авраама, дал Авраам подарки и отослал их от Ицхака, сына своего, еще при жизни своей на восток, в землю Кедем[413].

После этого он отбросил кусочек металла в сторону. Могильщики семикратно исполнили вокруг Ледера этот танец смерти, произнося Песнь преткновений[414], и после каждого круга Риклин выбрасывал кусочек металла. Небо, окрасившись цветами заката, стало подобно тому ужаснувшемуся красно-синему небу, какое я увидел годы спустя над головой у кричащей женщины на картине Мунка. После седьмого круга тело Ледера опустили в могилу.

Человек дуновению подобен[415].

На обратном пути в город реб Элие хлопнул меня по плечу и сказал, что, прежде чем мы разойдемся по домам, нам следует выпить по стакану чая у Нишла, ведь сегодня я впервые увидел, как человек отходит в свою вечную обитель, и это был важный день в моей жизни.

Столовая на улице Геула была почти пуста, только за угловым столом возле прилавка сидел сумасшедший кантор Лапидес с тарелкой кислой капусты, в оплату за которую он пронзительным голосом пел хозяину заведения «А когда останавливался» на мелодию Йоселе Розенблата[416]. Господин Нишл, раскладывавший по стаканам ломтики только что нарезанного лимона, кивал головой в такт мелодии и восторженно причмокивал языком. Реб Элие знаком приказал кантору, широко распростершему руки и изображавшему мольбу на своем лице, чтобы тот замолчал.

— Право слово, пусть он угомонится, — сказал Риклин хозяину заведения. — Человеку в жизни доступны более изысканные удовольствия, чем этот «нумер» в исполнении Лапидеса.

— Из чего же вы черпаете удовольствие, реб Элие? — удивленно спросил господин Нишл, подавая нам чай.

— Летней ночью на исходе субботы, если покойник легок, как перышко, нет большего удовольствия, чем доставить его на кладбище, — ответил Риклин. Бросив быстрый озорной взгляд, он успел уловить тень страха, промелькнувшую на лице его собеседника, прежде чем тот сложил губы в улыбку и натужно рассмеялся.

Реб Элие пребывал в добром расположении духа, и я повторил вопрос, с которым уже обращался к нему, когда мы стояли во дворе больницы «Авихаиль» и ждали выноса тела. Как именно умер Ледер? Но теперь я не ограничился этим и спросил у Риклина, правду ли рассказала Аѓува Харис, что Ледер повесился на дверном косяке своей палаты, когда санитары сумасшедшего дома выпустили его ненадолго из виду.

Риклин провел пальцем по краю стакана, как резник, проверяющий точность заточки ножа, проводит по его лезвию ногтем. В «Берешит раба», сказал он, приводится истолкование к стиху «Особенно же кровь жизни вашей взыщу Я»[417], относящее эти слова к самоубийце и находящее, что в некоторых своих аспектах грех сознательно убивающего себя человека превосходит грех обычного убийцы. Вывод мудрецов связан с тем, что своим деянием самоубийца не только лишает собственную душу возможности большего искупления в этом мире, но также и объявляет о своем неверии в бессмертие души и в господство Творца, да будет Он благословен. Но даже если есть правда в словах сплетников, выносящих тайны из комнаты, в которой Ледер, как они утверждают, был найден повесившимся, покойный не может быть сочтен самоубийцей, поскольку был невменяем, и его поступок не может считаться сознательным.

Лапидес вернулся тем временем к исполнению канторских напевов Йоселе Розенблата и теперь раз за разом повторял: «Ибо учение доброе преподал я вам, поучения моего не оставляйте»[418].

— Господин Нишл! — Риклин раздраженно обратился к хозяину заведения и указал пальцем на лежавший за стеклом витрины пирог. — Дай ему уже кусок этой коврижки, и пусть он оставит наше учение в покое. После этого он повернулся к Лапидесу: — Канторы всем известны своей исключительной глупостью, так что пойди ты, голубчик, на улицу, и пусть умудряющий воздух Страны Израиля поможет там твоему недугу.

Смерть Ледера и последний период его жизни, о котором я ничего не знал, не давали мне покоя.

— Правда ли, что у Ледера были дети? — спросил я у Риклина.

— С чего ты взял?

Реб Элие взял в руку кубик сахара и отпил чаю из блюдца, но сахар в рот не положил.

Постаравшись изобразить на своем лице тонкую улыбку наблюдательного человека, я напомнил Риклину, что, когда тело Ледера вынесли из морга больницы «Авихаиль», он сам же и провозгласил, что в силу заклятия, действующего со времен Йеѓошуа Бин-Нуна, всем потомкам усопшего возбраняется сопровождать его тело к могиле.

Реб Элие оглядел меня и сказал, что волосы у меня на щеках и пух на моей верхней губе позволяют ему заключить, что я уже мужчина, и поэтому мне должно быть известно, что такое ночная поллюция. И если я не забыл того, что он, Риклин, говорил у нас дома в тот день, когда моя мать рассердилась и выгнала его за порог, мне должно быть известно, что у человека рождаются не только сыновья и дочери во плоти. Также и бестелесные существа, именуемые «наказаниями сынов человеческих»[419], появляются на свет от напрасно пролитого семени, и когда человек умирает, эти существа окружают его, подобно пчелиному рою. Они плачут и стонут над его телом, желая разделить с ним посмертную участь, и, чтобы защитить душу покойного от причиняемого ими ущерба, всем его потомкам без исключения запрещают следовать за его телом к могиле[420].

— Ты своими глазами видел, что мы раздавали им подарки, чтобы они удалились, — сказал Риклин, имея в виду совершавшееся на кладбище отбрасывание кусочков металла. Он отпил еще чаю, помахал куском сахара и добавил, что я не должен заключить из его слов на похоронах, что Ледер оставил после себя реальное потомство. Такие слова произносятся всякий раз, когда хоронят мужчину.

У меня оставалось ощущение, что Риклин что-то утаивает, и я продолжал приставать к нему со своими вопросами.

— А верен ли слух, что Ледер взял себе в жены йеменскую девушку и жил с ней в Реховоте или в Нес-Ционе? У вас в конторе наверняка хранится его свидетельство о смерти или удостоверение личности. Там должно быть указано и семейное положение.

— Удостоверение личности, когда человек умирает, возвращают в Министерство внутренних дел. Но ты, я вижу, мальчик сообразительный, да к тому же ходишь учиться в правительственную школу. И мать у тебя женщина современная, ходит в платьях без рукавов. В общем, современную жизнь ты должен знать лучше, чем я, старый иерусалимский еврей. Знаешь, наверное, и то, что некоторые люди женятся каждую ночь заново, без раввина и без ктубы[421], никто по такому поводу теперь возмущаться не станет.

Закончив эту тираду, Риклин повернулся к хозяину заведения, заливавшемуся слезами над ручной мясорубкой, в которой он прокручивал лук, и обратился к нему по имени.

— Хамиль, повремени с фаршированной рыбой, пойди к нам сюда и отгадай такую загадку. Свадьбу нерелигиозные евреи справляют в кругу семьи, а вот бар мицва всегда отмечается ими с большим размахом, в банкетных залах. У нас же, трепещущих перед словом Господним и хранящих верность Торе Израилевой, всё наоборот. Почему так?