Во все Имперские. Том 5. Наследие - Альберт Беренцев

разговор окончится успехом, я вам никак не могу. Франк Бонапарт сейчас не в том настроении, чтобы обсуждать продажу Амазонии, сами понимаете.

— Тем не менее, звучит оптимистично, герцог. А что по Полётову?

— А по Полётову ничего, — ответил Кабаневич, — Видите ли, я могу обратиться к Полётову с вашим предложением, и возможно он даже согласится поучаствовать в концессии, даже склонит к этому других либералов, даже возьмет в эту концессию меня, вот только…

Герцог в своей обычной манере не окончил фразу, заставляя собеседника додумывать самому. Кабаневич был из тех людей, с кем никто тупорылый и не понимающий полунамеков просто не смог бы общаться в принципе. Но к счастью, ко мне это не относилось.

— Проще говоря, меня Полётов в концессию не пригласит и будет против моего участия? — уточнил я, — Вы об этом? А собственно почему?

— По многим причинам, — вздохнул Кабаневич, — Вы консервативный масон, а Полётов ненавидит консерваторов. Он полагает, что они привели Россию на край пропасти и виновны в замедлении темпов нашего экономического роста. Да и в династическом кризисе тоже. О том, что на троне самозванец, Полётов, разумеется, осведомлен. Еще Полётов резко против тезиса «магократия — выше закона», и саму идею держать в рабстве холопов, таких же русских людей, как мы с вами, он тоже не одобряет.

А эти вещи являются ключевыми для консерваторов, консерваторы яростные сторонники доктрины превосходства магократии и крепостного рабства. Но самое главное — Полётов вас не знает. А он никогда не ведет дел с теми, кого не знает. И никакая моя рекомендация тут не поможет, вам придется лично искать подход к Полётову. Вы должны доказать ему свою полезность, проявить инициативу.

— И при этом еще и перестать быть консервативным масоном, я правильно понимаю? — спросил я, — Но в таком случае я потеряю уважение Внутрянова. Если я со своей ложей перебегу к либералам — Внутрянов меня просто шлепнет, герцог.

— Все так, — подтвердил Кабаневич, — Тем не менее, я постараюсь замолвить за вас словечко Полётову. Просто предупреждаю, что толка из этого не выйдет. А вы в свою очередь…

— Да, я замолвю за вас словечко Внутрянову, герцог, — пообещал я.

Хотя мне наверняка будет довольно сложно замалвливать словечки за Кабаневичей, которых Внутрянов мне вообще приказал убить.

— Что вам удалось выяснить об Аленке? — спросил тем временем герцог, — Вы же не забыли, что это сейчас самое важное?

— Нет, помню. И собираюсь кое-что выяснить прямо этой ночью. Если все пойдет по моему плану, конечно же. А вы, герцог? Вы сами наводили о ней справки?

— Да, — ответил Кабаневич.

Продолжения фразы не последовало, судя по всему, вот это «да» было всей информацией, которую герцог был готов мне сообщить. Ну и пошел он к лешему, в таком случае.

— Ладно, герцог. Я надеюсь, что с Малым вы сделаете все аккуратно. До полуночи осталось меньше получаса…

— Да, сделаю все в лучшем виде. Всего доброго, барон. И еще раз спасибо. Я рад вести с вами дела.

— Аналогично, герцог. До свидания.

Я повесил трубку, Шаманов, уже дожравший свой китовый жир, тут же уставился на меня:

— Ну что? Кабанчики подскочат?

— Сильно сомневаюсь, Акалу. Герцог слишком осторожен, так что вероятно просто вызовет нам сюда агентов Охранки, чтобы они сделали за Кабаневича всю грязную работу и арестовали или завалили Малого.

— А как же Люда?

— Да спасем мы твою Люду.

«Наверное» — добавил я уже про себя.

Глава 117 — Принцесса в башне

«…Зов Магии — понятие клановое и глубоко личное одновременно.

Это тот мост, что связывает душу мага с магией и одновременно мага с его кланом.

Зов — это личная предрасположенность, это путь, широкая дорога для клана и узкая тропа для каждого члена клана. Но из этих троп и дорога и состоит.

И если маг следует своему Зову — его мощь всегда растет. Если же маг отвергает или неверно интерпретирует Зов — магия может ослабнуть или даже уйти.

Потому огненным магам и нравится созерцать огонь, жечь костры (а часто и людей), потому они вспыльчивы, как пламя, и а их заработок — производство печей.

Ибо огонь тянется к огню.

Но у каждого из членов огненного клана эта предрасположенность проявляется по-разному, ибо кто-то свеча, а кто-то настоящий вулкан…»

Владимир Соловьев, русский философ

«Liber Magocratiae», том 11

Российская Империя, Павловск

Павловская тюрьма

5 сентября 2022

Около полуночи

Принцесса не спала, она смотрела в зарешетчатое окно, за котором раскинулись ночь и темная долина реки Славянки.

На холме за рекой россыпью огней лежал Павловск, где-то там за городком стоял Императорский дворец, но отсюда его не было видно. Реку едва можно было разглядеть, фонари выхватывали из темноты только широкий каменный мост.

Решетку на окне принцесса трогать теперь не решалась, она её уже трогала, и каждый раз магия жгла девушке руку до мяса.

Зачарованная решетка, и стены тоже зачарованные, и даже дверь. Если коснуться стены — ощущения как будто ты суешь руку в огонь.

Принцессу держали в башне Павловской тюрьмы, а не в холодных подземных казематах. В принципе её камеру на вершине башни можно было бы даже назвать уютной — тут было просторно, были тумбочка с кроватью и окно, и умывальник, и ночной горшок, который выносила стража, и даже стены выкрашены в приятный зеленый цвет.

В тумбочке лежали гигиенические принадлежности, на самой тумбочке — Библия. Больше принцессе ничего не давали, разве что еще приносили еду пару раз в день.

Допрашивал её лично Соколов, уже трижды, но до пыток дело так и не дошло. Пока что.

Впрочем, это мало утешало. Принцесса была уверена, что её теперь вероятно вышлют из страны без права возвращения, а еще переживала за друзей, которым грозила смерть.

Оторвав взгляд от темной речной долины, девушка взглянула на яркую звезду в небесах. В детстве