Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

В назначенный день, рано утром, до прихода слуг, делавших уборку в комнате, нижняя часть шкафа была очищена от пыльных томов, которые перебрались в ближайшую кладовую, и место их занял Баламир. Устроившись удобнее – насколько позволяло ограниченное пространство, – он тяжело вздохнул; ждать оставалось еще несколько часов.

Констанция провели в просторную комнату, где на небольшом раскладном стуле сидел неимоверно тучный коротышка, смотревшийся крайне нелепо. Грушевидная, с многочисленными подбородками, голова Хрисафия плавно переходила в бочкообразное тело, – вид евнуха воскресил в памяти Констанция стоявшую в его родительском доме круглую статую из слоновой кости, привезенную, вроде бы, из Китая и изображавшую одного азиатского мудреца, некого Будду.

– Господин, – начал молодой римлянин, поклонившись, – не могу выразить своими скудными словами, как я почтен, что вы снизошли до встречи со столь скромной персоной, каковой, безусловно, я являюсь. – Констанцию все же удалось произнести эту напыщенную и абсурдную фразу, – с обмена подобными, как он уже понял, начинались практически все официальные процедуры восточного двора. К удивлению римлянина, Хрисафий остановил его нетерпеливым взмахом руки.

– Да-да, конечно. Скажи-ка мне лучше, – евнух окинул Констанция оценивающим взглядом, – вдова Арматия, довольно-таки состоятельная женщина, между нами говоря, она тебе как – нравится?

Констанций расслабился: судя по всему, перед ним сидел человек бывалый.

– Очень, господин. И она, и ее деньги, – ответил он с улыбкой.

– Надеюсь, их хватит для ведения той жизни, к которой ты привык, – сухо заметил евнух. – Но перейдем к делу. Думаю, тебе хотелось бы и самому иметь какую-то сумму в кармане, чтобы ни от кого не зависеть, поэтому готов сделать тебе предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться. Оно таково: ты выполняешь для меня одно, скажем так, «поручение» – и я щедро оплачиваю твои труды. Очень щедро.

– Вы не могли бы уточнить, что значит «очень щедро», господин? – спросил Констанций, заинтригованный. Он-то полагал, что его ждет нудная беседа о приведении в исполнение условий Мира Анатолия, но разговор пошел в другом, неожиданном, направлении, и направление это с каждой минутой нравилось ему все больше и больше.

– Если ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу, Константинополь увидит величайшие Игры за всю историю существования этого города. Сумма, которую в обязательном порядке дает на проведение Игр тот из сенаторов, которого избирают консулом, обычно равна двум тысячам фунтов золота. Все они будут твоими. По-моему, вознаграждение более чем достойное.

У Констанция голова пошла кругом. Две тысячи фунтов золота. Баснословное богатство. С такими деньгами он бы до конца жизни купался в роскоши и мог бы не думать о состоянии вдовы, которое с юридической точки зрения и так бы стало его после того, как они бы поженились.

– Как… что я должен буду сделать за эти деньги? – прохрипел Констанций, моментально потеряв самообладание. Какими же талантами я обладаю, спрашивал он себя, если мне готовы платить столько?

– Учитывая твои обстоятельства и опыт, ничего сложного. Убивать приходилось?

Констанций кивнул – у деревушки Хелена он перерезал немало франков.

– И сможешь убить снова? Я имею в виду, убить хладнокровно.

Значит, убийство. Пытаясь взять себя в руки, Констанций сделал глубокий вдох. Должно быть, убийство политическое. За смерть обычных людей такие деньги не предлагают. На одной стороне – две тысячи фунтов золота, на другой – человеческая – не важно, чья – жизнь. Но коль скоро предполагаемая жертва – не друг… Он кивнул.

– Человек этот тебе знаком и не имеет причин не доверять тебе. Возможность остаться с ним наедине у тебя будет. Трудностей возникнуть не должно. Фактически, единственная проблема – выбрать подходящий момент.

– Это – Аттила, не так ли? – выдохнул Констанций.

– Да, Аттила, – подтвердил Хрисафий, – Бич Божий. Не думаю, что, убив его, ты испытаешь сильные угрызения совести, а вот услугу всему миру окажешь величайшую. И не беспокойся: тебе ничто не грозит. Бледа эту… скажем так, «ликвидацию», одобрил. Думаю, он тебе еще и доплатит. Ну что, по рукам?

– По рукам, – сказал Констанций, и все его сомнения улетучились. Аттила для него ничего не значил. Сожалел римлянин лишь об одном, – что подставляет Аэция, человека, которого он уважал и который ему нравился. Но в этом мире каждый должен думать о своих собственных интересах, потому что больше о них думать не будет никто. Такой шанс выпадает не часто. Ответа требовал лишь один вопрос: хватит ли ему смелости и решимости довести все до конца? О, да. Ведь на кону стояли две тысячи фунтов золота!

