Грани судьбы - Алексей Шепелёв

— Вот тебе и герой: пареной репой подавился. Инквизиторы-то хороши, накормить не догадались. Тут бы они всё и узнали.

— Реш! — недовольно воскликнула бледная женщина с необыкновенно красивым лицом.

Но Серёжка уже не слушал. Машинально поставив миску на землю, он вскочил и бросился обратно в палатку. Мальчишку душили слёзы.

Балис дёрнулся, было, остановить Серёжку, но в последний момент остановил свой порыв. Реакции поймать мальчишку за руку у него хватило бы, а потом-то что? Объяснять, что ничего обидного в шутке Реша нет? Так ведь на самом-то деле — есть. Глупая шутка. Но и не бить же за это юнцу морду — ещё глупее. К тому же, отношения между составлявшими компанию двумя отрядов и так были довольно натянутыми, любое обострение отношений ни к чему. Вот и остался Гаяускас сидеть на месте в надежде на то, что быстро придумает что-то разумное. Краем глаза заметил, как дёрнулся и сел обратно ящер — видимо, прокрутив в голове примерно те же мысли.

А потом поднялся Сашка и негромко, но очень раздельно сказал, обращаясь к Решу:

— Ещё раз заденешь Серёгу — будешь иметь дело со мной. Понял?

И что-то такое было в голосе и взгляде подростка, что насмешливый ответ замёрз на губах у вора. Вместо этого он невнятно пробормотал:

— Да ничего я его не задевал.

— Старшие объяснят, — казачонок кивнул на Олха и Льют, повернулся, и направился к палатке, куда забежал Серёжка.

Балис удивлённо посмотрел на Мирона. Друг ответил лёгким кивком головы. Гаяускас задумчиво потёр подбородок. До этого случая он думал, что понимает и Сашку, и Серёжку и может предсказывать их поступки. Но сейчас оба мальчика его сильно удивили.

А Женька смотрел в спину казачонку с откровенной завистью. Да, быть правильным, конечно, накладно и трудно и даже иногда смешно, но в этом есть и свои плюсы. Только правильный Сашка мог вот так встать между великовозрастным болваном и обиженным малышом и сказать: "Не трогать!" А если бы встал Женька… Да какой из него, хохмача и злыдня, защитник мелкоты? В его исполнении это выглядело бы только ещё большим издевательством над Серёжкой. Значит, маска приросла настолько сильно, что уже не сорвёшь, даже если очень захочется?

Тан Маргадуд принимал неожиданных гостей с подобающим почётом. Каждому воину досталось в волю мяса, хлеба и пива, матрас и крыша над головой. Что ещё нужно, чтобы пережить дождливую ночь? Хорошо бы, конечно, ещё и женской ласки, но тут уже не обязанность тана гостей ублажать. Служанок в замке, конечно, не так много, как хотелось бы, ну да отцам-инквизиторам они без надобности, да и легионеры морриты при младших гражданах грешить брезговали: благородство, оно, как известно, обязывает. Вот и получалось, что ночных утех жаждали лишь две дюжины наёмников.

Правда, тан, как следовало из титула, был чистокровным толком, а наёмники, что городские, что орденские — большей частью флоски, меньшей иноземцы. Но на самом деде никаких препятствий тут не было. Во-первых, в прислугах у тана флоских женщин было, наверное, побольше, чем толских. А, во-вторых, коли профессиональным спором не пахло, то и делить жителям Толы было нечего. Как говорится, заплати денежку и получи, что оплачено.

Отец Сучапарек, как Верховный Инквизитор Толы, мог бы, конечно, запретить блуд и строго проконтролировать, чтобы запрет был неукоснительно выполнен. Но сейчас ему было не до этого. Наёмники, они и есть наёмники, люди грешные, праведников из них всё одно не сделать, как ни старайся. За грехи с них боги непременно спросят, но сейчас гораздо важнее, чтобы воины перед боем ощущали кураж, были готовы разорвать противника в ошмётки, а не копили в себе мелкие обиды на то, что начальство лишило их удовольствий, почитаемых за законные. А если же какой лихой вояка границу дозволенного перейдёт, так тан ему быстро даст укорот, а инквизиторы помогут.

Нет, не над воспитанием наёмников отец Сучапарек ломал голову. Все его мысли занимало другое: как изловить проклятых изонистов. Словно нарочно погода испортилась столь основательно, что о воздушной разведке и думать было нечего. Гиппогриф испуганно ржал, храпел и артачился. Взлететь его не могла заставить даже плеть. Конечно, на всякое упрямство можно найти управу. Кочевники непослушным лошадям без лишних переживаний втыкали в круп кинжал, после чего до тех моментально доходило, что предназначение скотины — везти своего господина-человека куда надобно, и как можно быстрее. Но инквизитор быстро понял, что проку от этого будет немного. Низкая облачность сводила преимущество передвижения по воздуху практически на нет. Быстрые сумерки её окончательно обессмыслили. Сквозь толщу свинцово-серых туч не мог пробится свет ни звёзд, ни лун. А ведь как раз на эту ночь у Иво приходилось полнолуние. Почему же богам не было угодно явить милость?

