Агент сыскной полиции - Ирина Мельникова

Подвижная и гибкая, она, как кошка, карабкалась по камням, бесстрашно перескакивала трещины, цеплялась за куски кашкары[53] и можжевельника. Аккуратно уложенные волосы растрепались. Прядки то и дело падали ей на лицо, и она сдувала их в сторону или, если не помогало, отводила рукой. Раскрасневшееся лицо, сверкающие глаза — женщина помолодела на добрый десяток лет. И он вдруг подумал: почему при подобной красоте и живости нрава она до сих пор одна? Иль не сыскалось достойного человека, который не испугался бы ее напористости и, несомненно, твердого характера?

Но он тут же забыл обо всем, потому что увидел Прохора. Бросив лошадь, тот карабкался вверх по камням, толкая перед собой Лизу, в какой-то полуверсте от них. И Алексей вновь удивился его ловкости. Тут на двух ногах иной раз с трудом удавалось удержать равновесие или не соскользнуть по мокрому от росы камню, а он с одной ногой передвигается с не меньшей скоростью, чем их троица. По крайней мере, расстояние между преследователями и беглецом не уменьшалось, и это при том, что его основательно задерживала Лиза. Но Прохор ее не бросал, видно, не слишком верил, что ему удастся уйти от погони, а вернее, боялся, что его просто пристрелят при первом же удобном случае, как мерзкую тварь, чья смерть уже и так подтверждена казенной бумагой…

В одно из мгновений Алексей позволил себе перевести дух и огляделся по сторонам. Впереди вырастал прямо из облаков огромный горный массив с причудливо изрезанными, одетыми в снежные шапки вершинами. Что-то знакомое почудилось вдруг Алексею в этих рельефно проступивших на фоне ярко-голубого неба пиках, но он не успел вспомнить, что же именно. Синицына опередила его. Вытянув руку в сторону массива, она крикнула:

— Каштулак!

Каштулак! Конечно же, Каштулак! Вот они эти пять вершин, и третья слева — выше других!..

— Сколько до него? — крикнул он Синицыной.

— Да верст двадцать будет, а то и больше. Целый день добираться надо.

— Двадцать верст?! — поразился Алексей. А ему показалось, что совсем рядом. Как же все-таки обманчивы расстояния в горах…

— Прохор уходит! Не отставай! — крикнул в это время Иван, оглядываясь на него в нетерпении. Разглядывая Каштулак, Алексей ушел слегка в сторону и замешкался возле одной из трещин, слишком широкой, чтобы ее перепрыгнуть, — Не спешите так, Иван! — крикнула Анастасия Васильевна вслед Вавилову. — Прохор никуда не денется! Под горой его уже ждут Федор Михайлович и Лямпе!

Глава 32

Россыпи камней перешли в плоское плато, сплошь заросшее карликовой березой с мелкими, в ноготь, листочками. Под ногами пружинил толстый слой мха, а под ним хлюпала и пузырилась вода. Идти стало гораздо труднее. Ноги путались в ветках, проваливались в незаметные глазу щели и промоины. Но тем не менее преследователи передвигались теперь гораздо быстрее, чем Прохор. И уже почти настигли его и Лизу, когда Прохор вдруг оглянулся…

Ветер отнес в сторону то, что он выкрикнул, равно как и желтоватое облачко порохового дыма. И то, что он стрелял из револьвера со столь дальнего расстояния, подтверждало одно: он в панике. Он понимает, что клетка вот-вот захлопнется. А что делает зверь, загнанный в угол? В последнем броске он рвет преследователя клыками и когтями, в единственном стремлении не отдать свою жизнь за грош с полтиной!..

Алексей не заметил, как прибавил хода, обогнав и Анастасию Васильевну, и Вавилова. Иван лишь хмыкнул озадаченно, а Синицына крикнула вслед:

— Осторожнее, Алеша! Не рискуйте напрасно!

Но Прохор вдруг остановился. На всякий случай Алексей упал в заросли березки. Но Прохор уже не обращал внимания на преследователей. Гораздо больше его занимало то, что было у него под ногами. Он вдруг оттолкнул от себя Лизу и принялся что-то кричать, показывая то на себя, то на девушку, бессильно поникшую на камнях.

— Похоже, торгуется! Видно, Федор Михайлович и впрямь ему трубу перекрыл. — Иван плюхнулся в мох рядом с Алексеем. — Давай попробуем обойти его с двух сторон. Если что, стреляй по ногам, попадешь куда выше, не твоя вина! Меньше дергаться будет!

Где пригнувшись, где ползком, они начали медленное движение, обходя Прохора по широкой дуге, постепенно смыкая круг, чтобы выйти ему со спины, в аккурат за небольшой скальный гребень.

Но только они поравнялись с гребнем, как Прохор, оставив Лизу на камнях, стал спускаться вниз, продолжая что-то кричать и размахивая зажатым в руке револьвером.

