Блуд на крови. Книга вторая - Валентин Лавров

Что стало с нашими остальными героями? Д. В. Ульянинский напечатал тиражом 325 экземпляров трехтомный каталог своей обширной библиотеки, ставший важным вкладом в российскую культуру. Этот каталог считается необходимой принадлежностью собрания всякого серьезного библиофила. Ученый умер в феврале 1918 года.

С Рацером судьба обошлась круче. Он рискнул, после большевистского переворота на запад не уехал. Все, что он нажил долгими годами труда, у него было отобрано. Но с наступлением НЭПа этот талантливый человек снова встал на ноги, организовал торговое дело. В 1927 году вышел «Список абонементов московской городской сети». Передняя обложка и корешок толстенной книги рекламно украшены именем Якова Ра-цера.

В начале тридцатых годов его направили в Кузбасс — налаживать добычу каменного угля. В 1936 году он стал жертвой большевистского людоедства — был арестован. 75-летний Рацер в камере скончался.

Что касается библиотеки Абрамова, то без хозяина она разлетелась, распылилась. Впрочем, на этом свете все рано или поздно кончается.

НА ЗАКАТЕ ИМПЕРИИ

За всю историю Российской империи это была, кажется, самая крупная кража. Случилась она в конце декабря 1916 года. Распутывать невиданно сложный клубок преступления взялся сам генерал А.Ф.Кошко.

СТРАСТНЫЕ НОЧИ

Тонко звенели хрустальные бокалы, матово поблескивали серебрянные приборы, стол был заставлен батареей бутылок с дорогими коллекционными винами и разноцветными водками. Двое официантов ставили перед рослым, с орлиным профилем господином то нежно-розовую семгу, то смугло-телесный балык, то черную блестящую глыбу паюсной икры. В ресторане «Славанский базар» кутили напропалую, забыв о «сухом законе», принятом в начале войны.

— Че-к, желаю еще шампанского! Французского! — на весь громадный зал рыкал господин. — И мои дамы тоже весьма желают.

Две ярко намазанные девицы, сидевшие с господином, хихикали, прижимая ко рту ладошки.

Осушив очередной бокал, господин кричал:

— Маэстры, играйте мою любимую — «Золотые денечки».

Подойдя к эстраде, пошатнувшись и едва не опрокинув чей-то столик, он залез в бумажник и швырнул к ногам цыган пачку ассигнаций. Господин говорил с явным чухонским акцентом.

Цыган Сашка, блестя ярко-синими плисовыми штанами, заломил руки, зашелся в истоме:

Прошли золотые денечки, О молодость! Где же, где ты? Любовные страстные ночки, Остались одни лишь мечты…

Возле плюшевых портьер, что в дальнем углу, скромно сидели и наблюдали за господином два сереньких, незаметных человечка. Один из них был в поношенном сюртучке, низкого роста, с оттопыренными розовыми ушками. Лицо другого уродовал глубокий фиолетовый шрам — ото рта до уха.

— Ну, рванина! — со злобой проговорил первый. — Эко его корежит…

— Гуляет! — ощерился другой. — Пусть его, недолго осталось ему веселиться.

Тем временем господин вновь выскочил из-за стола и на потеху публике стал выделывать под музыку коленца, то ловко перебирая ногами, то приседая и выкрикивая:

— Ух я, ух я, вот и родина моя!

Вскоре с помощью официантов вконец опьяневшего гуляку водворили в его гостиничный номер, помещавшийся этажом выше ресторана.

Серенькие человечки расплатились и тихо покинули зал.

До развязки «грабежа века», как его окрестили газетчики, оставалось менее суток.

ПРИКАЗ ГОСУДАРЯ

Недели за полторы до описываемых событий в Харькове случилось нечто невероятное. Когда после двух праздничных рождественских дней Директор банка пришел на службу, то остолбенел. В стальной комнате, где хранились все капиталы, пол был вскрыт, а три громадных сейфа были распилены и распаяны. Их недра, еще два дня назад набитые ценными бумагами на два с половиной миллиона и некоторым количеством наличных денег, зияли пустотой.

Рядом с сейфом валялись еще невиданные инструменты для взлома: замысловатые электрические пилы, банки с кислотами, газовые баллоны.

— Боже мой! — схватился директор за голову. — Подобного воровства еще не случалось. Скорее в полицию!

Прибывший на место преступления заместитель начальника Харьковского сыскного отделения полиции Лапсин установил, что воры проникли в банк, сделав подкоп с соседнего двора — там стоял дровяной сарай.

