Новый старый 1978-й. Книга восьмая (СИ) - Храмцов Андрей

— Неплохо, — опять прозвучал в моей голове голос «посредника».

— Благодарю за помощь, — ответил я, восстанавливая дыхание.

— Я нарушил первую заповедь «посредника» — не вмешиваться. Но меня некому будет наказать за это.

— Кто ты?

— Я «посредник» и пока рано тебе ещё знать больше. В своё время ты всё узнаешь.

— Кто мне мешал телепортироваться прошлый раз?

— Это телепорт в храме, где ты только что был. Он самый большой на этой планете и все телепорты связаны с ним. Он отследил тебя и автоматически попытался установить с тобой связь.

Теперь всё встало на свои места. И «посредник» не просто отправил меня в храм Посейдона. Мне сразу показалось, что он слишком легко согласился на это. Значит, есть кто-то или что-то, что приказывает «посреднику» или подсказывает, что ему делать. И это неизвестное находится в затонувшей Атлантиде.

— Поторопись, — напомнил мне голос. — Тебя ждут. И не забудь про левитацию.

Да, пора. Про левитацию я не думал специально, а просто вспомнил в контексте с телекинезом. Одно радует, что я скоро смогу ещё и левитировать. Самолёт всё дальше удаляется от меня, а я тут в Атлантиде прохлаждаюсь и предаюсь мечтам. Так, собрался и в туалет. Ну нет другого места в самолёте для телепортации.

Ну вот, я опять в туалете. На самом деле, у меня нет пока никакого желания использовать это помещение по прямому его назначению. Но надо поднатужиться и уронить хотя бы каплю, для очистки совести. Чтобы честно врать Солнышку и Маше, чем я здесь занимался.

Современные унитазы в самолётах были относительно комфортны и использовали синюю жидкость для слива результатов жизнедеятельности человеческих организмов. Но ещё несколько десятков лет назад всё обстояло просто ужасно. Я вспомнил одну статью в журнале, где специалист рассказывал: «В старых самолетах даже не было системы слива. Просто ведро и отдельный писсуар, — говорил Майк Миллер, инструктор работников обслуживания Alaska Airlines, который проработал в отделе компании 40 лет. — Причем труба из писсуара выходила прямо за борт, так что при желании и возможности можно было оставить след из мочи на протяжении всего своего перелета».

Так, теперь, помыв руки, я был готов вернуться на своё пассажирское место. Про Атлантиду я приказал себе временно забыть. Но как о ней забудешь, если у тебя в руках кинжал из орихалка божественной красоты. Я, перед телепортацией, вынул кинжал из ножен и попробовал его остроту на одной из каменных колонн храма. Это, конечно, святотатство, но действовал я, исключительно, в научных целях… И… просто срезал кусок камня, как кусок бумаги от листа. Ничего себе острота! Это я так, запросто, кусок брони от танка могу отрезать.

Кинжал блестел в моей руке волшебным золотистым светом. Правильно, что когда-то орихалк сравнивали с золотыми кудрями Афродиты. В I веке об этом сплаве упоминал Иосиф Флавий в «Иудейских древностях». В храме Соломона всюду стояли священные сосуды, созданные из этого золотистого металла. Рукоять и ножны моего кинжала украшала гравировка с многочисленными сценами боя атлантов. А лезвие было с добавлением серебристого цвета и было отдаленно похоже на стальное. Но только отдаленно. И весил он гораздо легче подобного изделия из золота. Значит, это не золото, а орихалк. В храме я видел многое, но нигде не видел ни доспехов, ни шлемов. Получается, атланты были способны защитить себя и без них. Им было достаточно одного щита. Так, теперь успокоиться, кинжал убрать под пиджак и вперёд. Я обо всём этом подумаю на досуге. Иначе от вопросов и догадок моя голова просто лопнет.

— Всё нормально? — спросила меня Солнышко, когда я сел с ней рядом.

— Да, а что? — ответил я, понимая, что придётся часть того, что я сейчас делал, рассказать своей подруге, но только очень малую часть.

— Ты ушёл в туалет каким-то задумчивым, а вернулся очень довольным и взволнованным.

— Глазастая ты, однако. У меня всё получилось.

— В туалете?

— А откуда мне ещё телепортироваться? Прямо из кресла?

