Оракул - Сергей Шведов

Расставались вполне по-родственному. И отъезжали от Ефросиньиного дома при значительном скоплении народа. Детектив увидел среди провожающих Ваньку Митрофанова и предостерегающе погрозил ему пальцем. Митрофанов его понял и с готовностью закивал головой. Обмен жестами состоялся по поводу самогонного аппарата. Ярослав очень надеялся, что бывший Ванька Каин сдержит слово и аппарат вернет, что значительно сократит расходы на деревенскую свадьбу.

— Мама дорогая, — схватился вдруг за голову Кравчинский. — Я же часы потерял. Отцовский подарок. Он мне этого никогда не простит.

— Часы — это мелочь, — махнул рукой легкомысленный Ходулин. — Очень может быть, что они вернутся если не к тебе, то к твоим отдаленным потомкам.

— При чем тут потомки? — возмутился Аполлон. — Я же их не в храме потерял, а на лесной опушке. Точно помню, как смотрел на циферблат после того, как очухался от морального потрясения. Светлана, я тебя умоляю, давай свернем — тут же рукой подать.

Надо отдать должное «императрице», она вняла мольбам нищего поэта, и «мерседес» все-таки свернул с накатанной проселочной дороги в заросли.

— Ну, что я говорил! — воскликнул радостно Кравчинский, указывая на дерево, растущее на краю поляны. — Вон они, отсвечивают на солнышке.

Ярослав ничего не видел, но Аполлон, не обращая внимания на скепсис приятелей, вывалился из машины и бегом бросился к своему сокровищу. Буквально через десять секунд он исчез, не добежав пяти шагов до березы. Это было настолько неожиданно, что Катюша вскрикнула.

— Да что же это такое?! — потрясенно проговорил Ходулин. — Ведь оракул уже ушел!

Ярослав вылез из машины и, настороженно оглядываясь по сторонам, побрел к дереву. Колян возмущенно дышал ему в затылок. Дамы держались чуть позади, явно напуганные случившимся.

— Он провалился, — сказал детектив, склоняясь к яме. — Эй, Аполлоша, ты жив?

— Понарыли тут берлог! — послышался из-под земли голос рассерженного Кравчинского. — Ой, зараза, да тут кладка кирпичная.

— Хозяйственный, судя по всему, ему попался медведь, — усмехнулся Ходулин. — Слышь, Аполлон, а медовухи там, случайно, нет?

— Нет тут медовухи, — огрызнулся поэт. — Сплошное золото кругом.

— Какое золото? — забеспокоился Ярослав. — Ты что, головой ударился?

— Ну ударился, и что с того? На меня блюдо громадное упало. Килограммов десять чистого золота.

— Свихнулся, — поставил безошибочный диагноз Ходулин и полез в образовавшийся провал.

Однако спустившийся в яму вслед за Коляном Ярослав вынужден был признать, что непрофессиональный психиатр поспешил с выводами. «Медвежья берлога» была оборудована, что твой бункер. Кладка была старинная и чем-то напоминала ту, что они уже изучали как-то во дворце графа Глинского.

— Новая иллюзия? — спросил Ходулин, чиркая зажигалкой.

— Какая там иллюзия, — возмутился Кравчинский, потирая ушибленное колено. — Тут все натуральное.

— У Светланы в машине есть фонарик, — спохватился Колян. — Один момент.

Обернулся он действительно за минуту, а следом за ним в провал спустились и Светлана с Катюшей, которых разбирало любопытство. Фонарик высветил из темноты бледный человеческий лик. Хлестова от неожиданности вскрикнула.

— Да это же Аполлон! — усмехнулся Ярослав.

— Какой Аполлон?! — возмутился Ходулин. — Кравчинский в шаге от меня стоит.

— Я о статуе, чудак. Точно такая же была во дворце графа Глинского.

— Это она и есть, — сказал Кравчинский, вырывая из рук Ходулина фонарик. — А вон та картина висела в спальне над ложем.

Кравчинский был, безусловно, прав. Фонарик выхватывал из темноты то статую, то картину, и все они были знакомы кладоискателям. Кажется, это были сокровища, спрятанные последним владельцем дворца накануне грозных событий в начале прошлого века. Оракул выставил было их на всеобщее обозрение, но, уходя в будущее, вернул на место. Других объяснений случившемуся у детектива пока не было. Пройдя в глубь подземного убежища, отважная пятерка обнаружила сундуки старинной работы, доверху набитые золотой и серебряной посудой.

— А вот и знаменитый клад боярина Михаилы Глинского, спрятанный во время монголо-татарского нашествия, — с ходу определил Кравчинский, разглядывая большую чашу с двумя ручками. — По-моему, эта штуковина называлась братиной, ее пускали по кругу во время пира. Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя… Плохая им досталась доля, немногие вернулись с поля…

— Ты мне лучше скажи, сколько все это может стоить? — оборвала поэтический экстаз практичная Светлана Алексеевна.

— Да тут ценностей на миллиарды! — задохнулся от восхищения Кравчинский.

— В рублях?

— В долларах и евро.

— Быть того не может! — ахнула Хлестова.

— Очень даже может, — твердо сказал Аполлон. — Эрмитаж будет плакать на все это глядючи.

— При чем тут Эрмитаж?! — возмутилась Светлана Алексеевна. — Нам сколько достанется?

— На свадьбу хватит, — обнадежил Кравчинский. — Пир закатим на весь мир. Бланманже будем кушать и батистовые портянки носить. Это вам не Рио-де-Жанейро! Это же, мужики и дамы, Йо-мое!