Румынские сказки - Ион Крянгэ

Фэт-Фрумос сел в лодку, взялся за вёсла и подплыл к мраморным ступеням дворца. Огромные канделябры, в которых горели огненные звёзды, освещали дворцовую лестницу. Он вошёл в зал. Золотые колонны и арки подпирали высокие своды. Стол, покрытый белой скатертью, был уставлен тарелками, сделанными из больших жемчужин. Бояре, сидевшие за столом в волочёных одеждах на красных бархатных креслах, были красивы, как дни молодости, и веселы, как пляски. Особенно один из них — с золотой, усыпанной алмазами короной на челе, в блестящих одеждах — был пригож, как месяц в летнюю ночь. Но Фэт-Фрумос был ещё прекраснее.

— Добро пожаловать, Фэт-Фрумос! — сказал царь. — Слыхать о тебе слыхал, а видать не видал.

— Рад, что нашёл тебя в добром здравии, хотя не знаю, оставлю ли тебя таким. Пришёл я к тебе для битвы тяжкой. Довольно тебе строить козни моему отцу.

— Не строил я козней твоему отцу, а бился в честном бою. С тобой же я не буду биться. Лучше прикажу музыке играть, виночерпиям наполнить чаши вином, а мы с тобой побратаемся и братьями будем на всю жизнь.

Обнялись царские сыновья под ликующие крики бояр, и пили они, и совет держали.

Спросил царь Фэт-Фрумоса:

— Кого ты боишься больше всего на свете?

— Никого я не боюсь, только бога. А ты?

— И я никого не боюсь, кроме бога да ведьмы лесной. Эта страшная старуха бурей носится по моему царству. Там, где пройдёт она, высыхает земля, разбегаются люди из сёл, города превращаются в развалины. Вёл я с ней войну, но тщетно. Чтобы она не погубила всю страну, пришлось мне согласиться платить дань — отдавать ей каждого десятого ребёнка моих подданных. Вот и сегодня она должна явиться за данью.

Пробило полночь. Лица гостей стали хмурыми: в чёрном небе, верхом на полуночи, с воем неслась безумная ведьма лесов. Крылья её поднимали ветер, лицо — морщинистое, как выдолбленная ручьями скала, голова поросла лесом, глаза её — две мутные ночи, рот — разверзнутая бездна, зубы — мельничные жернова.

Фэт-Фрумос на лету схватил разбушевавшуюся ведьму и что было силы швырнул её в большую каменную ступу: на ступу он навалил скалу и приковал семью железными цепями. Ведьма завывала в ступе, вырывалась, словно пойманный вихрь, но тщетно.

Едва вернулся Фэт-Фрумос на пир, как все увидели на озере при свете луны две длинные водяные горы. Что случилось? Лесная ведьма не смогла освободиться из ступы, и вот она катилась вместе со ступой, образуя на водной глади две горы. И помчалась дальше осатаневшая ведьма, прорубая себе дорогу через леса, оставляя на земле длинную борозду, пока не исчезла в ночной дали.

Попировал ещё Фэт-Фрумос, а потом взял палицу на плечо и пустился по следу, оставленному ступой. Шёл он, пока не увидел утопающий в цвету красивый белый терем, озарённый лунным светом. На зелёных грядках сияли голубые, тёмно-красные и белые цветы, а над ними золотыми звёздочками порхали мотыльки. Воздух в саду и тереме казался хмельным от света, аромата и бесконечной, тихой, нежной песни, созданной крылышками роившихся пчёл и мотыльков. У завалинки стояли две бочки с водой, а на пороге сидела девушка и пряла. Белое платье красавицы было подобно облаку из света и теней, золотые косы падали на спину, венок из ландышей украшал её гладкий лоб. Освещённая лунным светом, она, казалось, парила в золотистой дымке. Белые как воск пальцы держали золотое веретено с серебристой шерстью и пряли тонкую блестящую нить, напоминающую живой, висящий в воздухе луч луны.

Заслышав лёгкие шаги Фэт-Фрумоса, девушка подняла голубые, как волны, глаза.

— Добро пожаловать, Фэт-Фрумос, — сказала она, глядя на него своим ясным взором из-под полуопущенных ресниц. — Как давно ты мне снишься. Пока мои пальцы пряли нить, мои мысли пряли сон, прекрасный сон, — будто мы любим друг друга. Пряла я серебряную нить, и хотелось мне соткать ткань из чар и счастья. Из ткани этой я сделала бы тебе платье, а из дней моих — жизнь, полную ласки. Чтобы ты, Фэт-Фрумос, платье носил и меня любил.

Робко смотрела она на него, и веретено выпало из её рук: она встала, руки у неё повисли, как у провинившегося ребёнка, взгляд был устремлён долу, точно устыдилась девушка своих слов. Он подошёл к ней, одной рукой обнял, а другой тихонько погладил ей лоб и волосы.

— Как ты прекрасна и как ты мне дорога, — прошептал он. — Чья ты, красавица?

— Лесной ведьмы, — вздохнула она. — Теперь, зная, кто я, будешь ты меня любить?

