Пробуждение: магическая печать (СИ) - А Парамонова

Кира вздрогнула и резко обернулась к нему. Макс тоже обернулся и увидел, как девушка вскочила на ноги.

— Знаешь, Штандаль! — зло бросила она. — Не тебе судить о людях, которых не знаешь! И, более того, не тебе указывать мне на недостатки моих же с кем-либо отношений! Понял?

— Понял! — быстро сказал парень.

Во всей этой атмосфере праздника и доверия, он совершенно забыл, с кем разговаривает. Еще минуту назад перед ним сидела вполне нормальная, открытая девушка. Но стоило ему задеть её, как она превратилась в гордую снежную королеву.

— Я ухожу, пап! — совершенно спокойно предупредила Кира, поцеловав Соболева в щеку. — У вас очень вкусный чай, миссис Керн! — поблагодарила она Джессику и направилась к двери.

Макс подошел к Феликсу.

— Что ты ей сказал, дурень? — зашипел он на друга.

Тот хотел ответить, но его перебил голос ректора, обратившийся к Максу:

— Макс, — позвал он. — Проводи Киру до её комнаты, пожалуйста!

Девушка пыталась возражать, но отец настоял на своем. Спорить с ним совершенно не хотелось, да и зачем? Если он решил что-то, то уже не отступит. Открыв дверь, она кивнула Максу, и он поспешил следом.

Скинув джинсы, она стояла перед шкафом в низких стрингах.

— Красивая татушка! — заметила Лилиан, указывая на развилку, начинающуюся от перехода спины в ягодицы. — Давно сделала?

Эмма обернулась и провела пальцами по замысловатому узору.

— Очень давно, — ответила она, продолжив рыться в шкафу. — Это забавная история. Мне было столько же, сколько сейчас Карине, когда мы с бабушкой ездили в Шартр — город, где она родилась.

— Твоя бабушка — француженка? Ух ты!

— Да, по маме. В то время, в Шартре проходила ежегодная ярмарка с гуляниями и бабушка повела меня на праздник. Мы гуляли, ели яблоки в карамели на палке, смотрели уличный кукольный театр — было весело, и, было жарко. Поэтому, зная, что недалеко есть озеро, мы захватили с собой купальники.

На берегу было много народа и развлечений: водные горки, катамараны и просто места для отдыха и спокойного загара. Мы переоделись в специальных кабинках и направились к воде, а когда устали — решили, что пора собираться домой. Мы почти добрались до кабинок, как нас остановила разряженная женщина. Она приглашала всех взрослых и детей принять участие в увлекательном развлечении — раскрашивании долго стойкими красками. — Эмма усмехнулась. — Когда бабушка дала свое согласие, она решила, что будет забавно увидеть выражение лица моей мамы, когда я скажу ей, что сделала татуировку. Мы выбрали место, чтобы мама не сразу обнаружила, и женщина-художник за пять минут украсила меня этим необычным узором.

Эмма достала с полки несколько вещей.

— Я была ребенком, и просто играла, а бабушка хотела посмеяться над мамой, но, когда это не смылось ни через месяц, ни через два — обеим стало не до смеха.

— И как твоя бабуля не поняла, что это — настоящий татуаж? — удивилась Лилиан. — Это же, наверняка, было больно!

— Нет, — ответила Эмма. — Не было. Я точно не помню, но, кажется, было тепло.

— Тепло?

— Да, тепло. Я чувствовала сильное тепло и может быть еще легкое покалывание. Но это было так давно, что я могу ошибаться.

Лилиан подошла ближе и внимательно рассмотрела татушку.

— И зачем было уродовать детей? — возмутилась она.

— Уродовать? — воскликнула Эмма, оборачиваясь. — Ты же сказала, что она красивая?!

Лилиан рассмеялась и кивнула. Да, она считала это красивым, но ведь тату сделали Эмме против её воли. Сама она ничего толком не смыслила в процессе татуажа, поэтому решила не вдаваться в дальнейшие рассуждения на эту тему. Но она заметила, что за пятнадцать лет рисунок ни капельки не испортился. И это было очень странно, ведь Эмма давно выросла из пятилетней девочки.

— Безразмерная татушка, — пошутила она.

Глядя на себя в зеркало, Эмма задумалась о том, что с её стороны было чрезвычайно глупо реагировать на появление ректора таким образом. То, что произошло в вечер танцев, то, что она слышала тогда, не давало покоя. Это было странно и страшно, и тем, вокруг кого все это вращалось, был он — Соболев. Она не хотела выдавать себя. К их неизбежной встрече Эмма морально готовилась, начиная с самого утра каждого дня. Но, в течение недели, этого так и не произошло.

— Ну и чего ты трясешься, словно фруктовое желе? — спросила Лилиан.

Девушка подошла к подоконнику и открыла окно. В комнату сразу же подуло прохладой. На улице стоял октябрь месяц, и хотя в это время температура воздуха в Баварском регионе не падает меньше десяти градусов выше ноля, синоптики обещали в два раза меньше. Подтверждением тому стали мелкие «мурашки» покрывшие её с ног до головы. Повернувшись к подруге, Эмма укоризненно надула губы.

— Холодно, тебе не кажется?

— А я думала, кому-то стало жарко!

Улыбнувшись своей лисьей улыбкой, девушка закрыла окно и уселась на подоконник. Тем временем Эмма натянула новую тунику поверх темно-серых капри. Длинные расклешенные рукава имели разрез по внутренней стороне от самого локтя.

— Опять бордовая… Хочешь вывести из строя Сваровского, или умаслить Шорса? Ой, прости! — Лилиан схватилась ладонями за щеки. — Он же не просто Шорс, он — Альгадо-Шорс!

— Ну, ты и язва!

— Ладно, прости. — Лилиан села на кровать. — Я просто хотела отвлечь тебя от этих мыслей, о которых ты мне ничего не хочешь рассказывать.

— На то есть свои причины.

Эмма не то чтобы не хотела, она боялась рассказать. Ей казалось, что если она промолчит, это само уничтожит услышанный разговор и все сопутствующие ему обстоятельства того вечера.

— Что произошло, Эмма? — спросила девушка. — Я же твоя подруга! Ты рассказала мне так много, а про какой-то разговор молчишь?

— Лил, — Эмма села рядом.

Груз, лежащий на душе долгое время, становится таким тяжелым, когда кто-то просит скинуть его, соблазняя избавиться от ответственности.

— Это сложно, понимаешь. Я боюсь, что могла неправильно понять то, что услышала.

— Ясно, — девушка поднялась. — Хочешь сойти с ума от возможно ложных умозаключений — вперед! Недаром ты сейчас на социолого-психологическом факультете: у вас много специалистов, которые помогут, в случае крайней необходимости. Так что успокойся и пойдем в гостиную. Только больше не шарахайся от ректора, а то это может показаться странным. Мне вот уже кажется!

Лилиан медленно пошла к двери.

— Стой, — окликнула Эмма. — Ты права!

Лилиан обернулась.

— Я не хочу рассказывать, но мне нужно это сделать, иначе я действительно сойду с ума! — Эмма кивнула подруге приглашая сесть рядом. — И пообещай, что сама не начнешь вести себя странно после услышанного. Мы должны сохранить это втайне от остальных, пока не решим, что делать. Хорошо?