Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

Попыталась вызвать волчицу — но тигрица была слишком близко. Она летела наружу белой размытой полосой, прямо ко мне.

— Блин! — сказала я.

Рик и Домино придвинулись ближе, будто против воли.

Только Ава могла устоять, но она же не того… не того цвета.

Я позвала черную тигрицу, позвала воплем и ревом внутри, в голове. И черное пятно влетело в белое у меня внутри, и бросило меня, вертящуюся, через всю комнату. Я оказалась на полу у окон, и две тигрицы во мне рычали друг на друга, пытаясь разорвать друг друга на части, но полем битвы было мое тело.

Я крикнула — не могла сдержаться.

— Анита! — завопил Криспин.

Рядом со мной присел Бернардо, склонился надо мной. В ухе орал Эдуард:

— Анита, ответь. Иначе мы войдем.

— Нет… не входите.

В голосе слышалась боль, которую я испытывала, И ничего я не могла с этим сделать.

Криспин был на полпути через комнату, но королева оказалась рядом с ним. И я не могла его заставить подойти к себе, когда она была рядом. Ко мне шел Домино, нахмурив физиономию, и черная с белой тигрицы остановились в битве. Им он обеим нравился.

— Домино, подойди ко мне, — велела я.

Он покачал головой, но черная тигрица вырвалась из драки, и белая ее отпустила. Черная стала подбираться ближе. Я вложила эту энергию в мужчину, стоящего передо мной, позвала ого образами темного меха и горящими огнями глаз и ночи.

Он пошел ко мне так, будто каждый шаг давался с болью, С лицом как у Криспина, которого не пускала ко мне Вивиана. Но у меня не было времени все продумывать — мне нужно было удовлетворить тигриц, или рисковать тем, что я сама тоже превращусь в тигрицу реально. Это была опасность моего состояния: что я в конце концов могу вызвать зверя, который не будет слушать зов Жан-Клода, В этом случая я могу оказаться под чужой властью — например, Вивианы и ее Макса. И чтобы этого не случилось, я должна замылить мозги Домино, Зло ли это — вот так понимать это все до конца и все же это делать? Может, и зло. Сделаю ли я это, чтобы королева мне мозги не замылила? Еще как.

Вивиана попыталась воззвать к его белой стороне, но черная тигрица была невероятно голодна, изо всех сил рвалась найти чей-нибудь черный бок, чтобы об него потереться. Одинокая, ужасно одинокая. Она не пыталась вырваться наружу, как белая по побуждению Вивианы. Она нюхала воздух и издавала призывные звуки, глядя, как идет к нам Домино.

Он упал рядом со мной на колени, будто марионетка с обрезанными нитями. Просто упал на колени на белые плиты пола. И лицо его было маской гнева, страха и желания.

Он сказал задушенным голосом:

— Ты — черная королева. Настоящая черная королева.

Я протянула ему руку, он потянулся ко мне.

— Родрик, не пускай его! — завопила Вивиана.

Но было поздно. Наши пальцы соприкоснулись, черная тигрица издала звук, вырвавшийся из моего горла. Домино позволил мне притянуть себя поближе, глядел на меня, и огненного цвета глаза все еще боялись, все еще злились, но за этим ощущалось что-то намного лучшее.

— У тебя родной запах, — шепнул он, опустив лицо — не поцеловать, но потереться щекой, ртом, носом. Он втягивал и себя запах черной тигрицы, живущей во мне, как кот, валяющийся по кошачьей мяте. Только этой мятой была я, мое тело.

Я чувствовала, как хочет взять его черная тигрица. В этом желании был секс, но еще и необходимость заставить его принять форму тигра, и черная тигрица была довольна, даже счастлива просто его близостью. Я думаю, я бы могла все это утихомирить, и все было бы хорошо, но тут по залу дохнуло мощью белой королевы, как ветром от распахнутой двери в ад. Энергия Вивианы ударила нас обоих, белая тигрица во мне зарычала и поползла вперед.

— Нет!

Это я заорала. И белая тигрица застыла в нерешительности. Я посмотрела прямо в лицо Домино.

— Дай мне дозволение питаться от тебя.

— Что? — спросил он.

Белая тигрица прыгнула на черную, и они обе снова стали рвать меня на части. Я извивалась, стараясь не крикнуть, в руках Домино. Потому что если бы я крикнула, в двери ворвались бы Эдуард и Олаф.

— Моя королева, — ответил Домино. — Если может тебя напитать моя плоть или мое семя, возьми их.

Я не совсем поняла, что он сказал, но тигрицы перестали драться. Они, тяжело дыша, смотрели на него из моих глаз. Черная тигрица зарычала тихо и низко, и рычание пролилось у меня изо рта.

Несколько секунд у меня было, чтобы понять: среди тигров слово «напитать» подразумевает мясо или секс. Или то и другое. Домино дал мне разрешение отнять его жизнь. Черная тигрица это поняла, но мы с ней были согласны. Так давно мы никого не видели из наших, и она не хотела его съедать — хотела спасти. Оставить при себе.

Вивиана послала на нас еще волну силы, но мы с черной были готовы на этот раз и обе злились на белую королеву. Как она смеет вмешиваться! Права не имеет, он наш. Наш!

Злость перешла в ярость, ярость стала моим зверем, но для злости теперь было другое применение — у меня она не вызывала превращение. Я вызвала в себе то, что было вампирской силой, то, чем был ardeur, и был момент, когда он мог вылиться в секс, но не секса хотела я. Злая, рассерженная, я хотела напитать гнев. Злость Домино я ощутила на вкус там, в казино, и знала, что она близко. Мне только достаточно было бросить в него свой гнев.

И я выпустила, вылила в него ярость.

Он вскрикнул, закинул голову, и такой сильной, такой длинной была в нем ярость, что зверь его вышел этой ярости навстречу. Я притянула его к себе в поцелуе, стала питаться прикосновением его рта, судорогами его тела, прижатого ко мне. Я обнимала его, вдыхала его ярость через губы, кожу, из всего его тела. Вдыхала его злость и вливала ее в накопившуюся во мне ярость.

Я впитывала его гнев, и с гневом приходило знание. Мелькнули картины того, что вызывало в нем такую ярость. Я увидела его в детстве, одного в приемной семье, плачущего. Видела, как другие дети смеются над его волосами и цветом глаз. Видела, его, уже спасенного Вивианой, но все равно недостаточно белого. Своего — и не своего. Такого, как все — и не такого. И всегда он был не совсем своим.

Он перестал отбиваться, и все кончилось — он плакал у меня в руках. Я обнимала его, и черная тигрица притиснулась ближе — мы его обнимали вдвоем.

Надо мной неуверенно склонился Бернардо, будто хотел проверить, все ли со мной в порядке. Увидев эту неуверенность в его лице, я сказала:

— Бернардо, все в порядке.

— Глаза, — ответил он. — У тебя они горят карим и черным, как у вампира.

Я поцеловала Домино в лоб и проверила истинность его слов. Я ощущала пульс тигра, как леденец на языке. Подмывало всадить зубы в эту кожу и посмотреть, как леденец окрасится кровью. Живых вампиров не бывает, но иногда я себя чувствую чем-то вроде.