Нерушимая клятва - Андреа Кремер

— Перестань, — потребовала я. — Его мать убили Ищейки во время атаки, которая произошла в день Самайна. Поэтому он и знает.

— Ой, прости, — сказал он, постучав ручкой по столу. — Ищейки убили мать Рена?

— Да.

— Сколько ему было лет?

— Ему как раз исполнился один год. Именно в этот день.

— Вот черт, — сказал Шей. — Хотя это его совершенно не характеризует.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего, — быстро ответил он, вставая из-за стола и направляясь к стеллажам. — Давай вернемся к работе.

Глава 28

На следующий день Шей вошел в аудиторию с затравленным выражением на лице. Когда прозвенел звонок, я жестом отослала Брин и направилась к Шею. Он остался на своем месте и теперь сидел, ожидая, пока я подойду.

— Привет, Кэл.

Под глазами его я увидела темные крути; похоже, он не ложился спать.

— Могу я попросить тебя прогулять следующий урок?

— Да, если это важно, — ответила я, чувствуя внутреннюю дрожь от приближения чего-то ужасного.

Мы вместе прошли в комнату отдыха для учеников. Там было пусто и тихо. Он сел и придвинул поближе стул для меня. Когда я тоже села, он закрыл лицо руками и некоторое время молчал.

— Что случилось? — спросила я почти беззвучно.

— Помнишь, ты рассказывала мне, что Ищейки убили мать Рена во время атаки?

Я кивнула.

— Да.

Зачем он меня об этом спрашивает?

Шей плотно сжал зубы, словно готовясь рассказать что-то крайне неприятное.

— Я нашел в Анналах Халдиса книгу с записями событий того года, когда родился Рен. Мне нужно было узнать подробности той атаки.

Я молчала и смотрела на него, чувствуя, что меня немного задело то, с какой легкостью он проигнорировал мое требование не трогать книги с хрониками, но мне было интересно, что ему удалось узнать.

— Не было никакой атаки, — сказал он тихо. — Коринну Ларош казнили.

Мне показалось, что время замедлило ход и стало душно, словно из комнаты откачали воздух. Реагировать на слова Шея в такой обстановке было решительно невозможно.

Шей продолжил вполголоса:

— Это правда, Калла. Она и кое-кто еще из Бэйнов планировали устроить переворот, направленный против Хранителей. Ищейки ей помогали. Хранителям стало известно о заговоре, и ее наказали.

Тело понемногу возвращалось к жизни. Мышцы рефлекторно подергивались.

— Они убили ее, Калла, — сказал Шей. — А для Ищеек устроили западню. Они пытались прийти на помощь Коринне и другим повстанцам. Когда появились Ищейки, они попали в руки превосходящих сил, собранных Хранителями, и почти все были перебиты.

— Но Рен… — закашлялась я; сил, чтобы окончить фразу, у меня не хватило.

— Они сказали Рену неправду о том, что произошло, — добавил Шей так же бесстрастно и тихо, словно ему было не лучше, чем мне. — Из того, что написано в статье, посвященной восстанию, можно понять, что они обманули всех волков, не принимавших участия в заговоре, и уничтожили тех, кто был причастен.

— Этого не может быть.

— Более того, — сказал Шей, взяв меня за руку. — Я просмотрел текст книги Хранителей в поисках исторических свидетельств о других восстаниях. И тогда мне стала понятна история Воинов. Я имею в виду настоящую историю.

Я не чувствовала руки, хотя она была сжата горячими пальцами Шея.

— Что ты подразумеваешь под «настоящей историей»?

— Я перевел окончание главы «De proelio», в ней описано самое значительное событие Колдовской войны, которое ты называешь Великой Пашней.

— Но мне известно все, что касается этого события, — сказала я, нахмурившись. — Это было время кровопролитных сражений; погибло огромное количество Воинов, но для Хранителей оно закончилось безоговорочной победой. Мы почти полностью разбили силы Ищеек.

— Нет, Калла. Все было не так, — сказал Шей, взяв меня за вторую руку, чтобы я посмотрела ему в глаза. — Большая Пашня — не победа над Ищейками. На самом деле Хранители тогда подавили крупнейшее восстание Воинов. Ищейки пытались оказать помощь восставшим, но Хранители организовали массированную контратаку. Ищейки и Воины погибали вместе. Хранителям удалось создать новое оружие, благодаря которому в войне произошел коренной перелом. Я не знаю, какое именно, в книге оно называется Покинутым. Что бы это ни было, но в результате его применения восстание оказалось обреченным на поражение. Немногочисленным уцелевшим Воинам и Ищейкам пришлось прятаться.

Я отняла у него руки и крепко обхватила себя.

