Легенда Лукоморья - Юлия Набокова

– Сколько ж ты живешь на свете? – хриплю я.

– Да уж двести лет в обед, не меньше! – торжествующе скалится ведьма.

Двести лет, сотни погубленных душ. И я стану одной из них, не остановлю эту тварь, не сотру ее с лица земли? Как бы не так!

Но тиски держат крепко, а ведьме не терпится завладеть новым телом, и она начинает шептать уже знакомые слова заклинания. Если я не могу шевельнуться и помешать провести обряд, вцепившись ей в космы, то это можно сделать и по-другому.

– Девушки бывают разные: черные, белые, красные, – во весь голос затягиваю я песню-прилипалу. – Но всем одинаково хочется на чем-нибудь заморочиться!

От неожиданности ведьма чуть не роняет прихват, но я рано радуюсь – ее выдержке можно позавидовать.

– Ты не могла бы заткнуть пасть? – злобно шипит она, прерывая заклинание.

– Песне ты не скажешь «до свиданья»! – воодушевленная, распеваю я. – Песня не расстанется с тобой! Через годы, через расстоянья, на любой дороге, в стороне любой…

Ведьма испепеляет меня взглядом и, стараясь не слушать, возобновляет заклинание. Но попробуй повтори все слова, когда в двух шагах надрывается певица да притом специально чудовищно фальшивит. Ведьма ругается благим матом и начинает заговор заново.

– Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер в мае… – душевно вывожу я.

– Замолчи-и-и-и! – визжит ведьма и нажимает на ухват с явным желанием меня придушить. Но железные дуги плотно застряли в бревнах и не могут углубиться больше. И хоть я по-прежнему в плену и шею крепко держат полоски металла, распевать во весь голос мне это не мешает.

– Хали-гали, пара-трупер, нам с тобою было супер! Пара-трупер, хали-гали, мы с тобой всю ночь летали!

Ведьма воет от бешенства:

– И не надейся меня сбить!

– Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой…

– Я все равно заберу твое тело! – беснуется она.

– Нет, я не понял, что ты имела в виду! Нет, все понятно что ты имела в виду, но что конкретно, что ты имела в виду… – невозмутимо напеваю я.

– Ну все, ты меня разозлила, – шипит ведьма. – Не хотела тратить силу, но придется.

– Что ты имела в виду, что ты имела в виду, что ты имела… – продолжаю голосить я.

Она выбрасывает вперед руку, что-то бормочет, и мои губы приклеиваются друг к другу, запирая внутри неспетые песни.

Ведьма торжествует и начинает выкрикивать слова заговора. На этот раз ей уже ничто не может помешать. С последним словом моя душа покинет тело, уступив место двухсотлетней паразитке, которая разрушит его за какой-то год жизни, а потом бросит, как ветхую одежку, и присвоит себе новое молодое тело.

От безнадежности судорогой сводит живот. А может, это уже душа готовится оставить тело? Нет рядом никого, кто может помешать старой ведьме. Ни верного Ива, который ищет Василису в Златограде, ни бесстрашного Варфоломея – будь он здесь, расцарапал бы ведьме глаза, ни наивного Кузьмы, который дрыхнет, наевшись ведьминых пирогов и не подозревая о том, что настоящая Фрося корчится в старушечьем теле в куче лохмотьев на печи. Никто не остановит ведьму, а она шепчет все быстрее, нетерпеливо приближая последние слова заклинания, и я нутром понимаю, что от обмена телами нас разделяют какие-то несколько слов.

– Юности цвет вместо старости лет. – Она шепчет знакомые слова. – Годы младые станут моими. Хворь, уйди прочь, юной стану в эту ночь.

Получается, это и есть заключительная часть заклинания. Когда я проснулась от кошмара, я прервала заклинание на этом самом месте, не дав ведьме молвить последние колдовские слова.

– Беру себе твои кудри шелковые, – быстро бормочет ведьма, – твой голос медовый, твой румянец алый, твой стан статный.

Она переводит дух и с торжеством смотрит на меня. В ее глазах я вижу приговор. Всего несколько слов – и я уже перестану быть собой. К глазам подступают слезы, но я только выше вздергиваю подбородок и с вызовом смотрю в лихорадочно горящие глаза ведьмы.

– Отдаю тебе свои годы древние, свои хвори вредные, свои очи мутные, свое тело ветхое, – с торжеством шепчет она.

Я замираю от напряжения: всего несколько слов – и заклинание будет завершено. Но я вижу то, чего не видит ведьма. В темноте с печи неловко соскальзывает старушечья фигура и, припадая на одну ногу, быстро приближается к ведьме.

– Так стань же ты мною, а я буду тобою! – Хриплый торжествующий крик обрывается на высокой ноте. Фрося в старушечьем теле находит в себе силы рывком повернуть к себе ведьму и вцепляется в нее. Завязывается борьба, и два силуэта, натыкаясь на стены и лавки, танцуют смертельное танго в полной тьме.

Я с силой цепляюсь за ухват и отталкиваю древко. Свобода! Растираю затекшее горло и быстро ощупываю лицо. Мое!

В волнении смотрю на сцепившихся ведьму и Фросю. Что же теперь будет? Судя по торжествующей интонации, ведьма произнесла все слова заклинания, но вмешалась Фрося и нарушила контакт между нами, разорвав энергетический канал, и, тем самым заменив меня, оттянула огонь на себя. Внезапно фигуры сливаются в единое целое. Секунда – и молодая женщина отталкивает от себя старуху. Та ударяется о печь и беззвучно сползает на пол.

Бедная Фрося! Она пожертвовала собой ради моего спасения. И теперь я просто обязана раздавить эту ведьму.

Я подхватываю с пола ухват и, выставив его вперед, с криком бросаюсь на ведьму.

Та с испуганным визгом отпрыгивает в сторону и бормочет за моей спиной:

– Аня, это я, я, Фрося, Фрося! Все кончилось, кончилось, кончилось…

И эта испуганная интонация, эти взволнованные повторы слов убеждают меня в том, что случилось чудо, и колдовство разрушилось.

Не выпуская ухвата из рук, наклоняюсь над старой ведьмой.

– Она не дышит…

– Что с ней? – взволнованно вскрикивает Фрося.

– Мертва.

– В прошлую весну я осиротела, – начала свой рассказ Фрося, отводя глаза от тела на полу, – а осенью ко мне старушка на постой попросилась, ночку переночевать. Я, конечно, пустила. Сама легла на лавке, гостью на печи положила. Просыпаюсь утром на печи – все тело ломит, глаза слезятся. Понять ничего не успела, как меня мой голос окликает:

– Проснулась, старая?

Я глаза протерла, гляжу – а за столом я сама сижу, косоньку заплетаю.

– Знатные косы отрастила, – говорю «я», – любо-дорого посмотреть.

Я головой трясу, думаю, сон недобрый снится. А голова как загудит, что я чуть с печи не упала.

– Тихо, бабуля, – слышу свой насмешливый голос, – привыкай. Старость не радость.

– Выходит, она тебя чем-то опоила? – предположила я.

– Я тоже так думала. А вчера убедилась. Как ты заснула, она пироги стала стряпать, мешочек травы из сундука достала да похвасталась, что с тобой собирается учинить. А в мешочке сон-трава была. Чтобы ты спала крепко и помешать ей не могла.