Золотая эпоха морского разбоя - Д. Копелев

Однако легенды не возникают на пустом месте. Из замечаний современников вырисовывается образ предприимчивого храброго человека недюжинной энергии, больших способностей, предводителя сильного, властного, умеющего вести за собой людей, «…человека хоть и безродного, но на редкость искусного и ловкого, готового на любое дело… Я его несколько раз видел в городе и на струге. Это был высокий и степенный мужчина крепкогу сложения, с высокомерным прямым лицом. Он держался скромно, с большой строгостью», — вспоминал Ян Стрейс. Другой голландец, Людвиг Фабрициус, состоявший артиллеристом на русской службе и попавший в плен к разницам, рассказывал: «Если же кто-нибудь не сразу выполнял его приказ, полагая, что, может, он одумается и смилуется, то этот изверг впадал в такую ярость, что казалось, он одержим. Он срывал шапку с головы, бросал ее оземь и топтал ногами, выхватывал из-за пояса саблю, швырял ее к ногам окружающих и вопил во все горло: „Не буду я больше вашим атаманом, ищите себе другого“, после чего все падали ему в ноги и все в один голос просили, чтобы он снова взял саблю и был им не только атаманом, но и отцом, а они будут послушны ему и в жизни, и в смерти».

Капитан избирался командой и имел право на защиту от посягательств на свою власть. Если же капитану случалось нарушить установленные правила, традиционное уважение к начальнику на корабле и почитание его прав как выборного руководителя нередко заставляли сходку решать вопрос в его интересах. Весьма характерным эпизодом стала история, произошедшая на корабле Бартоломью Робертса. Один пират обругал своего капитана и был застрелен им на месте. Приятель убитого, Ральф Браг, потребовал, чтобы капитан, поднявший руку на члена экипажа и проливший кровь на борту судна, был казнен. Роберте бросился на него с обнаженным клинком, завязалась драка. Браг был человеком крепкого сложения и незаурядного мужества и, несмотря на полученную рану, опрокинул капитана на палубу и начал избивать его на глазах у экипажа. Наконец его оттащили от окровавленного Робертса, и команда устроила совещание по поводу судьбы обоих. Принятое решение гласило, что за оскорбление чина капитана Браг приговаривается к получению двух ударов линьком от каждого члена команды.

Взаимоотношения капитана и команды отражали старые морские традиции, когда для принятия решения хозяин советовался с бывалыми моряками. Жизненный опыт команды и капитана был определяющим при решении насущных вопросов. В ряде случаев агрессивность, всеуничтожающая воля капитана подавляли сопротивление разношерстной команды, могли запугать ее и заставить отступить. Однако подобные «победы» были эфемерны, так как накапливаемое раздражение против главаря в любой момент могло плачевно окончиться для нарушителя кодекса. Ссора с потенциальными претендентами на виселицу, коими были все пираты, таила немалую опасность. Капитана могли сместить за трусость или жестокость, он мог стать жертвой «несчастного случая». Известны случаи, когда команда скинула капитана за то, что он отказался напасть на английское судно; другой предводитель пиратов пострадал оттого, что вел себя «подобно джентльмену». В особых случаях неугодный деспот-капитан мог поплатиться жизнью. Так, например, Джон Филлипс погиб в результате заговора своей команды. Он вышел ночью на палубу, заслышав шум (убирали неугодного боцмана, приближенного капитана), был оглушен и выброшен в море. Капитана Анстиса застрелили во сне в собственной каюте, после чего пираты-заговорщики пришли в голландские владения острова Кюросао, где сдались властям и были амнистированы.

Механизм прямых выборов и насильственное уничтожение капитана были крайними, но не единственными средствами давления команды на главаря. Большую роль во взаимоотношениях капитана и команды играл квартирмейстер. Он выступал посредником в сложных цепочках взаимоотношений, связывавших обе стороны. Будучи представителем команды и выполняя роль второго человека на корабле, квартирмейстер должен был следить, чтобы капитан не нарушал интересы братства. В его лице капитан всегда имел потенциального конкурента в борьбе за власть над кораблем, представителя команды в управлении судном.

Правосудие

Пиратский кодекс чести определял систему правосудия разбойного мира. Описывая процесс судопроизводства, Эксквемелин подчеркивал:

«Пираты придерживаются своих собственных законов и сами вершат суд над теми, кто совершил вероломное убийство. Виновного в таких случаях привязывали к дереву, и он должен был сам выбрать человека, который его умертвит. Если же окажется, что пират отправил своего врага на тот свет вполне заслуженно, то есть дал ему возможность зарядить ружье и не нападал на него сзади, товарищи убийцу прощают».

