Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов

«Мы договорились о формах конспиративной связи между Токио и Шанхаем. С конца 1933 года и вплоть до моего ареста в Шанхае в мае 1935 года мы поддерживали довольно регулярные контакты. В течение этого времени я 5 или 6 раз направлял к Рамзаю своих людей за почтой, передавал по своим двум радиостанциям отдельные телеграммы токийской резидентуры, когда у них не ладилась связь с „Висбаденом“ (Владивостоком). Мы вели с Рамзаем конспиративную переписку (Центр предоставил нам для этого специальный шифр), он имел шанхайский конспиративный адрес на случай срочных сообщений. В общем, я за эти полтора года мог „с близкой дистанции“ наблюдать за развертыванием работы токийской резидентуры. Впоследствии мне приятно было узнать, что в письме Центру от 1934 года Рамзай подчеркивал „исключительную товарищескую готовность помочь, которую проявляют наши люди в Шанхае“.

Через несколько десятилетий, в конце 1990-х, в печати появилась первая информация об этом военном разведчике. Это был Яков Григорьевич Бронин (Лихтеншталь). Ровесник века родился под Ригой. В 1916 году сдал экстерном экзамены за курс гимназии в Кременчуге. С 1920 года член партии. В Гражданской войне не участвовал, и в РККА вступил только в 1922 году. Посвятил себя военной журналистике и был редактором ряда военных газет, политработником и редактором армейских журналов. Следующая должность в армии – начальник бюро печати Политуправления РККА. С этой должности в октябре 1928-го поступил слушателем в институт красной профессуры, где проучился два года. В октябре 1930-го Берзин забрал его в Разведупр и направил в берлинскую резидентуру. В Германии он проработал до лета 1933-го. Как работал – хорошо или плохо, пока неизвестно. Из Германии его направили в Китай, и с августа 1933-го он принял у «Пауля» (Карл Римм) шанхайскую резидентуру Зорге и стал его «соседом». Такова была краткая биография «Горева». За прошедшие десятилетия о нем стало известно очень немногое.

Военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке была очень напряженной и в Китае, и в Маньчжурии, и в самой Японии. Резидентура «Рамзай» только становилась на ноги и ожидать от нее большой отдачи было нельзя. Поэтому естественно, что Центр требовал подробной информации о всех этих районах и от других резидентур. Такие требования влекли за собой увеличение агентуры, и Шанхайская резидентура превращалась в громоздкую, трудно управляемую организацию. Из Москвы шли указания о получении агентурной информации о борьбе китайской Красной Армии против Чан Кайши, а также о предоставлении военно-политической информации о событиях в Китае. Но постепенно основным направлением работы резидентуры становилась Япония. Центр считал, что с учетом напряженной обстановки в этом регионе основное внимание должно было быть сосредоточено на островах, ибо главный противник находится там. Резидентуре были даны конкретные задачи по Японии, и для их выполнения было решено создать на островах свою разветвленную агентурную сеть, независимую от разведывательной сети Зорге. Руководство военной разведки, и в первую очередь Берзин, решило не класть все яйца в одну корзину.

Для свободного и, главное, регулярного посещения Японии, которое не вызвало бы подозрений у японской контрразведки, сотрудникам резидентуры нужна была надежная легальная «крыша». Наиболее подходящим вариантом для этого было создание какой-либо торговой фирмы, ведущей торговлю между Японией и Китаем. Разведчики под видом сотрудников фирмы могли бы свободно посещать Японию и заниматься там разведывательной и вербовочной работой. Возможно, что Бронин решил использовать европейский опыт Ивана Винарова, успешно работавшего в странах Центральной Европы в 1930—1933 годах под прикрытием различных торговых организаций. А может быть, идея такой «крыши» была подсказана Центром.

В начале 1934-го Бронин, как шанхайский резидент Разведупра, предложил Центру прислать нового радиста. Очевидно, решили заменить имевшегося в резидентуре радиста и попросили в Москве нового человека. Может быть, радист резидентуры попал под подозрение полиции или контрразведки, а может быть, как говорили тогда, «обуржуазился». Такой вариант тогда, как и в наши годы, был вполне возможен. Злачные места Шанхая: кабаре, варьете, рестораны могли подействовать на любого, особенно если он иностранец. Во всяком случае в Разведупре доводы резидентуры сочли убедительными, и в марте 1934-го из Москвы в Шанхай через Берлин и Италию отправился новый радист.