Отец Сучапарек делал всё что мог для успеха погони. После того, как утихла гроза они всё же перелетели из замка Бук в лежащий ещё дальше к западу Керни, где правил Малгадуд. По просьбе инквизитора, равносильной строгому приказу, тан разослал гонцов по всем принадлежащим ему деревням, чтобы узнать, не проезжали ли где подозрительные путники. После заката воины стали один за другим возвращаться с дурными вестями: беглецов нигде не видели.

Или проклятый Изон хранил их от погони?

Каждый инквизитор был не только воином, но и жрецом. Поэтому отец Сучапарек отлично знал, что против воли бога человеку идти не возможно. А Изон, проклятый на все времена, всё-таки был богом, да и пока ещё живым, не мёртвым. Уж это-то инквизиторы знали не хуже, чем изонисты, хотя на людях всегда утверждали обратное.

Но Верховный Инквизитор провинции — не просто жрец, а жрец высокой степени посвящения. Потому знал Сучапарек и другое: против воли бога человек не может идти только в одиночку. А вот если за тобой поддержка другого бога, тут с первым можно и поспорить. Больше того, бывает и так, что в битве богов человек получает уникальный, невозможный шанс: стать не просто фигуркой в божественной игре, которую рука хозяина двигает как ему нужно, но проявить свою волю и тем определить исход этой игры. Защитить перед великими силами свои интересы.

Такой шанс выпадал, конечно, немногим. Да и выпадал ли он кому-то вообще — сложно сказать. Сучапарек знал немало древних легенд самых разных народов, легенд красивых и поэтичных, но… Было это или не было — кто теперь скажет? Да и ни к чему Верховному Инквизитору Толы излишняя гордыня. Конечно, приятно воскликнуть: "Дайте мне точку опоры, и я переверну всю Вейтару!" Звучит красиво, да и наверное, в веках останется: бродячие сказители таких слов не пропустят, по всему миру разнесут. Вот только зачем её вертеть-то? Что с этого ему, отцу Сучапареку, прибавится? Непонятно. А раз непонятно, то и не нужно. Пусть мир живёт, как живёт. Сейчас цель у него скромная: догнать беглецов. Будут иные цели, придёт время подумать и о других средствах.

Настроив себя таким образом, инквизитор направился в замковый храм. Как и подобало воину, тан Малгадуд почитал Аэлиса. Сучапареку это не мешало и не помогало: отцы-инквизиторы не были слугами какого-то определённого бога, они выполняли наказ нынешнего пантеона о том, что иным богам, кроме ныне существующих, на Вейтаре молиться не должно, а потому могли совершать службу в храме любого из божеств.

Пожилой священник в тёмном балахоне снял с дверей тяжелый навесной замок и почтительно распахнул их перед гостем.

— Почтенный отец желает моего сослужения?

— Нет, я хочу помолится в одиночестве. Ты можешь быть свободным, всё необходимое у меня есть.

— Как будет угодно почтенному отцу.

Приволакивая левую ногу, жрец Ренса удалился. Лицо старика было изуродовано старыми шрамами, видать, из бывших рубак. Обычное дело, кому из вояк повезло дожить до старости часто в священники уходят. Лучшую долю себе после смерти вымаливают. Оно понятно, в чертогах Ренса намного повеселее, чем в мрачном сером царстве Аэлиса. Да только судьбу перехитрить сложно. Много желающих, да мало приглашенных. Не за всякого воина Ренс перед богом смерти слово замолвит. Даже не за всякого священника. Только каждый себя этим не всяким мнит. Другие ладно, а уж ему-то непременно повезёт.

Размышления о грядущей судьбе замкового жреца не мешали Сучапареку приготовиться к молитве. Инквизитор растравил на алтарном камне и зажег свечи, воскурил благовонья. Опустившись на колени, он предался молитве.

Как долго отец Сучапарек взывал к Ренсу он и сам не знал. Храм располагался в дальнем углу замка, сюда не долетали посторонние звуки, разве что дождь нудно барабанил по толстым каменным стенам и закрытым слюдяными пластинками узким окнам-бойницам. Время словно остановилось. Наверное, уже минула полночь. Замок Керни спал, бдили лишь часовые на стенах. По крайней мере, обязаны были бдить.