Сильнее жизни - Виктория Щабельник

Уже выходя, я услышала его оклик, и обернулась:

— Ты веришь в то, что ты дочь моего брата?

— А ты? — ответила я вопросом на вопрос.

— Я бы не хотел, чтобы это оказалось правдой, — после минуты молчания ответил он.

— Почему?

— Потому, что ненависть может оказаться сильнее родственных чувств.

Я решила воспользоваться советом охотника и действительно ощутить домашний уют. Ну, или, хотя бы его подобие. Поэтому, первым делом обследовала платяной шкаф, на предмет женской одежды. Таковой не обнаружилось, и это навело меня на мысль, что знакомый Глеба, скорее всего, был закоренелым холостяком, предпочитавшим одиночество семейному очагу, либо его личная жизнь проходила за пределами этой квартиры. В любом случае мне пришлось позаимствовать одну из новых рубашек хозяина, в тайне надеясь, что когда-нибудь Глебу придется ответить тому на несколько неприятных вопросов.

Заперев дверь ванной, и став под обжигающе горячие струи воды, я постаралась рассуждать здраво. Я же не рассчитывала, что он из непримиримого врага станет преданным другом? Более того, для меня это было совершенно излишне. Чем бы ни руководствовался Глеб, уводя меня из дома Валара, родственные чувства играли в нем последнюю роль. Слишком давно он на этой войне, где понятие добра и справедливости давно утратили свое первоначальное значение. Разве не странно, что борьба со злом занимает умы людей гораздо сильнее, чем путь добра и света. Так что же люди стремятся выбрать — добро, или вечную, бесконечную борьбу, в которой никогда не будет победителей, лишь побежденные и жертвы? Дав людям возможность выбора, Создатель предоставил им неограниченные возможности, и одна из них — быть творцом своего собственного мира. Воспользуются ли люди этим бесценным даром, или погребут его под гнетом тысячелетних кровопролитных войн?

Что сделали Падшие, свергнутые с небес на землю? Они стали воевать друг с другом, за силу, власть, души и тела, опустившись до уровня тех, кого ненавидели и презирали, считая недостойными преклонения. Отвергнутые небом, Падшие стремились сделать все, чтобы Создатель увидел людей такими, какими их воспринимали сами изгнанники. Было ли это отчаянной попыткой вновь обрести потерянный рай? Или та ненависть и презрение, что люди заслуживали в их глазах, подвигли их на новую войну?

И вот, пребывая по ту сторону всего, что когда-то знала, я отчаянно пыталась понять — почему именно я стала объектом внимания одного из первый и самых могущественных Падших? Воскресив в мыслях наш разговор, не могла избавиться от мысли, что попала в ловушку, и в этом мне совершенно некого винить, кроме себя.

Выйдя из душа, я протерла запотевшее зеркало и замерла, пораженно глядя на свою руку. Странно! Как я могла этого не заметить раньше? На правой руке у основания указательного пальца проступило несколько темных линий, сливающихся в непонятный узор. Сутки назад его еще не было. Что же, будем решать проблемы по мере их возникновения. Рука не болит, значит ничего страшного, остальное вылечит время и йод.

Тщательно вытершись полотенцем, я примерила позаимствованную рубашку. Достаточно длинная, чтобы доходить почти до колен. Значит, мне не придется щеголять перед охотником в полотенце. Покраснев, я попыталась изгнать из памяти незваные воспоминания, о единственной ночи, когда мне отчаянно захотелось кому-то поверить. Теперь это не имеет никакого значения. Что бы ни связывало Валара с Советом, я не дам им шанса мне навредить.

Кто бы ни помог бежать пленнику, он достаточно силен, чтобы уничтожить все следы. Наиболее вероятных подозреваемых пришлось тут же отмести — ни Совет, в полном составе, ни Данталион, ни тем более, Родгар не оставили бы в живых охотника. К тому же, вряд ли кто-то из них был способен в одно мгновение погрузить в забытье десяток демонов. Значит, это был кто-то другой. Но такой силы он никогда не встречал… у демонов.

Но, возможно, сейчас они столкнулись с тем, кто стоит над демонами? Гораздо выше, чем когда-либо мог подняться сам Валар. Тогда были бы понятны странные действия ночного гостя.

— Что же, Падший, ты сам решил нанести мне визит.

Глеб напряженно огляделся — все, что сейчас происходило казалось ему нереальным и противоестественным. Старый дом, где он жил в детстве, со своим братом. Что это — сон, порождение воспаленного мозга или что-то другое? Отдаленные голоса были едва слышны из-за прикрытой двери. Он подошел ближе, стараясь разобрать хоть слово.

— Ты делаешь ошибку! Не позволяй ему так с собой поступать! — голос Романа, его давно умершего брата. Глеб замер у двери, стараясь понять, что происходит.

— У меня нет другого выхода! Данталион меня возненавидит, как только узнает. Но ребенок ни в чем не виноват! — Глеб всего раз слышал ее голос, но без труда узнал его. Глубокий, грудной бархатистый тембр, такой незабываемый и ненавистный. От этого голоса по его телу пробежали мурашки. Глеб вспомнил красивый мелодичный голос Регины, и его сердце сжалось от противоречивых чувств. Тогда он был слишком мал, чтобы понять то, что ему, возможно, довелось услышать, но теперь, непонятно откуда взявшиеся воспоминания собственного прошлого все расставили по местам.

— Уходи от него. Мы уедем, нас никто не найдет.

— Я не могу подвергать тебя опасности. Забудь обо мне. Ты не сможешь помочь ни мне, ни моему ребенку. Лишь себя погубишь.

— Я буду любить его как родного, — настаивал Роман.

— К несчастью, у него уже есть отец, — голос дрогнул, и Глеб понял, что Аурелия едва сдерживает слезы, — не пытайся меня отговорить. Я приняла решение. Ты был мне хорошим другом. Благодарю тебя за все.

Крик отчаяния, вырвавшийся из груди Романа, заставил Глеба вздрогнуть и проснуться. Осознание того, что ему только что пришлось вспомнить, наполнило душу отчаянием и болью. Роман! Его старший брат погиб из-за демона, которого любил. Любил преданно и безответно, до самой смерти. Будьте вы все прокляты! Но это значит… Регина ему никто! Услышав ее легкие шаги, он снова закрыл глаза и притворился спящим. У него еще будет время решить что делать.

Когда я вышла из ванной, Глеб уже спал, развалившись на старом выцветшем от времени диване. Не желая его будить, я тихонько прошла на кухню — единственное место, где можно было устроиться комфортнее, чем на полу в гостиной. Что же, если Глеб уснул, позволив мне беспрепятственно передвигаться по дому, значит, он либо начинает мне доверять, либо выбился из сил настолько, что ему сейчас все равно. В последнем я, честно говоря, сомневалась. Все же, решив хоть на время не вникать в чужие действия и поступки, я постаралась расслабиться и подумать — как наилучшим образом выпутаться из ситуации, куда я себя загнала.