Тот, кто не читал Сэлинджера: Новеллы - Марк Ильич Котлярский

их, как насест; и часами ворковали друг с другом на понятном только им языке любви.

А рядом шумела веселая южная жизнь, исполненная скромных «совковых» соблазнов.

В многочисленных чайханах крепкие, меднорожие чайханщики, смеясь, разносили подносы с пузатыми чайниками, блюдечками с мелко наколотым кусковым сахаром и выгнутыми, как станы персидских красавиц, хрустальными стаканчиками.

Вертелись по всему бульвару колеса обозрения, шумели в бильярдных азартные люди, теннисисты тренировались на небольших кортах. А любители просто поесть и провести время на воздухе «заседали» за столиками «Венеции» — так назывались небольшие каналы с мостками и островками, которые когда-то соорудили на бульваре с целью создания чуть ли не подобия венецианских каналов. Как это часто бывало, проект до конца не довели, и остался лишь этот небольшой участок, ставший гастрономической усладой многих горожан. На маленьких островках вовсю работали кафе, кормя шашлыками, кябабами и кутабами. Бульвар был целым миром, вместилищем чувств и развлечений.

Потом, спустя много лет, море вдруг заартачилось, уровень воды стал неожиданно расти и грязные, промасленные воды затопили нижний уровень бульвара.

К счастью, он этого уже не видел.

Потом, правда, говорят, воду откачали, бульвар очистили, берега укрепили. Казалось бы, просторы аллей вновь должны были наполниться трепещущими звуками голосов, звонкими нотами смеха, шаловливым шарканьем ног…

…«Жигуленок» выруливает на площадь; установленный в честь создателя величайшей химеры монстрообразный памятник дланью простертой по-прежнему указывает на бульвар, но…

— Где люди, — спрашивает он у водителя, говорящего булгаковскими фразами — почему на бульваре никого нет?

— У нас плохо с освещением, — отвечает тот. — Людей испортило отсутствие электричества.

7 часов вечера.

Бульвар пуст, словно все прошлое выметено с его аллей железной метлой истории. В стороне от него, ближе к одной из центральных станций метро, он замечает кривые каркасы недостроенных зданий. Оставшиеся в живых фонари роняют на тротуары бледный чахоточный свет Стада машин образовывают хаотическое движение, неистово скрипя тормозами и не обращая никакого внимания на испуганно мигающие светофоры.

Среди хаоса и тьмы, оскалившихся небоскребов и покрывшихся плесенью дворов каким-то инородным телом смотрелся расположенный напротив сморщенного торгового центра угрюмый дворец. Его охраняли, стоя у парадных дверей, украшенных витиеватой резьбой, два солдата, вооруженные винтовками. А сбоку, рядом со служебным входом, копошились пять-шесть человек, одетые в одинаковые кожаные куртки.

Позже, бродя по городу своего детства, он повсюду замечал этих «чернокожанников» — будто стая спокойных морщинистых мух перелетает с места на место, неотступно следуя за ним.

Впрочем, через некоторое время ему уже стало казаться, что весь город одет в черную кожу. Правда, друзья — состарившийся раньше времени Илья и уставший от жизни Джамиль — успокоили его, объяснив, что он вовсе не сошел с ума: на город и в самом деле напало поветрие на «кожу» — вот и заполонили улицы и проспекты кожаные куртки и кожаные пальто.

* * *

Между прочим, у города был и свой пригород, расположенный в минутах тридцати езды.

Странное дело: слово «пригород», такое милое и привычное, вызывает у многих в памяти спешащую куда-то электричку, раскинувшиеся по обе стороны железнодорожного полотна смутные леса, шум дождя, шорох волн, накатывающихся на пустынный берег, дачные домики, объятые пламенем сирени…

Но этот пригород, увы, пропитался химическими запахами, постоянно витавшими в воздухе; дополняли картину безжизненная, выеденная кислотами почва, ядовитые сточные воды, устремлявшиеся в море.