Сарай принадлежал кассиру банка, который лишь в это утро вернулся из деревни, где гостил у тещи. Кассир отрицал свою причастность к воровству. Местная полиция была в растерянности.

Газетчики с восторгом подхватили сенсацию. Сообщения о невиданной краже появились во многих газетах.

Именно из газет узнал о банковской краже император Николай Александрович. Всегда спокойный и доброжелательный, он на этот раз разгневался и накричал на министра внутренних дел:

— Это чудовищно! В тяжелые дни войны, когда каждый рубль должен быть на учете, каким-то негодяям вы позволяете украсть колоссальную сумму. Приказываю в кратчайший срок раскрыть это преступление и вернуть в казну похищенное! Пусть сам Кошко займется этим делом.

Через полчаса глывному сыщику России полетела по телеграфу шифрованная депеша.

ПОД СТУК КОЛЕС

Поезд весело стучал по рельсам. За окошком мелькали огоньки станций и полустанков. Ночь давно вызвездила небесную бесконечность холодными изумрудинками, но генерал Кошко не спал. Рядом с ним в комфортабельном купе международного вагона сидел громадного роста белокурый офицер — Ромуальд Викентьевич Линдер. Он говорил:

— У преступников было два дня, возможно, они уже за границей.

— Сомневаюсь! Им надо менять бумаги на наличные деньги, а это, принимая во внимание громадную сумму и военное время, можно сделать, лишь оставаясь в России.

— А воровство, признаюсь, ловкое!

— Очень хорошо подготовленное! — согласился генерал. — Все это похоже на так называемых варшавских воров: выбор крупного объекта кражи, использование дорогостоящих воровских инструментов. Вот почему я приказал вам, Ромуальд Викентьевич, отобрать десятка два фотографий самых знаменитых воров этой категории.

— Уверен: дело не обошлось без подкупа. Иначе как воры рассчитали подкоп с такой точностью, что угодили точно в середину стальной

комнаты? Кассир, конечно, причастен к этому делу. Он почти наверняка знал, что его посадят за решетку…

— Но сознательно шел на это. Сумма подкупа его соблазнила. Он высчитал, что преступников без его помощи нам не поймать. А у суда не будет достаточных улик на него. Вот почему кассир будет молчать.

— Аркадий Францевич, я всегда с восторгом слушаю вас — ваша логика потрясает! Что ж! Попытаемся обойтись без показаний кассира.

— Или еще лучше, перехитрим его и заставим говорить!

Сыщики уснули лишь на рассвете. Их ждали веселые денечки.

ТВЕРДЫЙ ОРЕШЕК

Допрос московские сыщики провели уже в первое утро по приезде в Харьков. Кассир оказался среднего роста человеком, отлично развитым физически. Он то и дело цитировал восточных мудрецов, Толстого, Достоевского, Ницше.

Кошко битых два часа убеждал кассира:

— Напрасно вы думаете, что сыд присяжных поверит, что вы ничего не знаете…

— Если бы генералы от полиции читали мудрого Саади, то они знали бы его завет: «Самые разумные слова — „я не знаю“. Приучай свой язык почаще говорить их».

— Э нет, не Саади ваш герой, а сказочник Андерсен. Его лавры не дают вам покоя. Но даже малые дети не поверят тому, что вы плетете.

— Например? — кассир заносчиво вскинул подбородок.

— В вашей просторной квартире две печки, которые вы регулярно топите. Оно и понятно — на дворе с первой декады декабря морозы трещат вовсю. Стало быть, вы регулярно пользовались сараем, где дрова лежат и откуда преступники подкоп вели.

— Я сделал большой домашний запас…

— Вот, дорогой счетный работник, вы и попались. Зачем было в дом тащить воз дров, коли в двух шагах от него сарай? Не пора ли нам вспомнить великого Толстого: «Ложь так замучает человека, так заставит страдать его, что свое спасение он найдет лишь в истине»? Тем более что у нас есть свидетели: в сарай вы ходили регулярно, носили туда набитые чем-то сумки. Наверное, провизией. Возвращались с несколькими поленами в руках и пустыми сумками.

Кассир прошипел:

— Ничего не знаю и говорить больше не буду. Хоть ремни из меня режьте!

И действительно, он больше не проронил на допросах ни звука.

Но уже близился день, когда бедный кассир вспомнит Фридриха Ницше: «Ревность — остроумнейшая страсть и тем не менее все еще величайшая глупость».

ЗЕМЛЯНИЧКА

Линдер, молча сидевший при допросе кассира, от волнения и досады искуривший полкоробки «Бахры», повернулся к шефу, когда конвойные увели арестованного:

— Положение критическое! Молчание кассира ставит нас в тупик.