На этот раз в Китай отправили очень молодую красивую француженку Рене Марсо. В 1930 году семнадцатилетней девчонкой она приехала в Москву учиться профессии революционера. Несколько лет была курьером Коммунистического Интернационала молодежи, разъезжая по странам Европы. Осенью 1933-го ее направили в разведывательную школу при Разведупре. И в марте 1934-го, окончив школу и получив несколько специальностей: радиста, шифровальщика, фотографа – с голландским паспортом в кармане она выехала в Берлин.

В Берлине сменила паспорт и стала подданной Уругвая Денисой. Далее путь лежал через Швейцарию и Милан в Венецию и Триест. Затем долгий путь на одном из пароходов через Суэцкий канал и вокруг Индии в Шанхай. В Шанхае она впервые встретилась со своим будущим мужем Яковом Брониным. И начались суровые разведывательные будни. Вот как Эля описывала эту работу в своих коротких воспоминаниях, опубликованных в 1991 году. «Работы было много. Я должна была обеспечивать радиосвязь и переснимать шедшие к нам непрерывным потоком документы. Мы помогали Красной армии Китая, которая находилась тогда в трудном положении: теснимая гоминдановскими войсками из южных районов, она готовилась к Великому Походу в северные провинции. Китайские товарищи помогали нам в вербовке информаторов, указывая либо на наших идейных сторонников – людей, сочувствующих коммунистам, либо тех, кто за деньги готов был продать любые тайны – таких было много среди китайских чиновников».

Ездила Эли и в Японию к Зорге. По ее воспоминаниям, они были знакомы еще в Москве. Как радистка она должна была помочь наладить радиосвязь с Владивостоком, а также отвезти в Токио деньги и новый шифр. С Зорге у нее были две встречи, деньги переданы, а про шифр француженка забыла и вспомнила об этом, только вернувшись в Шанхай. Такие вот накладки бывают у разведчиков. Побывала она вместе с Зорге и на радиоквартире. Рация была в рабочем состоянии, и, по ее мнению, радист не выходил в эфир, опасаясь пеленгаторов. Версия малоубедительная, так как в начале 1935-го года серьезной пеленгаторной службы в Японии еще не было. По всем имеющимся источникам, перехват радиограмм группы «Рамзай» начался в 1937-м, а первые немецкие пеленгаторы появились в Японии в 1938-м году.

К сожалению, усилия шанхайской резидентуры и ее резидента Якова Бронина создать надежно действующую параллельную «рамзаевской» резидентуру в Японии не увенчались успехом. Попытка организовать фирму для торговли между Шанхаем и Японией провалилась. Разведчик, который должен был возглавить ее японский филиал и таким образом легализоваться в Японии, попал под подозрение китайской контрразведки. Ему пришлось исчезнуть из Шанхая и распрощаться с надеждой поработать в Японии. Попытки использовать китайскую колонию в Японии тоже не привели к серьезным результатам. Возможно, что в дальнейшем при более основательной и кропотливой работе удалось бы создать агентурную сеть на островах. Но пока были только первые шаги: формировались отдельные группы, в Японию посылались одиночные агенты, налаживалась связь между Китаем и островами. По опыту группы «Рамзай», нужно было несколько лет, чтобы новая агентурная сеть начала эффективно работать. И тут в дело вмешался тот случай, к которому всегда должен быть готов любой разведчик. Шанхайский резидент Разведупра был арестован.

Вот как об этом пишет в воспоминаниях его жена: «Вечер мы провели в гостях у товарища, отъезжавшего в Москву. Расходились в разные стороны. Домой я вернулась одна. Позже позвонили легальные товарищи, спросили, дома ли муж. Я ответила, что нет. „Тогда бросай все и иди к нам“. „Яков арестован“, – сказали они при встрече. Его выдал китаец, который работал на нас. При Якове не было документов, по которым можно было бы выяснить, где и под каким именем он жил в Шанхае, – предатель же не знал этого. Зато при Якове нашли несколько фальшивых паспортов, которые он по оплошности взял с собой. Личность и адрес его могли в конце концов установить, полиция могла взломать сейф и тогда… В условиях военного времени ему грозила виселица…» Сразу же началась локализация провала. Эля переехала в другое место. Были извещены, отозваны и спрятаны все, кому грозила опасность. Вся агентура шанхайской резидентуры была законсервирована. У Бронина не было квалифицированного заместителя, и его арест означал прекращение деятельности резидентуры. Были, очевидно, прекращены и все мероприятия по созданию агентурной сети в Японии. По воспоминаниям Эли Брониной, несмотря на скудость обвинений и на то, что личность ее мужа так и не была установлена, его приговорили к 15 годам тюрьмы и отправили в Ханькоу (Ухань) в тюрьму, которая была известна особо тяжелыми условиями для заключенных.