Первая любовь королевы - Роксана Михайловна Гедеон

щит в самой середине восходящего солнца[86], пробило насквозь, вышло с другой стороны и вонзилось в грудь. Сильно подавшись назад и взмахнув руками, герцог полетел на землю. Уорвик тоже зашатался в седле, но с превеликим трудом удержался.

Ропот пробежал по трибунам: уж слишком странным оказался этот поединок. Уорвик молод и не так опытен, как герцог, к тому же, герцог много массивнее. Может, у Уорвика копье было не затуплено и он нарушил турнирные правила? Пока оруженосцы помогали герцогу встать на ноги, герольды проверяли оружие его молодого соперника. Все Невиллы поднялись со своих мест, наблюдая за происходящим, оскорбленные уже самой этой проверкой. Однако подозрения были напрасны. Зазвучали трубы, и с трибуны судей было громогласно объявлено:

— Воином-победителем стал, с помощью Божией, сэр Ричард Невилл, граф Уорвик, рыцарь Медведя!

Раздался шквал аплодисментов. Молодого Уорвика многие любили — и мужчины, и женщины. Он был прост в обращении, знал своих солдат поименно, не гнушался обществом простолюдинов и не считал унижением повеселиться в компании обыкновенных йоменов[87], даром что сам был большой вельможа, близкий родственник Йорков.

Его победе радовались. Зрители рукоплескали, кричали, приветствовали, когда он, снова вскочив на коня, объезжал ристалище — высокий, худощавый, величественный, в рогатом шлеме, увенчанном фигуркой медведя, держа копье, оказавшееся в Бедфорде непобедимым, вертикально. И не одна дама ревниво поглядывала на юную графиню Уорвик, улыбавшуюся и махавшую рукой своему супругу. Увы, Ричард Невилл был уже занят, его женой была знатная леди из рода Бьючемов, она же родила ему и прелестную дочурку, так что оставалось утешаться тем, что Уорвик частенько поглядывал в сторону и свет для него на жене, как говорится, клином не сошелся.

Приветствуя Уорвика, люди судачили о недавнем неожиданном поражении рыцаря-зачинщика — ведь подумать только, его щит оказался пробит в самой середине солнца! Герцог был не то чтобы ранен, но слегка оцарапан поврежденным панцирем, да и не в этом было дело. Поражение Йорка, да еще такое символичное, заставляло думать: а уж не предвещает ли это закат его звезды? Потерпеть поражение от руки Невиллов, лучших друзей! Надо же, а до последней минуты все были уверены, что победителем станет сам рыцарь-зачинщик, непревзойденный турнирный боец!

Словно желая опровергнуть все эти слухи и показать, что ничуть не уязвлен, а наоборот, радуется победе племянника, Ричард Йорк обнял Уорвика на глазах у всех. И герцогиня Йоркская тоже улыбалась, когда вручала победителю драгоценную цепь, главную награду:

— Да будет эта цепь, — сказала она, — залогом вечной дружбы между домами Невиллов и Плантагенетов, а дружба эта, несомненно, принесет пользу королевству. Приветствую вас, сэр рыцарь победитель, и уверена, что все мы еще не раз станем свидетелями вашей доблести.

Мало-помалу вниманию зрителей обращалось от Уорвика к Джейн Бофор. На высокую трибуну, где сидела она, устремлялись все взоры. Первый турнир был закончен, близилось следующее состязание, куда более интересное, ибо призом в нем должен был стать живой человек, паче того — юная прелестная девушка.

То, с каким любопытством ее разглядывают, Джейн чувствовала кожей. Все находили ее красивой — даже неожиданно красивой, а к тому же она была дочерью Сомерсета, любовника королевы. Многие замечали, что уж слишком величественно она держится — девице не мешало бы быть и поскромнее, а другие возражали: даме за которую, будто олени в любовный период, сейчас сшибется в поединке полсотни рыцарей, есть от чего возгордиться.

Мало кто понимал, сколь унизительно положение этой девицы; турниры, в которых разыгрывалась рука женщины, были не так уж редки, ничего странного в этом не усматривали. Конечно, обычно сражались за даму из своего лагеря, а Джейн Бофор была из вражеского, силой привезенная в Бедфорд. Однако над этим, может быть, кроме самой Джейн, никто не задумывался. Для прочих это была просто забава, любопытное развлечение, не больше.

Бросая взгляды по сторонам, она не видела ни одного знакомого дружеского лица. На нее глядели сотни глаз, но все чужие. Даже сэр Клиффорд уехал, сказав, что ничего не может для нее сделать, что следует принять свою судьбу такой, какова она есть, и сколь бы достойна леди Бофор ни была, все же из-за нее не стоит начинать войну с Йорком. Следует выпутываться самостоятельно, самой находить выход. Она и пыталась его найти, скрывала презрение, ярость и гнев под маской холодноватого, пренебрежительного любопытства ко всему, что происходило вокруг.

Между частоколами тем временем выстроились ряды оруженосцев. Рыцари-участники были почти готовы к бою, многие уже сидели в седлах. В доспехах, с опущенными забралами, они были очень похожи, различались только по массивности, росту и гербам, но это мало что Джейн говорило. Новые канаты были протянуты через ристалище, у обоих их концов застыли наготове ливрейные слуги с топорами — словом, близилось начало схватки.

Легкое беспокойство вдруг овладело Джейн. Доселе такая спокойная, она вдруг, пытаясь скрыть дрожь, нервно потеребила пояс. Что такое? Бросив взгляд с трибуны вниз, она поняла, в чем причина: внизу стоял человек и смотрел на нее с такой жадностью и бесстыдством, что от оскорбления ее на миг бросило в жар.

Это был молодой мужчина, лет двадцати трех, высокий, жилистый, сильный. Не слишком красивый, но с грозной грацией барса. Неправильное длинное лицо было обрамлено падающими на лоб прямыми темно-русыми волосами.

И адское жадное пламя было в зеленых глазах — самых зеленых, какие она когда-либо видела — под крутыми дугами бровей. Он стоял, облаченный в дорогой, мрачных тонов короткий пурпуэн и длинный сюрко, подбитый соболями, а руками так опирался на ограду, что казалось: еще миг, и он пружинисто вскочит сюда к ней, на трибуну.

Джейн проглотила комок, подступивший к горлу. Ее рука потянулась к отцу Гэнли:

— Что это за человек там внизу?

Священник мельком взглянул:

— Да это же Уорвик, миледи, победитель… Разве вы не видели его раньше?

Да, она не была с ним знакома и прежде видела только в доспехах и шлеме. Так это Уорвик, оказывается. Она лишь сейчас заметила драгоценную цепь у него на груди — турнирную награду. Взгляд, обращенный на нее, не польстил Джейн, а оскорбил и даже испугал. Резким движением она набросила прозрачный белый фай на лицо, стыдясь румянца, выступившего на щеках, и досадуя на свой испуг.

Если раньше дамы сожалели о том, что Уорвик не свободен, то теперь пришлось сожалеть ему самому. Доселе, занятый турнирной борьбой, он не обращал никакого внимания на пресловутую Джейн Бофор — не до того было. Теперь, освободившись от лат,