Его патлатая голова мелькнула и исчезла среди камней. Иван и Алексей, не сговариваясь, вскочили на ноги и бросились следом.

Плато обрывалось вниз крутым, саженей этак в двести высотой, откосом. У его основания, выставив вверх ружья, лежали несколько полицейских. Всадники, среди которых Алексей узнал Лямпе и Ольховского, расположились чуть дальше, но и они держали оружие на изготовку.

Алексей поискал глазами Тартищева. Федор Михайлович сидел на камнях, привалившись спиной к одному из них, лицом к склону и держал на коленях револьвер. Прохор спускался прямо на него. Ветер продолжал относить в сторону звуки. Но те, что долетали, хотя и были отрывочны и малопонятны, все-таки позволяли догадываться, что Тартищев и Прохор продолжают о чем-то спорить.

— Точно, торгуется! — вздохнул Вавилов и затолкал револьвер за опояску. — Пошли посмотрим, что с Лизой.

Но рядом с девушкой уже была Анастасия Васильевна. Она обмыла ей лицо из небольшой лужицы, полной мягкой снеговой воды. И теперь Лиза, изредка всхлипывая, жаловалась Синицыной, что Прохор ей чуть ли не полкосы выдрал, когда тащил на лошадь.

— Идите, идите, — махнула Анастасия Васильевна рукой, заметив, что Алексей и Вавилов приближаются к ним. — Мы сами тут справимся!

Они повернули обратно, и как раз вовремя. Прохор уже достиг полосы первых деревьев — приземистых кедров, которые росли чуть ниже того места, где он теперь находился. Он замер на некоторое время, оглядываясь по сторонам, вероятно, выбирая удобный проход среди валежин и огромных камней, которых становилось все больше и больше. Но Лямпе понял это по-своему. Неожиданно он дал лошади шенкеля и направил ее вверх по склону навстречу Прохору.

Что-то яростно и, кажется, упреждающе прокричал Тартищев. Но Лямпе, похоже, его не слышал. Лошадь, с разгона преодолевшая более пологий участок откоса, дальше пошла с трудом. Жандарм вытащил револьвер и навел его на Прохора. Полицейские и жандармы внизу вновь ощетинились ружьями. Тартищев опять что-то крикнул и безнадежно махнул рукой.

Прохор заметался по обрыву. Оглянулся и с тоской посмотрел вверх, но увидел Алексея и Вавилова. И тогда, взвизгнув, бросился с камня вниз на Лямпе. Лошадь заржала и отпрянула в сторону. Лямпе едва удержался в седле. Но Прохор проделал в воздухе замысловатый кульбит, которому опять же с двумя ногами позавидуешь, и уцепился руками за нижние ветви растущего ниже кедра. Раскачавшись, перепрыгнул на следующий, потом еще на один…

— Вот тебе и горилла! — произнес потрясение Вавилов. — Руки-то, смотри, как у обезьяны, длинные да цепкие.

И Алексей вдруг вспомнил рассказ Марии Кузьминичны, которая отметила это особое умение Прохора Сипаева перемахивать с одной ветки на другую, с дерева на дерево… Теперь это ему пригодилось, даже вдвойне, потому что, как бы ни был он пронырлив и ловок, с одной ногой ему ни по каким статьям от погони не уйти…

— К Провалу пытается махнуть! — усмехнулся Иван. — Вот там-то мы его и стреножим!

Полицейские и жандармы внизу галдели и задирали головы, наблюдая за столь необычным перемещением Прохора. Кедры росли часто, и ему не составило особого труда преодолеть с десяток деревьев, но дальше шло большое безлесное пространство, и на его краю толпились всадники, радостно гомонящие и хохочущие от предвкушения удачи — Прохор шел к ним в руки, хотя и не совсем обычным способом.

И на том его попытки уйти от погони наверняка бы и закончились, но опять вмешался случай. Вряд ли самому Лямпе снова захотелось проявить геройство, скорее всего, зловредный сибирский овод цапнул его лошадь в неподходящее место. Она нервно дернула головой, захрапела, взлягнула и понесла вдруг хозяина как раз мимо того дерева, на котором и должна была закончиться свободная жизнь Прохора Силаева. Возможно, лошадь пролетела б вскачь до самой поляны, но Лямпе натянул Поводья, поднял ее на дыбы, и в это мгновение Прохор раскачался на ветке и прыгнул на штаб-офицера сверху…

Вавилов с остервенением пнул первый попавшийся под ногу булыжник, издав при этом ясно переводимый набор звуков (быстрый выброс воздуха через рот и ноздри, говорят, и породил самое известное русское слово), уже без слов махнул Алексею рукой с зажатым в ней револьвером и помчался навстречу Тартищеву, который тоже что-то ожесточенно кричал им снизу, но из-за всеобщего гвалта и совершенно взбесившегося эха они его не слышали.