Жена с изъяном - Анна Валерьевна Минаева

запомни свое обещание, дитя. Я приду за твоим именем. Запомни этот разговор. И не забывай.

Дым, окружающий нас, уплотнился и толкнул меня в грудь, выбивая весь воздух из легких. А в следующее мгновение я вновь оказалась в храме. Жрец поднял на меня ошарашенный взгляд и прошептал.

– Я почувствовал! Вас услышали, миледи. Вас в самом деле услышали.

Глава 28

Болезнь отступила так же быстро, как и начала уносить с собой жизни. Все, кто был болен, чудесным образом исцелились. В том числе и Мелани. Их жизням больше ничто не угрожало.

И только мне было известно, чего это стоило. Казалось бы… при следующей встрече с безликой богиней мне нужно просто назвать свое имя. Но почему от одной только мысли об этом у меня мурашки ползут по загривку?

Ответов у меня не было. И спросить об этом тоже было не у кого. Потому я заглянула в библиотеку и набрала книг. Всех, что хоть как-то касались божеств. Может, если я опознаю то божество, что говорило со мной, смогу понять, как избежать опасности.

Но утро, проведенное за книгами, пока никаких плодов не дало.

А дальше началась суматоха. Первым мой покой потревожила принесенная Ланой записка.

– Вот, – девушка протянула мне ее дрожащей рукой. – От леди Мелани, ваша светлость.

Вздохнув, я отложила книгу и приняла из пальцев камеристки сложенный вчетверо лист.

«Ваша светлость!

Не передать словами ту благодарность, что я к вам испытываю. Слухи полнят замок, и они сообщили мне, что именно вашими силами была изгнала алая смерть, что сковала меня в свои объятия.

Вы чудо, посланное нам богами. Я сердечно благодарна вам за то, что вы сделали.

И прошу прощения за ту боль, что могла доставить вам. Поверьте, это не со зла. Я никогда не желала вам зла.

Леди Мелани де Виньо».

– Ни одному слову не верю, – пробормотала я, закатив глаза и положив записку на край стола. Потом повернулась к служанке: – Еще какие-то новости есть?

– Пока нет, ваша светлость, – покачала она головой. – Лекарь Лих только просил передать, чтобы вы пока не покидали покоев. Он не верит, что хворь так быстро отступила. Но если это так, то… он передавал, что кланяется вам в ноги. Вы совершили что-то невероятное.

– Пусть сообщат мне, как только ситуация с алой смертью прояснится, – попросила я, возвращаясь к чтению.

Но Лана не спешила уходить. Она мялась с ноги на ногу, будто не в силах решиться что-то спросить.

– Я же разрешала тебе спрашивать и говорить все, о чем думаешь, – вздохнула я, вновь посмотрев на девушку.

– Я, – она запнулась после первого же слова. – Я просто не знаю, что сказать, миледи! Пускай лекарь Лих не верит и в то, что вам удалось договориться с богами, а я верю. Это… Это невероятно! Не знаю, как вам это удалось, но вы… спасибо вам, ваша светлость!

На глазах девчонки заблестели слезы.

– Лана, ну ты чего? – у меня внутри что-то сжалось. Встав с места, я налила в стакан воды из кувшина и протянула девушке. – Успокойся. Все в порядке.

– Просто… – она взяла стакан, поднесла ко рту. Зубы застучали о стекло. Сделав судорожный глоток, Лана попыталась восстановить дыхание. – Просто мои родители были больны, ваша светлость. Я не стала вам говорить, все болели. Но сейчас они здоровы. Прислали весточку с Брю сегодня утром. Я вам так признательна, ваша светлость! Так благодарна!

– Ну-ну, – я погладила ее по плечу. – Хочешь взять выходной и навестить их?

– А можно? – ее глаза засветились от нетерпения. – Я бы завтра сходила, если можно!

– Сходи завтра, – согласилась я. – Передавай им от меня пожелание крепкого здоровья.

– Спасибо, миледи! – Лана низко-низко поклонилась и всхлипнула.

Ей потребовалось еще несколько минут, чтобы взять себя в руки. А потом девушка просияла, заулыбалась и еще несколько раз меня поблагодарила, прежде чем получить следующее поручение от меня.

Я бы могла посадить Лану рядом, дать ей в руки одну из книг и попросить найти то божество, с которым говорила. Но тогда бы пришлось объяснять, чего именно от меня хотела безликая женщина. А к этому я была не готова. Зато слухи о моем демоническом происхождении должны были поутихнуть. После такого-то происшествия.

За книгами я провела следующие два дня, практически не покидая комнаты. За это время лекарь Лих таки заключил, что алая смерть отступила на самом деле. А мне пришла еще одна записка. На этот раз от лорда Монуа.

Он сообщал, что после всех трагических происшествий его маги не готовы отправляться на помощь к барону Шанту, за это он передо мной извинился. А еще упомянул, что на завтра назначен по расписанию День Жалоб. Но его мужчина собирается перенести или вовсе отменить.

Вот тогда-то я впервые отложила книги и отправилась разговаривать с Тамашем лично.

– Нельзя, – именно с этого я начала разговор, войдя в одну из гостиных. Здесь мы с мужчиной условились встретиться после обеда. – Нельзя отменять День Жалоб. Я готова его провести.

– Это еще опасно, ваша светлость, – Тамаш выглядел уставшим и бледным. Но оно и неудивительно. Насколько я слышала, он всего час назад вернулся из города. Там вместе с отправленными туда лекарями мужчина наводил порядки и раздавал деньги из казны герцогства.

– Алая смерть отступила, – покачала я головой. – Опасности больше нет. А людям нужна помощь.

– Мы растратили почти всю казну.

– Мы можем их хотя бы выслушать.

Тамаш тяжело вздохнул и покачал головой:

– Не понимаю, откуда у вас столько упрямства, ваша светлость.

– Мне кажется, что именно мое упрямство ответственно за то, что большая часть людей выжила. Да, герцогство понесло потери, и я собираюсь провести день памяти в честь погибших от алой смерти. Но многие живы. И им нужно вернуться к прежней жизни после всех потерь. Что может быть лучше для этого, чем привычный День Жалоб?

Тамаш не стал больше спорить. Только махнул рукой, мол, делайте что хотите.

Но, в принципе, этим я и занималась почти все время. Потому День Жалоб никто не отменял. И шла я на него с уверенностью, что делаю все правильно. Если в прошлый раз в тронный зал, заполненный людьми, я заходила, опираясь на Тамаша и не понимая, что вообще происходит. То сейчас шла с прямой спиной и поднятой головой.

В этот раз Тамаш, который следовал за мной, никого не разгонял, люди расступились сами, стоило дверям распахнуться.

Стук каблуков о камень отражался эхом в полнейшей