Она обвила руками его шею, пристально вглядываясь в его глаза.

— Мне нет дела до того, чья ты, — ответил он — Я тебя люблю, это главное.

— Коли любишь, бежим отсюда. — И она крепче прижалась к его груди. — Мать застанет, убьёт, а если ты умрёшь, я сойду с ума или тоже умру.

— Не бойся, — улыбнулся он, высвобождаясь из её объятий. — Где твоя мать?

— Всё бьётся в ступе, куда ты запер её, и грызёт цепи.

Фэт-Фрумос кинулся было её искать.

— Погоди, Фэт-Фрумос, — молвила девушка, и две крупные слёзы блеснули в её глазах. — Я научу тебя, как одолеть мать. Видишь эти две бочки? В одной вода, в другой — сила. Переставим их. Когда мать борется со своими врагами и устаёт, она кричит: «Постой, напьёмся-ка воды!» Она-то пьёт силу, а её противник просто воду. Вот мы и поменяем местами бочки, она об этом не узнает и во время борьбы будет пить воду.

Сказано — сделано. Фэт-Фрумос устремился за дом и крикнул:

— Эй, ведьма, как поживаешь?

Ведьма от злости так рванулась в ступе, что порвала цепи и вытянулась до самых облаков.

— А! Фэт-Фрумос! Рада тебя видеть, — закричала она ж вновь стала маленькой. — Давай поборемся, теперь-то мы посмотрим кто сильнее.

— Давай! — ответил Фэт-Фрумос.

Ведьма схватила его за пояс, вытянулась, подняла до облаков, затем бросила и вогнала в землю; вошёл он в землю по самые щиколотки.

Фэт-Фрумос тоже ударил её о землю и вогнал до колен.

— Постой, напьёмся-ка воды, — сказала, уставши, ведьма лесная.

Отдышались они, постояли. Ведьма хлебнула воды, Фэт-Фрумос выпил силы, и его ослабевшие руки наполнились каким-то волшебным огнём, освежающая дрожь пробежала по всему телу.

С удвоенной силой схватил он железными руками ведьму, вогнал в землю по самую шею и ударом палицы раздробил ей голову. Небо покрылось седыми тучами, застонал холодный ветер и затряс терем так, что стропила заскрипели. Красные змеи раздирали чёрный подол облаков, воды бушевали, слышались зловещие раскаты грома. В этой непроглядной тьме Фэт-Фрумос различил серебристую тень, с распущенными золотыми волосами, с поднятыми руками. Он подбежал к ней и обнял. Чуть живая от страха, девушка припала к нему. Чтобы привести её в чувство, он поцеловал её глаза. На небе тучи словно рвались в клочья. Огненная красная луна выглядывала из-за их обрывков, и Фэт-Фрумос увидел, как расцветают на его груди две прозрачные голубые звёзды — глаза его невесты. Он взял девушку на руки и побежал сквозь бурю. Склонив голову ему на грудь, она будто спала. В царском саду он уложил её в ладью, перевёз, как в колыбели, через озеро и, нарвав пахучих трав и цветов, сделал ложе, на которое уложил её, как в гнездо.

С любовью глядело на них восходящее солнце. Мокрое от дождя платье прилипло к её нежному телу, лицо было подобно белому воску, маленькие руки были сложены на груди, расплетённые косы разметались, огромные глаза прекрасной девушки закрылись, она казалась мёртвой. Фэт-Фрумос осыпал её белое чело голубыми цветами, сел подле неё и тихо заиграл дойну. Небо прозрачное, как море, огненный лик солнца, свежая трава и аромат оживших цветов принесли ей долгий, спокойный сон, а печальный голос свирели вёл её по дорогам сновидений. В полдень природа смолкла, и Фэт-Фрумос, прислушиваясь к тёплому влажному дыханию девушки, ласково склонился к ней и поцеловал. Она открыла ещё полные сновидений глаза, улыбнулась ему и тихо спросила: — Ты здесь?

— Нет, меня здесь нет, разве ты не видишь, что меня здесь нет? — ответил он, чуть не плача от счастья.

Она протянула руку и обняла его.

— Вставай, — сказал Фэт-Фрумос, лаская её, — солнце уже высоко.

Она встала, откинула волосы со лба, витязь обнял её, девушка положила руку ему на плечо — и так прошли они меж цветов к мраморному дворцу царя.

Фэт-Фрумос подвёл девушку к царю и сказал, что это его невеста. Царь улыбнулся, взял Фэт-Фрумоса за руку и отошёл с ним к окну, из которого было видно озеро, будто хотел поведать тайну. Но он ничего не сказал, а только молча поглядел на озеро, и глаза его наполнились слезами. Подняв крылья, как серебряные паруса, погрузив голову в воду, лебедь бороздил водную гладь озера.

— О чём ты плачешь, царь? — спросил Фэт-Фрумос.

— Фэт-Фрумос, — ответил царь, — даже ценой своей жизни я не смогу отплатить тебе за то добро, что ты для меня сделал. Всё же я хочу попросить тебя об ещё большем.