— После восстания было решено изменить политику воспитания новых Воинов, — продолжал Шей, глядя мне в глаза. — Стаи стали меньше, людей перестали обращать в Воинов, были изданы новые суровые правила, за любое неподчинение членов стай безжалостно наказывали. Хранители стали развивать в Воинах обостренное чувство семьи, чтобы свести на нет вероятность новых восстаний. Они решили, что Воины не станут рисковать своими семьями, даже ради такой веской причины.

— Какой причины, Шей? Почему же так много восстаний случилось за последнее столетие? — спросила я, не веря своим ушам.

— Причина — свобода, — отчеканил он. — Воины бунтовали, потому что не хотели быть рабами.

— Мы не рабы, — прошептала я, впиваясь ногтями в кожу на ребрах. — Воины — преданные солдаты Хранителей. Мы им служим, а они заботятся о нас, добывают для нас все необходимое — деньги, дома. Учат нас.

— Раскрой глаза, Калла, — прорычал Шей и начал бегать по комнате. — Это называется гегемонией. Антонио Грамси. Сама посуди. Система, при которой подавляемый класс убежден в том, что необходимо поддерживать систему, которая его подавляет; считает, что необходимо вкладывать в нее свои силы, верить в нее. Но если внимательно разобраться, оказывается, что ты и другие Воины — рабы.

— Я тебе не верю, — сказала я, закрыв глаза и горестно раскачиваясь на стуле. — Я не могу поверить в то, что ты рассказываешь.

— Прости, — сказал он тихо. — Но ты и сама можешь прочесть о том, что случилось с матерью Рена, когда придешь в поместье в следующий раз. Что касается всего остального…

Я услышала шорох бумаги. Когда я открыла глаза, Шей держал в руках пачку листов, вырванных из блокнота.

— Я знал, что тебе будет трудно поверить в это, и не ложился спать всю ночь, пока не переписал всю главу слово в слово, чтобы ты могла прочесть все сама. Я говорю правду.

Я подняла руку.

— Я не могу взять это. Пусть будет у тебя.

— С какой стати я стал бы лгать, когда дело касается таких вещей? — сказал Шей, и глаза его загорелись от гнева.

Он снова сделал попытку сунуть мне в руки стопку бумаги.

— Мы уже знаем, что они казнили мать Рена. Это твои Хранители, Калла, и вот что они делают.

Я открыла рот, чтобы закричать на него, но в тот же момент разрыдалась.

— Я знаю, что ты говоришь правду, Шей.

Он присел на колени рядом со мной, обнял меня и притянул к себе. По щекам катились обильные слезы, тело била крупная дрожь. Шей приложил мою голову к груди и гладил мои сотрясающиеся от рыданий плечи. Он нежно прижался губами к моим волосам.

— Все будет хорошо, Калла. Я найду способ избавить тебя от всего этого. Я обещаю.

Я прижалась лицом к его шее и снова заплакала. Он крепче обнял меня.

— Интересно, что это здесь происходит? — раздался голос Ланы Флинн от двери, ведущей в коридор.

Кровь застыла в моих жилах, когда она внимательно оглядела мое заплаканное лицо и перевела взгляд на Шея. Вопреки моим опасениям, он не опустил глаза и смотрел на медсестру с безмятежным спокойствием. Он поднялся, как бы случайно загородив меня от взгляда Ланы Флинн, откашлялся и обратился к ней.

— Простите, медсестра Флинн. У нас произошла ссора. Она обещала кому-то пойти вместе на Кровавую Луну, а я не смог достойно отреагировать на эту ситуацию. Теперь мне остается только извиниться перед Каллой.

Я моргнула от изумления, услышав, как ловко он солгал.

Губы медсестры приоткрылись в улыбке, которая свидетельствовала о том, что она получает удовольствие, наблюдая, как люди ссорятся.

— О да, неразделенная любовь — такая мучительная штука. Неудивительно, что ты не позволяешь лишнего Ренье. Впрочем, поцелуй, который я наблюдала, был достаточно пикантен… Страсти молодости столь прекрасны!

Кровь отхлынула от моих щек, когда я наблюдала реакцию Шея на ее слова. Лана Флинн заулыбалась еще шире, увидев, как забилась жилка на его шее.

Меня охватил страх. Не меняй обличье, Шей. Пожалуйста, не меняй. Она медленно подошла к нам, встала напротив Шея и провела длинным ногтем по его щеке, горлу, а затем, уже всей рукой, по груди и животу. Я еле сдержалась и чудом не вскрикнула, когда она поддела пальцем ремень на джинсах и дернула за него, притягивая юношу к себе. Притянув его так, что между их телами не прошел бы и лист бумаги, она снова улыбнулась.