– Отлично, – оживился евнух. – Обговорим детали. Ты останешься в Константинополе с другими послами до конца дипломатического визита. Веди себя, как обычно, не делай ничего такого, что могло бы привлечь к тебе лишнее внимание. Следуй всем данным тебе Аттилой инструкциям, но запомни: мы с тобой не виделись и не разговаривали. Теперь – твое вознаграждение. Половину получишь вперед, остальное – по выполнении работы. Приемлемо?

– Вполне.

– Тогда золото будет готово ко дню твоего отъезда, вместе с мулами, которые его повезут. Тысяча фунтов, половина от того, что должен пожертвовать на Игры сенатор, желающий стать консулом. – Сделав паузу, евнух нахмурил брови. – Уверен, что так оно и есть… Нет, сверюсь-ка я лучше с «Реестром сенаторов», он у меня в шкафу лежит, где-то внизу.

– Не стоит, господин… в этом нет необходимости, – запротестовал Констанций. Теперь он мог позволить себе проявить пренебрежение к подобным мелочным спорам. – Достаточно и вашего слова.

– Что ж, замечательно, – воскликнул Хрисафий, вставая. – Желаю приятно провести время в Константинополе. – Разговор был окончен.

Несколько часов спустя, окостеневший и потрясенный, Баламир выбрался из своего убежища. В голове занозой сидела одна мысль: как сохранить услышанное в тайне на протяжении остававшихся до конца визита нескольких дней?

Глава 34

Не желаешь, чтобы тебя обманывали? Так не обманывай других.

Дион Хризостом. Наставления. 388 г.

– Превосходно, посланник, просто превосходно, – тепло и сердечно произнес Аттила, когда Констанций поделился с ним добытой в Константинополе информацией. – Всего за пару недель тебе удалось добиться большего, чем сделали все прочие мои представители с того самого дня, как был заключен мир. Поэтому, в знак моей глубокой признательности, изволь принять небольшой подарок, – с этими словами Аттила протянул римлянину массивную золотую цепь, с которой свисал огромный рубин, отбрасывавший во все стороны красноватые блики, словно вечный огонь.

«Лучшей возможности уже не представится, – подумал Констанций. – Как только цепь окажется у меня в руках, я стану полностью беззащитен и не смогу отразить внезапный удар». Настал момент проявить решимость и бесстрашие. У деревушки Хелена, в пылу битвы, он убивал легко и без промедления. Но заколоть человека хладнокровно, лишить жизни того, кто к тебе благоволит и тебе доверяет – совсем другое дело. Сложность еще заключалась и в том, что за все время беседы Аттила ни разу не повернулся к нему спиной, а в честном бою, лицом к лицу, Констанцию убивать не доводилось.

– Ты кажешься обеспокоенным, мой юный друг, – добродушно заметил Аттила. – Что привело тебя в такое волнение?

– Все в порядке, господин, – прохрипел в ответ Констанций внезапно осипшим голосом. – Просто… просто вы слишком добры ко мне, господин. – Теперь или никогда. Ладони его вспотели, сердце рвалось из груди. Констанций сделал несколько шагов в направлении короля. Склонив голову, словно в ожидании того, как на шею опустится цепь, он выхватил из-под далматика кинжал и резко выкинул руку вперед, целясь Аттиле в живот. К ужасу и удивлению Констанция, в ту же секунду он услышал, как хрустят его пальцы; боковым зрением, не находя себе места от боли, заметил, как куда-то в сторону летит его клинок. Забыв о цепи, Аттила медвежьей хваткой сжал запястье римлянина, выворачивая тому руку. Кинжал еще продолжал бряцать по полу, а Аттила уже кричал: «Стража!» В мгновение ока в комнату ворвались вооруженные воины, и уже через несколько секунд Констанций лежал ничком перед Аттилой со связанными за спиной руками.

– Кольчуга, которую делают мастера-оружейники в Ратиарии – а такую теперь ношу и я, – прекрасного качества. Я давал тебе шанс, римлянин, – пророкотал Аттила, с сожалением качая головой. – Был бы ты честен со мной – сохранил бы золото Хрисафия, получил мое благословение и вернулся на Запад с невестой, живой и невредимый. Как видишь, мне известно о твоем уговоре с Хрисафием. Две тысячи фунтов золота – неужели ты, Констанций, ценишь мою жизнь так дешево? Тебе следовало запросить впятеро большую сумму – и ты получил бы ее без вопросов. – Гунн невесело рассмеялся. – Зря ты не позволил Хрисафию заглянуть в шкаф.