Быть бардом непросто - Ольга Мяхар

— То есть вернуть уже ничего нельзя, — киваю я.

— Почему же? Разденешься и отдашь ему вещи.

Я икаю и с ужасом на него смотрю. На лице Аида нет и тени иронии. Дальше я бегу молча, обдумываю ситуацию и переживаю.

Барон встречает нас ласково. Мне улыбаются, хвалят «маскарадный костюм» и обещают надбавку за изобретательность.

При этих словах я пихаю Аида локтем в бок, таинственно улыбаюсь, в ответ мне наступают на ногу и шипят, чтобы я успокоился.

— Итак, вы готовы?

— Да.

— Серенада написана?

— Да.

— А… могу я ее прочесть?

— Нет.

— Она в стадии правки, — вклиниваюсь я.

Мне ласково улыбаются:

— Ну что ж. Хорошо. Тогда сегодня в десять вечера жду вас у стен башни.

Аид хмурится:

— Это лишнее. Согласно нашему плану, вы должны были остаться в таверне.

— Не пойдет. Я должен точно знать: изменит мне жена или нет. — Барон сердито бьет палкой об пол.

— Как скажете, — соглашается Аид. — Но тогда сумма гонорара удваивается.

У меня дергается глаз. А это не слишком?

— А вы, как я посмотрю, наглеете прямо на глазах.

— Если баронесса действительно является суккубом — мне придется вас защищать, — резонно замечает Аид. — А это не предусматривалось изначальным планом.

— Защищать?

— Раскрывшись перед вами, она может попытаться убить вас. Я же не заинтересован в смерти заказчика по причине того, что в данном случае лишаюсь гонорара. Что в этом непонятного?

— Гм… Хорошо, я прибавлю еще пять золотых сверху.

— Десять.

— Вы с ума сошли? Двадцать золотых — это грабеж!

— Вы выплатите их лишь в случае возникновения опасности для вашей жизни.

Барон жует губами и злобно смотрит в мою сторону. Не понял? А я-то тут при чем? Сижу на столе, ем печенье, не мешаю торговаться.

— Пусть этот попугай слезет со стола.

Хмурюсь.

— Фтор, слезь.

— Нет.

Аид мрачно на меня смотрит. Я изучаю барона, а точнее, его шею. Мы, темные эльфы, смываем оскорбления кровью обидчика. Барон, кажется, забыл, что он — всего лишь человек.

— Фтор!

Лицо Аида возникает прямо передо мной.

— Спокойно. Пошли. Мы договорились. — Мне на плечи ложатся его руки и с силой их сжимают. Морщусь и, тряхнув головой, спрыгиваю со стола.

— Еще раз вякнешь в мою сторону — умрешь, — говорю тихо.

Барон молчит. Я же прохожу мимо него и выхожу из комнаты.

На улице Аид надевает капюшон и идет в сторону дома барона. Направляюсь следом.

— Что это на тебя нашло?

Удивленно смотрю на него.

— В смысле?

— Ты раньше так резко не реагировал.

— В его словах было презрение. Это задело.

— Учись контролировать свои эмоции. Если ты кого-нибудь убьешь — у нас будут проблемы. И тогда о карьере барда можешь забыть.

— Мне все равно.

— Готов пустить все коту под хвост из-за обычной прихоти?

— Это не прихоть. Это в крови. И вообще, чего ты так завелся? Не убил бы я его. Так, слегка покалечил бы, но не убил.

— Ты бы глаза свои видел в тот момент…

— Хм.

Аид вздыхает и останавливается. Я едва не врезаюсь ему в спину. Дождь снова льет тугими потоками, вода стекает со шляпы, перья сиротливо обвисают по бокам. Жалко. Красивая была композиция.

— Знаешь, я многое отдал ради того, чтобы помочь тебе осуществить свою мечту. И если ты не собираешься относиться к этому серьезно… я, пожалуй, пойду своим путем.

Такое ощущение, что меня с головой окунают в прорубь. Стою, сжимаю кулаки и смотрю на спину светлого.

— Катись.

Он оборачивается, и я впервые за весь разговор вижу его лицо. Синие глаза мертвы. И холодны, как осколки стекла.

— Если чем-то не устраиваю — катись. Не держу.

Он сует руку в карман, вынимает остатки денег и бросает их на мостовую. Смотрю, как монетки подскакивают на камнях и катятся в разные стороны. Желания их подобрать нет.

— Если передумаешь — пару дней буду в «Лысом единороге». Прощай.

И он уходит. Разворачивается и уходит. А я стою, смотрю, как покачиваются мокрые полы его плаща.

Странно, что меня это так… задевает. Давно же понял, что нельзя никому доверять. Что такой, какой есть, я на самом деле никому не нужен. Ни семье, которая не приемлет «уродцев», ни людям, ни гномам, ни светлым… Как же так получилось, что вот ему я поверил. Взял и поверил. И теперь так больно, словно кто-то проткнул меня мечом, погрузив его в грудь по самую рукоять. Руки трясутся. Сжимаю кулаки, сую их в карманы.

После чего разворачиваюсь и иду вниз по улице.

Улыбаюсь, закрываю глаза и пытаюсь прийти в себя.

И все из-за чего? Из-за такой мелочи… Лучше бы сказал как есть: «Ты меня достал!» — я бы понял. Честно.

Не знаю, сколько я скитался по городу. Кажется, долго. Очнулся глубокой ночью в клинике: сижу на кушетке, а Таичи сует мне в руки чашку горячего чая. На ней лица нет. Она постоянно теребит меня, зовет, пытается заставить все рассказать.

А я сижу, пью чай, обжигая небо, вяло шевелю ушами и молчу. Говорить не хочется. Тепло, и ладно.

— Да что случилось-то?! Где Аид? С ним что-то случилось? Да не молчи ты как истукан! Фтор! Ну… чего произошло-то?

Так ничего от меня и не добившись, она стелет мне на кушетке в палате для душевнобольных и закрывает на ночь.

На соседних кроватях ворочаются, смеются, плачут, кого-то зовут. А я лежу, смотрю в потолок и молчу. Спать вообще не хочется. Ничего не хочется. В голове ни одной мысли. Хочется… просто не думать ни о чем.

ГЛАВА 12

Кровать скрипит и прогибается под чьим-то телом. Открываю глаза и сквозь серебристые сумерки, обесцвеченные ночью, смотрю на лицо невысокого старичка с белой бородкой и одним глазом. Второй забинтован… Бинт проходит через всю голову и делает его похожим на пирата.

— Спишь? — уточняет он.

Закрываю глаза. Только психов мне сейчас и не хватает.

— Спишь? Эй, ты! Спишь али нет?

Меня дергают за рукав. Выпускаю когти и резко, без замаха, вгоняю их в тумбочку. Потом пропарываю вниз. Когти режут дерево легко, словно масло.

Старичок причмокивает, а в следующую минуту я чувствую, как он берет мою вторую руку и начинает вертеть, изучая пальцы.

— А тут нет? Постриг?

Тихо смеюсь и выпускаю когти на левой руке. Каким-то чудом не задеваю его. А жаль.

— Красивые. А у меня крылья есть. Большие-большие. Хочешь, покажу?

— Нет.

— Ты не спишь!

— Нет.

— Это хорошо, тогда я тебе и хвост покажу. Вот, смотри.

Открываю глаза и изучаю веревку, край которой обмотан вокруг его пояса и завязан довольно небрежным узлом.