А люди?

Они жили здесь, существовали, закрывали на все глаза, покоряясь судьбе.

И снова утюжил километры все тот же «жигуленок», он стремительно скатывался со спуска, выводящего на пригородное шоссе, набирал скорость, а по левой стороне потянулась вереница каменных одноэтажных бараков с редкими вкраплениями двухэтажных домиков.

— Здесь живут беженцы, — сказал водитель, — в ужасных условиях, ютятся по десять человек в маленьких комнатках. Надеяться на что-либо лучшее им просто не приходится.

А дорога все бежала и бежала вперед, и с каждым километром становилась пустынней и пустынней.

Мелькнуло водохранилище, огороженное ржавой, прорвавшейся во многих местах сеткой, и, наконец, машина, взвизгнув шинами, резко взяла вправо и вкатилась на главную трассу, ведущую в пригород.

— Мертвый город, — сказал, не оборачиваясь, водитель, — кроме суперфосфатного завода, сегодня ничего здесь не работает.

— Даже трубопрокатный? — спросил он.

— И трубопрокатный тоже… — ответил водитель.

Когда-то, во время оно, с трубопрокатным случился занятный казус в сфере наглядной агитации.

Вывесили там плакат, изображавший огромного плечистого работягу, показывающего рукой куда-то в светлое будущее. За его спиной башенный кран переносил новенькую трубу, и крупно набранный текст радостно гласил: «Труба стране — труба народу!».

Провисел этот плакат аж несколько месяцев, пока кто-то из «сообразительных» не сообщил куда следует.

Плакат сняли вместе с ответственным за наглядную агитацию.

«Сегодня я бы вывесил этот плакат заново… — подумал он, оглядываясь по сторонам. — Сегодня это кажется особенно актуальным».

Марсианские пейзажи могли показаться райскими уголками по сравнению с картиной, представшей его взору. Чернеющие повсюду скелеты заводов-уродов, слепые глаза домов, непроглядная темень, ударяющая по темени так, что явственным и физически ощутимым становилось понятие «слепящая тьма». Редкие прохожие скромно жались к стенам домов, растворяясь в сумраке вечера, как привидения.

Рядом с автобусной станцией, словно разинутая пасть дракона, зияла пустота некогда парадного бассейна с фонтаном «Пятнадцать республик». Вместо воды туда теперь, похоже, сбрасывали какие-то нечистоты…

* * *

— «Город нечистот!» Я бы так назвала эту новеллу. Я чувствую себя виноватой перед теми, кто остался жить в этом дерьме! Ты же был там недавно, ты все видел своими глазами!

— Послушай, но нельзя все мазать черной краской. Должно быть что-то хорошее в этом городе, наконец!

— Хорошее? Подожди, я тебе сейчас покажу это хорошее. Вот, читай, — и она, войдя в Интернет, открыла информационный сайт, выведя в режим печатания заметку под названием «Капитан, никогда ты не будешь майором». Через минуту из разверстого чрева принтера пополз лист. Она взяла его, пробежала глазами и отдала ему.

— «Капитан, никогда ты не будешь майором» — прочитал он еще раз заголовок. — Ну и?

— Ты читай, читай дальше, — сказала она. — И вслух, пожалуйста.

— О'кей, — пожал он плечами. — Изволь.

И продолжил, утрируя, подражая диктору, читающему новости с листа:

— …бря 2005 года. Капитан милиции — сотрудник уголовного розыска — получил оперативную информацию о краже из квартиры жителя города 150000 долларов и 100 единиц золотых изделий. Он принимает решение «навестить» одного из подозреваемых. После продолжительной беседы с хозяином дома и его матерью капитан вышел во двор. Во дворе они подходят к дереву; подозреваемый раскапывает тайник и достает оттуда деньги и драгоценности. Все это передает капитану. Изъятие происходит без понятых, без