Гитлер: мировоззрение революционера - Райнер Цительманн

просто «духом» и заявил: «Общественный строй, у которого есть только голова, видит себя под грузом своего рода нечистой совести. Когда приходят реальные революции, он не решается выступить вперед, он делает ставку на денежный мешок и трусит»[813]. После отрицательного опыта с буржуазными союзниками, например в 1923 г., он сказал себе: «Никогда больше не буду иметь дело с буржуями!»[814] По поводу позиции буржуазии в еврейском вопросе Гитлер сказал 4 апреля 1942 г. в застольной беседе: «Трусость, имя тебе буржуазия»[815]. А 5 августа 1942 г. он заявил: «Когда я читаю историю фашистской революции, у меня такое чувство, что я читаю историю движения. Та же трусливая и гнилая буржуазия, которая не верила ни во что, избегала любого столкновения, жила в вечной боязни, что может раздражить красных!»[816] Уже во время войны Гитлер часто приводил аналогии с «временами борьбы», причем приравнивал трусливые буржуазные партии к капиталистическим вражеским странам Англии и США, а германских коммунистов — к большевизму: «Так же, как когда-то трусливые, проникнутые компромиссами, партии большевистский мир маневрами загнал в угол, а потом смел их, так сегодня исчезнут все буржуазные государства, чьи глупые представители полагают, что могут заключить союз с дьяволом в надежде, что окажутся хитрее, чем его сатанизм. Это жуткое повторение тогдашнего внутригерманского процесса на гигантской всемирно-исторической сцене нынешних событий»[817].

Приведенные нами цитаты[818] доказывают, какое значение имел для Гитлера упрек в трусости и как последовательно связывал он понятия «буржуазия» и «трусость». Аналогичный характер имеет почти столь же часто выдвигаемый Гитлером упрек в «слабости», «недостатке решимости» и «отсутствии энергии». Эти упреки можно проследить в течение всех 25 лет политической деятельности Гитлера. Вот только несколько примеров: 12 апреля 1922 г. он сказал, что действия правых буржуазных партий «чрезвычайно мелочны, ограниченны, медлительны и робки. Им хотелось бы, но они никогда не находят решимости для большого дела, потому что не понимают величие всего времени»[819]. На стороне буржуазии, писал Гитлер в составленном им 22 октября 1922 г. меморандуме, отсутствует не только осознание глубочайшей внутренней сути происходящей борьбы двух мировоззрений, но и прежде всего «неукротимая решимость, жестокому колоссу власти на одной стороне противостоит поэтому на другой частью самая жалкая недостаточность»[820]. В речи 20 апреля 1923 г., т. е. в ситуации французской оккупации Рура, Гитлер объяснял, что пролетариат сегодня «вовне пацифист, а внутри террорист, буржуа, напротив, хотел бы быть вовне террористом, а внутри пацифистом. От принципиально занявшего внутри позицию пацифиста можно ожидать еще меньше, чем от противоположного. Все они говорят только: „нужно“, — но настрой на действия, на дело отсутствует. Стала ли буржуазия с 1918 г. более подтянутой и напористой? Чтобы дать на это ответ, достаточно только однажды с полупустым желудком прийти в ландтаг. Там ведь сидит элита буржуазии. Все они внутренне стали демократами. Так же, как тогда, они молятся на мертвую кучу мертвой цифры. Они не способны осознать, что необходимо и что нужно сделать. Спокойствие и порядок или единый фронт — это последнее выражение их государственно-политической мудрости. Но этим они разрушают государство. При таком спокойствии и порядке один облапошивает другого, как может»[821]. Для упрека буржуазии в отсутствии энергии, бессилии, слабости и безволии также можно привести разнообразные другие примеры[822].

Чем, по мнению Гитлера, были вызваны эта трусость, слабость, бессилие и отсутствие энергии? Гитлер полагал, что буржуазии, как имущему классу, есть слишком много что терять и поэтому она труслива, непригодна для политической борьбы и неспособна осуществлять политическое господство. Уже в «Майн кампф» Гитлер критиковал Шёнерера, который не понял «чрезвычайную ограниченность воли к борьбе так называемых „буржуазных“ кругов уже вследствие их экономического положения, из-за которого отдельный человек боится потерять слишком много, и это еще больше его удерживает»[823]. Перед «Гамбургским национальным клубом 1919», ярко выраженной буржуазной публикой, Гитлер привел такой аргумент: кто должен хранить материальное имущество, «никогда так легко не бросит свою жизнь на амбразуру, как тот, кто не имеет материального имущества, тот, у кого нет материального имущества, умирает легче, чем тот, у кого есть свое добро»[824]. Марксизм обладает «самым активным человеческим материалом. Активность, смелость и решительность следует искать только в германском рабочем ручного труда, так было во все времена. Как только у человека появилось имущество, меняется его жизненная ставка, он больше концентрируется на то реальное, что есть. Движение, которое хочет реформировать Германию, может привлечь только ничтожную часть германской буржуазии»[825].

С какой последовательностью — или, если угодно, с каким цинизмом — Гитлер доводил эту мысль до конца, свидетельствуют некоторые высказывания конца 1943 — начала 1944 г., когда он обнаружил позитивный аспект разрушения германских городов союзниками. 2 сентября 1943 г. он сказал в беседе с вождем румынского государства Антонеску: «Мнение противников, что Германию можно изнурить и заставить уступить воздушными налетами, — это ложное умозаключение. Имеет место скорее противоположное. Тут вновь обнаруживается, что люди, у которых больше ничего нет, сражаются фанатичнее, чем имущие буржуи»[826].

Зафиксируем сказанное: Гитлер упрекает буржуазию в слабости, недостатке силы воли и решительности, отсутствии энергии и прежде всего трусости. В качестве причины этих качеств он называет владение буржуазией имуществом, тот факт, что этот класс имеет что терять. Мы уже дали понять, что Гитлер — на основе своей социал-дарвинистской базовой философии — с необходимостью должен был прийти к выводу, что буржуазия неспособна к политическому руководству и ее историческая миссия закончена. Был ли Гитлер готов сделать этот вывод?

Неспособна к политическому руководству

В другом месте нашей работы мы опишем представления Гитлера о рекрутировании элит[827]. Здесь же мы должны — поскольку это необходимо в нашем контексте — заранее рассмотреть определенный аспект этих представлений. Гитлер придерживался мнения, что принципы рекрутирования элит в экономической и политической сфере противоречат друг другу, т. е. качества, которые могут быть выгодны для того, чтобы стать крупным руководителем экономики, в политике могут быть не только бесполезны, но даже и вредны. Ошибка капиталистического общественного порядка, по мнению Гитлера, заключается в том, что экономическая элита представляет одновременно и властную политическую элиту.

В области политики, говорил Гитлер 26 июня 1931 г., «экономическое достижение ни в малейшей степени не является критерием или мерилом. Добродетели здесь другие. Этой добродетелью обладает самый маленький фронтовой солдат, позволяющий себя застрелить, в гораздо большей степени, чем крупный фабрикант, который избегает такого жертвования собственным я и уклоняется от него. Для трусов правильным является фабрикант, но для политического руководства нации правилен другой»[828].

В речи перед Германским