Одноразовый кумир - Григорий Константинович Шаргородский

десятков экранов, наблюдение велось лишь в коридорах и общественных местах. В квартирах камер вроде не было, так что оставалось загадкой, как они так быстро успели среагировать на дебош в апартаментах Нисы. Понимая, что никаких ответов не получу, я не стал задавать лишних вопросов и просто молча сидел в ожидании прибытия жандармов.

Появление в открывшихся дверях Иваныча удивило только потому, что он в последние дни был жутко занят и практически не отвечал на мои звонки. А вот то, что информация о моем очередном залете быстро попадет именно к специальному инспектору, как раз не случайность, а закономерность. Долгую минуту стоявший на пороге гоблин сверлил меня тяжелым взглядом, но, похоже, он откровенно устал от всех этих сложностей, которые я ему систематически подбрасываю, поэтому лишь печально вздохнул и жестом отправил сидящих за пультом охранников за дверь. Уходить с рабочего места они наверняка не хотели, но повиновались. Похоже, знали, с кем имеют дело. Гоблин все так же молча подошел к дивану и уселся рядом со мной. Выждал еще десяток секунд, явно пытаясь осмыслить ситуацию, и жестко приказал:

– Рассказывай.

Ну а что я? Рассказал как есть, со всеми деталями и предположениями. По большому счету в плане предположений поделился лишь недоумением, потому что и сам не мог объяснить, почему люди вокруг меня перестали вести себя адекватно и творят сплошную дичь. Попытка воспользоваться доводами Бисквита и списать все дело на возбуждение от праздника и внезапно возникшую популярность из-за случая с подрывником мне самому показалась не совсем убедительной. Так что свой рассказ я закончил вопросом, который со стороны наверняка звучал крайне беспомощно:

– Иван Иванович, вы-то хоть что-нибудь понимаете?

– Не больше твоего, – угрюмо заявил гоблин, затем все же добавил: – Ну, может чуточку.

– А можно поподробней об этой чуточке? – тут же ухватился я за оговорку инспектора.

– Я не знал, за что ухватиться, и решил подойти к проблеме с другой стороны. Мне показалась слишком уж подозрительной активность некоторых блогеров, а также перебор с твоей физиономией на всех экранах. Ты хоть представляешь, сколько в Женеве стоит рекламное время?

– Не думаю, что дешевле, чем в Нью-Йорке.

– Дороже, причем намного, – подтвердил мою догадку гоблин. – Вот я и потряс агентства через своих знакомых. Денежный след вывел к людям с очень сомнительной репутацией. Парочку мы прихватили за старые делишки и потрясли немного в укромном уголке.

– И? – не выдержал я слишком затянувшейся паузы.

– Разрешение на ментальный взлом нам не дели, а ребятки оказались упорными, зато татуировки на их телах, которые мы обнаружили при первичном досмотре, очень красноречиво поведали, что эти недоумки добровольно стали слугами эльфов, так что говорить с ними смысла нет, нужно трясти их ушастых хозяев. Честно, Назар, объясни мне, почему люди так легко идут в рабство? Как вам не противно?

– Лично мне – противно, – резко ответил я, чувствуя закипающее раздражение. – Думаю, у вас, гоблинов, тоже есть разные особи с закидонами, так что не нужно грести всех под одну гребенку. А насчет легкости, так все просто: слишком уж давно у нас отменили это самое рабство. Забыли мы, каково это, когда кто-то распоряжается тобой как своей вещью, вот и не понимают, насколько это мерзко, ведь деньги-то платят, значит, не совсем рабство, хоть и приходится пресмыкаться. А деньги там наверняка огромные.

– Да уж, ушастые точно не бедствуют, – с явным недовольством проворчал гоблин. – В общем, как мы с Симеоном и предполагали, все, что творится вокруг тебя, связано с ушастыми и тем пирамидальным храмом в Диколесье. Уверен, старейшины в Эльфийском совете знают, в чем тут суть, или по крайней мере догадываются. Так просто я к ним заявиться не могу, но есть шанс привлечь к этому делу ор Максимуса. Почему-то вождь всех орков проникся к тебе уважением.

Гоблин как мог более выразительно изобразил непонимание такого особого отношения великого вождя ко мне недостойному. Стоило бы огрызнуться, но почему-то было жутко лень даже изображать конфронтацию.

– В общем, – так и не дождавшись моей реакции, продолжил гоблин. – Завтра мы наведаемся в совет и потребуем ответов. Слишком уж сильно их действия нарушают равновесие.

– Кстати насчет равновесия, – ухватился я за практически забытую мысль. – Давно хотел спросить, но вы все время заняты. Тогда на выставке я ляпнул фразу, которую несколько раз слышал от вас, ну, ту, что равновесие превыше всего. Народ почему-то дико возбудился.

Гоблин уперся в меня взглядом, и, судя по тому, что он даже не пытался имитировать на своей морде эмоциональные отражения, чувства инспектор испытывал очень противоречивые.

– Как ты до сих пор жив-то с таким бескостным языком. Ты хоть понимаешь, что означает эта фраза?

– Только не говорите, что я задел чьи-то религиозные чувства.

– Почти не задел, – не воспринял гоблин мой шутливый тон. – Это ритуальная фраза хранителей равновесия. Да, в миру она тоже используется, но чаще всего только теми, кто плотно завязан в деле сохранения этого самого равновесия. В общем, ты во всеуслышание заявил, что являешься помощником одного из хранителей.

– Это что, какой-то тайный орден и мне в случае чего влетит за самозванство?

Гоблин сдавленно застрекотал, затем чихнул и сказал:

– Никаких строгостей и тайных орденов нет. К тому же ты не совсем самозванец.

– В смысле? – насторожился я.

– Ты действительно являешься помощником одного из хранителей, то есть меня. Успокойся, никаких обязанностей это на тебя не накладывает, кроме тех договоренностей, которые уже связывают нас, но лучше такими фразами не разбрасываться, здоровее будешь. Не все любят хранителей. Одни за то, что мы лезем не в свои дела и обламываем руки всяким любителям величия своей расы. Другим не нравятся, что нам вообще плевать на всякую преступную шелупонь и нарушение обычных законов. Для нас только один закон важнее всего: закон равновесия. И пока он соблюдается, этот город будет жить мирной жизнью.

Теперь становится понятно, почему ритуальная фраза успокоила контрабандистов. Правда, оставалась непонятна причина возбуждения Майкла. Вот уж кого мои связи с хранителями должны волновать меньше всего. В голове вертелась еще куча вопросов, но было видно, что инспектор крайне занят. Он уже поднялся с дивана с явным намерением свалить отсюда подальше.

– А мне что делать? – остановил я его беспомощным вопросом.

– Если не выгонят, то сиди здесь. Домой не суйся, там у тебя под окнами какой-то съезд то ли хиппи, то ли нимфоманок. В этой башне охрана на уровне, и тебе вряд ли что-то грозит, если, конечно, сам не станешь нарываться. В общем, сиди тихо,