Бордель: Призови мою боль - Lion_official

— Это от садовых граблей, небольших. Он кинул их в меня. Неудачно. Пришлось зашивать и врать, говоря, что сама напоролась.

Хоть мужчина и прекрасно видел «отпечатки» прошлого на её теле, он всё же приподнялся и решительно намеревался посмотреть ближе.

— Нет, пожалуйста… — остановила его сухие руки в полуметре от тела, — Не трогай. Это неприятно.

— Тереза, — строго произнёс, наклоняя голову вбок. Мешкала всего несколько секунд и обречённо отпустила. Прохладные кисти рук легли по разные стороны тела.

Придвинувшись ближе к краю дивана, мужчина сам потянул её к себе, ставя между ног. Только, когда шрамы оказались в сантиметрах десяти от его глаз, он горько выдохнул. Всего можно было ожидать, но не насилия в доме.

— Это всё он сделал? — повторил вопрос.

— Когда он выходил из себя, а это случалось частенько, доставалось всем.

— Твоей маме тоже? — догадливо спросил, и она качнула головой. В уголках глаз скопились слёзы, — Мне очень жаль…

Сейчас не требовались объяснения, не надо сию секунду начинать всё рассказывать: он это понимал. Погладил белые полоски на коже и, наклонившись, поддавшись чуть вперёд, коснулся их губами. Из-за нервозности, которая сжалась в нём до этого внутри: он трепал зубами свои губы — поцелуй был слегка влажный.

— Я подсознательно догадывался, что у тебя проблемы с отцом, но… Масштабы… — внутренне он благодарен, что не давил на неё до этого. К серьёзному разговору, как этот, Тереза имела право так долго готовиться.

Девушка аккуратно выскользнула из его объятий, накинула обратно рубашку и села рядом. Слёзы она успешно сдержала.

— Где-то с четырёх лет в доме происходили эти… Вещи. Я многое помню: как он избивал мою маму систематически, по любому поводу. Иногда доходило до крайностей. Его разбудили — наказание. Его разговор по телефону прервал плач Тима — наказание. Пришла со школы минутой позже — наказание. У нас дома была кладовая, которую я использовала, как бункер. Ждала по несколько часов, пока он не ляжет спать.

Тяжело слушать подобные рассказы. Тем более слышать их от человека, которого ты любишь. Гарри никогда бы не смог даже представить, что Тереза проходила через что-то такое в прошлом. В том же возрасте, что сейчас его дочь. В голове легко рисовалась картина плачущей Терезы, которая пугалась любого шороха, любого выпада в свою сторону. Он молчал.

— Он оставлял ожоги сигаретами, когда я шумела, а затем запрещал говорить о них маме. Клялся, что убьёт и меня, и её. Со временем мне пришлось учиться ходить на носочках. Это вошло в привычку.

Кошмар вновь предстал перед ней, словно всё вернулось. Она вздрогнула и опустила глаза вниз, на скрещенные руки.

— За неделю до того, как мы с мамой и Тимом убежали к бабушке, я начала спать с ножом. Я видела постоянно, как вонзаю его в разные части тела. Мне казалось, что это единственный выход из ситуации. Убить его. Мама нашла нож раньше. Кричала. Говорила, что это плохо. А разве я не знаю? Тогда до неё дошло, что пора кончать со всем этим. Тиму было года два. Мы сбежали из Хьюстона в Лос-Анджелес, к бабушке. — Тереза как-то облегчённо выдохнула, но чувство того, что события тех времен всё ещё живут здесь, в ней, сейчас, никуда не ушло.

— Он не поехал за вами? — голос Гарри заметно дрогнул. А кто не был бы поражён настоящей историей ужаса? Эти люди ходят: убийцы, насильники и их жертвы — они среди нас.

— Поехал. Мама отучила меня от техасского акцента за неделю. Я всё понимала. Это было явное отличие в нас, которое могло стоить жизни. Сначала был развод, а затем суд. Он постановил, что отец никак не сможет с нами контактировать, иначе заключение. Ни звонков, ни сообщений. Ему запретили подходить к нам даже на расстоянии тридцати метров. До совершеннолетия я была под опекой матери и бабушки, поэтому ни о каких родительских правах с его стороны даже и речи не было. Но…

Тереза сделала паузу, а в тоне не звучала победа. Будто она избавилась от главного монстра детства. Этого чувства нет. Если для отца — это пережитки прошлого, воспоминания, то для неё — это кошмар, который будет длиться всю жизнь.

— Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности. — Подытожила, но не намеревалась останавливать свой рассказ, как прозвучал вопрос.

— Как ты с этим справилась? — никто раньше не задавал такой вопрос. Людей больше интересует подноготная, а не то, к чему это привело.

— Не могу сказать, что справилась. Это долгий процесс, который занял уже больше пяти лет. — Тереза искренне смотрела в его глаза и открывалась всё шире, — Когда мы с мамой переехали к бабушке, пришлось найти школу. Но из-за длительного судебного процесса мне поставили психолога. Школьный, обычный. Я ничего тяжелее не встречала в своей жизни до. Каждую среду мне приходилось рассказывать ей, через что я проходила. Она копалась в моих мыслях, пытаясь помочь.

— Но не помогла? — для него очевидно, что утешения в терапии с психологом она не нашла. Гарри придвинулся на диване, отчего теперь смог увидеть слёзы в её грустных больших глазах.

— Традиционная терапия не пошла мне на пользу, зато таблетки пошли.

— Ты пила таблетки?

— У меня был целый список всяких антидепрессантов, успокоительных и снотворных. Это немного помогало забывать.

— Мне очень жаль, Тереза… — мужчина окончательно сдался и обнял её. Да так крепко, чтобы она навсегда уяснила, что ничего ей рядом с ним грозить не может.

— Было очень сложно отказаться от таблеток, потому что они единственные могли заставить меня забыть. Всё же пришлось.

Уткнувшись в его грудь, Тереза хаотично вспоминала, как когда-то тоже страдала от зависимости. Немного другой, нежели Гарри. Но, когда на кону возможность навсегда избавить себя от боли, ты перестаёшь трезво мыслить и принимать правильные решения. Всё же девушке удалось смириться с неизменным прошлым, которое обрекло её навсегда помнить.

Для него было странно, что до этого ни один шрам не был замечен. Да и девушка ни разу не подала виду, что её прошлое — это тяжёлый груз позади. Кто ещё из них двоих оказался самым скрытным? Но всё, что он сейчас мог, — это выслушать и попробовать дать ей безопасное место рядом с собой. Гарри тут же задался вопросом. Он, будучи сильным физически и независимым ни от кого, даже представить не может этот страх. Каково это бояться каждый день за свою жизнь? Каково не иметь своего «безопасного гнезда»?

— Не могу поверить,