Правосудие вершил суд, составленный из представителей «пиратского братства». Случаи предательства, дезертирства и нарушений дисциплины в условиях «военного времени» также карались беспощадно. Нередко пиратам удавалось сохранить верность принципам даже в самых чрезвычайных ситуациях. Весной 1697 года, во время Войны Франции против Аугсбургской лиги, богатый город Картахена был захвачен французской военной экспедицией, возглавляемой капитаном 1-го ранга бароном де Пуэнти. В составе эскадры находились флибустьерские суда, команды которых согласились участвовать в операции на заранее обговоренных условиях. В Картахене начались повальные конфискации. Безжалостно разграбленный город выплатил огромную денежную сумму. Однако при разделе добычи флибустьеров обманули, и выплаченная им доля оказалась мизерной в сравнении с тем, на что они рассчитывали. Разъяренные разбойники готовились напасть на флагманский корабль де Пуэнти и отстоять свои права на добычу. Неизвестно, чем могло бы закончиться дело, если бы волну ярости не удалось направить на уже разграбленную Картахену. Обозленное воинство вновь ринулось на город и организовало в нем новый денежный сбор. В несколько дней назначенный выкуп был собран. Тогда-то и произошел эпизод, описанный историком пиратства Ф. Архенгольцем:

«Жители Картахены до отъезда флибустьеров были еще свидетелями акта правосудия пиратов. Двое из них преступили приказание не делать никаких, бесчинств и изнасиловали несколько девушек. Родственники последних осмелились пожаловаться, основываясь на формальной обещании флибустьеров удержаться от всяких неприязненных поступков. Жалоба была принята, преступников схватили, привели на военный суд, наскоро образовавшийся из пиратов, который присудил их быть расстрелянными, что, несмотря на ходатайство самих обиженных, было немедленно исполнено на глазах всех жителей».

Особенную боязнь у пиратов вызывало дезертирство — ведь если беглец попадал в руки властей, он мог сделаться доносчиком, и тогда… Поэтому все члены команды приводились к присяге (на Святом Писании) — из следовавших затем разъяснений «коллег» обращенному становилось понятно, что всякое предложение к разделению или роспуску команды чревато самым серьезным наказанием; и расстрел квартирмейстером без приговора суда был скорейшей, но далеко не самой ужасной карой.

У пиратов были разработаны и другие способы казни, как, скажем, известное на весь мир маронирование. «Маронирование» происходит от «марунов» («maroons») — беглых нефов-рабов Вест-Индии, женатых на индианках и скрывавшихся в горно-лесистых районах на Гаити, Ямайке, Маврикии, в Суринапе. Корень слова, по-видимому, идет от искаженного местного определения, подразумевающего «обитателя гор», в широком смысле — беглеца, дезертира, изгоя. Изощренная жестокость наказания заключалась в том, что, оставляя преступнику жизнь, его лишали шансов на спасение, выживание. Приговоренного отводили на берег «необитаемого острова», но не подобного острову Мас-а-Тьерра из архипелага Хуан-Фернандес, описанному Д. Дефо как остров Робинзона Крузо, а на маленькую длинную отмель, косу, затопляемую во время морского прилива. Ему оставляли пистолет и порох на один выстрел, чтобы доведенный до отчаяния жаждой, голодом или затопленный стихией он мог застрелиться.

Не менее страшной была и другая форма казни, когда приговоренного заставляли идти по доске, — с борта в море выставлялась длинная доска, и несчастный шел по ней до тех пор, пока не падал в море.

Суровостью отличалась и система наказаний, предусмотренная обычаями запорожских и донских казаков. Воровство, убийство товарища, побои, обида, нанесенная женщине, дезертирство и пьянство во время военных действий карались беспощадно. Так, за убийство товарища преступника закапывали живым в землю. Николай Васильевич Гоголь, описывая процедуру приведения приговора в исполнение, писал: «…вырыли яму, опустили туда живого убийцу и сверх него поставили гроб, заключавший тело им убиенною, и потом обоих засыпали землею». Он же упоминает другое наказание: «Если казак проворовался, украл какую-нибудь безделицу, это считалось уже поношением всему казачеству: ею, как бесчестною, привязывали к позорному столбу и клали возле него дубину, которою всякий проходящий обязан был нанести ему удар, пока таким образом не забивали его насмерть. Не платившего должника приковывали цепью к пушке, где должен был он сидеть до тех пор, пока кто-нибудь из товарищей не решался его выкупить и заплатить за него долг». Практиковалось повешение за ноги, повешение на железный крюк. У донских казаков распространение получило «сажание в воду». «На преступников, подлежащих смерти, надевали мешки, которые наполняли песком и каменьями, и так бросали в воду, а тем, которых преступления не столь важны были, насыпали песку в платья, и с тем их на несколько времени в воду сажали».