— Так ты что, в Москву перемещался?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Туда не получилось. Я смог только в наш английский замок.

— И зачем так собой рисковать?

— Зато я теперь точно уверен, что смогу спасти вас в любой нештатной авиационной ситуации.

— Ого. А я об этом не подумала. Дай я тебя поцелую, заботливый ты мой.

— А чего это вы там целуетесь без меня? — спросила Маша, с ревнивыми интонациями в голосе..

— Иди к нам, я тебе расскажу.

Маша подошла к нам и села ко мне на коленки. Я стал шёпотом рассказывать ей на ушко о своём удачном эксперименте, причем Маша всё время хихикала, так как ей, видите ли, было щекотно в ухе, в которое я ей шептал. Дослушав мой рассказ до конца, она меня тоже расцеловала. Ну вот, количество мною полученных поцелуев сравнялось и девчонки успокоились.

— А что, интересно, сейчас Ди делает? — задумчиво спросила Солнышко.

— С приехавшей мамой обедает, — сказала вечно голодная, как и я, Маша.

Как будто прочитав наши с ней мысли, нам всем принесли обед. Вино нам, конечно, не выдали, но всё было вкусно. А потом наша стюардесса подвезла к нам тележку со всякими сладостями, спиртным и газетами. Мне, естественно, досталась свежая пресса, а девчонки довольствовались шоколадками.

Получилось так, что многие газеты немного задержали свои утренние выпуски из-за нашей пресс-конференции, в ожидании очередной сенсации, и не пожалели. Вся первая полоса или передовица «Дейли экспресс» была посвящена нам и в середине страницы мы увидели нашу большую фотографию. Вот в этой статье и были указаны главные организаторы неудавшегося дворцового переворота.

— Да, — сказал я, — навели мы шороху в Англии со своей пресс-конференцией.

— Ты у нас главный ньюсмейкер, — заявила Солнышко и положила голову мне на плечо. — Мы с девчонками к этому уже привыкли, теперь пусть все остальные привыкают.

Что очень удобно в салоне первого класса, так это то, что два кресла сзади расположены довольно далеко и наши разговоры не слышно. Соседям мешает слушать и мерный гул работающих авиадвигателей. Так, надо, по старой памяти, их проверить, чтобы не было повторения истории, как при полёте в Нью-Йорк. Да нет, «вижу», что всё нормально. В этот раз долетим без всяких происшествий.

Иногда я замечал, что наша стюардесса Маша, походя мимо нас, внимательно вглядывается в моё лицо. Оказалось, что каких только легенд про меня после того полёта не ходят среди лётчиков и стюардесс. В одной из них утверждалось, что если во время перелёта я сижу и улыбаюсь, значит на борту всё хорошо. А я, значит, своим сосредоточенным лицом, когда отправился в туалет проводить очередной опыт по телепортации, всех озадачил, если не напугал. Да я сам был в тот момент озадачен, только другим.

Когда вновь появилась стюардесса Маша, то я улыбнулся ей и кивнул, мол всё хорошо. У неё, как будто, отлегло от сердца. Вот что улыбка с людьми делает. Значит, надо больше улыбаться.

— Ты что так стюардессе улыбаешься? — спросила Солнышко, показав этим, что она довольно ревнивая девушка и всё, что касается меня, замечает.

Пришлось ей рассказать, какие про меня ходят легенды после нашей истории с вынужденной посадкой и почему я теперь всем стюардессам во время полёта так улыбаюсь.

— Это хорошо, что они не знают, чем ты там в туалете занимался, — сказала успокоенная Солнышко.

— Они бы все равно не поняли, что я там делал. Моё исчезновение и мгновенное появление они бы приняли за обман зрения. А вот если бы я начал левитировать прямо у них на глазах, тогда это повергло бы их в настоящий шок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А левитировать это что?

— Это когда человек парит в воздухе, не касаясь твёрдой или жидкой поверхности.

— И что, ты тоже это умеешь делать?

— Многие это умели делать и до меня. В XVII веке жил такой францисканский монах Иосиф Купертинский. Вот он умел левитировать, то есть парил над землёй. Помимо этого он мог читать мысли прихожан и знал, когда его обманывали. А ещё он умел лечить людей.