Чужой среди своих 3 - Василий Сергеевич Панфилов

к просчитанному образу «своих» евреев, правильных. Чёрт его знает, но почему-то именно кошерная еда, или хотя бы попытки соблюдать кашрут, возбуждают особей, так сказать, примативных…

— … вот такой мужик! — а это отцов тёзка ещё раз напоминает, почему его прораба нужно пригласить на грядущую пьянку, — Маршрутный лист составил — чин чином, ни одна падла не подкопается!

Отец кивает, ничуть не возмущаясь, ибо «вот такой мужик», если он прораб, а вокруг стройки, это фигура козырная, притом как бы не из старших. Пузырь или даже два за такое знакомство не цена, потому что, при некотором везении и умении, через этого прораба протянутся ниточки ко всем здешним начальникам и начальничкам.

Сейчас главное, что сопровождающий нас товарищ оказался не настолько ответственным, и хотя бы вживание мы проводим, не преодолевая заранее нашёптанного и предубеждённого. Потом они, наверное, спохватятся… но у родителей большой опыт выживания в подобных местах, так что надеюсь, вовсе уж плохо не будет, по крайней мере — не сразу.

— Докурю сейчас, и поедем, — предупреждает водила, и полминуты спустя грузовик, взрычав, выехал на дорогу и поехал, переваливаясь на колеях и ухабах.

Дороги здесь… не танкодром, но близко, близко… да и бараки по какой-то неведомой причине не ограждены заборами, стоя метрах в десяти от… хм, дороги. Зная не понаслышке, какое количество алкоголя может плескаться в крови работающего на стройке шоферюги, равно как и о привычке ездить за водкой не то что на грузовике, но и на тракторе, притом нередко — по сложной синусоиде, соседство так себе. Судя по следам колёс и гусениц, синусоиды эти подходят подчас в опасной близости от стен барака.

Так что наша комнатка, выходящая окнами на задки, по здешним понятиям почти лакшери…

— Мишенька… — соседка с зобом ухватила меня за рукав, чтобы, не дай бог, не удрал, — вы потом с отцом, как сможете, загляните ко мне, по-соседски! А то, мальчик мой, сам понимаешь, без мужских рук…

— Ага, ага… — киваю болванчиком, не пытаясь вырываться из цепких лапок, — я скажу отцу!

На самом деле, невелика проблема. Ну что там может быть сложного? Полы перестелить и покосившуюся мебель отремонтировать? Да тьфу… два рукастых мужика, покуривая и зевая, с такими задачами справятся за неделю после работы.

— Миша! — позвала меня мама, спасая от соседки, которой за каким-то чёртом понадобилось подробно объяснять мне суть своих проблем, несчастий и жизненных перипетий, — Иди сюда, мужская сила требуется!

Извинившись фальшиво, я поспешил к маме, незаметно (во всяком случае, надеюсь!) выдыхая. Неприятная тётка, и всё как-то одно к одному — зоб, щёки, состояние общей засаленности, голос и запах изо рта, так что даже мне, уже привыкшему, кажется, к коммунальному бытию, делается изрядно не по себе.

На заднем дворе уже вовсю идут приготовления к застолью. Расставляются столы, то бишь доски на козлах, вытаскиваются из сараев лавки и достилаются спешно протираемыми досками, от неказистой летней кухни тянет густыми запахами борща, а женщины снуют с видом необыкновенно озабоченным и важным, будто священнодействуя.

Я, как человек бывалый и умеющий сварить не только магазинные пельмени, но и борщ, да и многое другое, вижу прекрасно, что суета эта по большей части напоказ, ну и отчасти — от бестолковости. Впрочем — пусть, если им так нравится…

— Всё, всё… — отмахнулась мама от моего вопроса, — иди, не мешайся под ногами!

Вернувшись в комнатку, взял, скривившись, пачку папирос и накинул лёгкую куртку, а потом, чуть поколебавшись, положил в карман кастет. Знакомства, они такие… никогда не знаешь, как обернутся.

— Ну, с Богом… — сам себя благословляю, и выхожу, пригнувшись на выходе, чтобы не стесать макушку о низкую, потемневшую от влаги и времени притолоку. Ровесники мои давно уже измаячились на горизонте, так и этак постояв и посидев в стратегических местах, разглядев всё, что можно было, и додумав всё остальное. Не стоит заставлять их долго ждать…

Вышел неспешно и пошёл с развальцой, давая себя разглядеть и догнать без лишней суеты. Догнали…

— Здаров! — приветствую честну́ю компанию, не доходя до них метров пять и (хотел ведь бросить!) закуривая. Меряемся взглядами, оценивая стати и степень отмороженности.

Не без удовлетворения отмечаю, что и с ростом, и с плечами у меня всё хорошо. Да и… не знаю, как насчёт именно что отмороженности, но пробивающийся сквозь время жизненный опыт, да и, наверное, отчасти генетика, дали моему взгляду достаточно жёсткости.

— Здаров, — не слишком дружно ответили они, и я, вполне удовлетворённый завязкой, перехватываю управление.

— У вас как тут… — достав из кармана трояк и пару мятых рублей, верчу их перед глазами, — насчёт культурного досуга?

— Можно, — чуть помедлив и сглотнув слюну, кивнул старший, долговязый и чуть прыщавый в силу возрасту, но видно — жилистый и крепкий парнишка с правильными, даже какими-то античными чертами лица. Не сговариваясь, идём навстречу друг другу…

— Михаил, — наши ладони соприкасаются, и для меня эта примитивная уличная дипломатия важней всех достижений современной, чуждой мне Советской.

— Илья, — руку пережать не пытается, пожатие сухое, твёрдое, но без давления. Где-то в глубине души чувствую толику сожаления — парень, кажется дельный… но, мать её, среда!

Кто бы что ни говорил, но гетто, оно не только в Америке, а социальная среда, с гегемоний пролетариата и культурой «на троих» оставит ему исчезающее мало шансов. Может, и пробьётся… вот только зачем ему, если не имеющий квалификации гегемон, не просыхая, зарабатывает больше начинающего инженера?

Да и видно уже сейчас — пьёт! Пьёт, и не видит в этом ничего такого, потому что — как все, потому что можно — так, потому что вовсе уж опустившихся пьяниц жалеют и перевоспитывают, а в бытовом пьянстве обществе не видит проблемы.

— Алексей, — это откровенно низкорослый крепыш, так старательно пытающийся быть выше, что аж прогибается назад, показывая широкие ноздри и щербинку на подбородке. У него, судя по всему, комплекс по поводу роста успешно заменил личность, да