«Звезды», покорившие миллионы сердец - Серафима Чеботарь

3. Серебрякова. Купальщица, 1911 г.

3. Серебрякова. Карточный домик, 1919 г.

Однако творчество Серебряковой не пришлось ко двору в постреволюционном Петрограде: всегда весьма критически относившаяся к своему творчеству, Зинаида не могла согласиться оформлять здания или демонстрации, как многие художники, не было ей близко и столь ценимое в то время «революционное» футуристическое искусство. Вместо этого она продолжает рисовать своих детей, пейзажи, автопортреты… Особенно часто она рисовала детей, которых обожала. «Меня поразила красота всех детей Зинаиды Евгеньевны, – писала Галина Тесленко. – Каждый в своем роде. Младшая, Катенька – остальные дети называли ее Котом – это фарфоровая хрупкая статуэтка с золотистыми волосами, нежным личиком восхитительной окраски. Вторая, Тэта – старше Катеньки – поражала своими темными материнскими глазами, живыми, блестящими, радостными, жаждущими что-либо совершать вот сейчас, в данный момент. Она была шатенка и тоже с великолепными красками лица. Кате в это время было около семи лет, Тате примерно восемь. Первое впечатление потом полностью оправдалось. Тата оказалась живой, шаловливой девочкой, Катя была более тихой, спокойной. Сыновья Зинаиды Евгеньевны не были похожи один на другого: Женя блондин с голубыми глазами, с красивым профилем, а Шурик шатен с темными волосами, слишком нежный и ласковый для мальчика».

Жили Серебряковы очень тяжело: заказов было мало, а оплачивались они плохо. Как писал один из ее друзей, «Коллекционеры задаром, за продукты и поношенные вещи обильно брали ее произведения». А Галина Тесленко вспоминала: «В материальном отношении Серебряковым жилось трудно, очень трудно. По-прежнему котлеты из картофельной шелухи были деликатесом на обед». Когда дочь Татьяна увлеклась балетом и даже смогла поступить в хореографическое училище, Зинаида разделила ее любовь к танцам – ей разрешили присутствовать за кулисами Мариинского театра в дни спектаклей, и она с увлечением рисовала балерин, сцены из спектаклей, бытовые зарисовки закулисной жизни.

Постепенно художественная жизнь бывшей столицы входила в прежнее русло: устраивались выставки и салоны, приезжие и местные коллекционеры покупали какие-то работы. В 1924 году в США прошла большая выставка работ советских художников – среди них выставлялась и Серебрякова. Две ее работы сразу же купили, и окрыленная этим успехом, Зинаида решилась поехать за границу – возможно, там она получит заказы, сможет заработать денег, которые будет присылать в Россию. Получив с помощью все того же Александра Бенуа необходимые документы, в сентябре 1924 года Зинаида, оставив детей матери, уехала во Францию.

«Мне было двенадцать лет, когда моя мать уезжала в Париж, – вспоминала много лет спустя Татьяна Серебрякова. – Пароход, шедший в Штетин, стоял на причале у моста Лейтенанта Шмидта. Мама уже была на борту… Я чуть не упала в воду, меня подхватили знакомые. Мама считала, что уезжает на время, но отчаяние мое было безгранично, я будто чувствовала, что надолго, на десятилетия расстаюсь с матерью…» Так и случилось: на родину Зинаида Серебрякова смогла вернуться лишь ненадолго, через три десятка лет.

Зинаида Серебрякова, 1920-е гг.

Поначалу Серебряковой удалось получить в Париже заказ на крупное декоративное панно, однако потом дела пошли не так хорошо. Она много писала портреты и даже получила определенную известность, не приносящую, правда, почти никаких доходов. «Непрактична, делает много портретов даром за обещание рекламировать, но все, получая чудные вещи, ее забывают, и палец о палец не ударяют», – писал о ней Константин Сомов. Хотя по крови Зинаида была почти француженкой, она в Париже почти ни с кем из местных не общалась – стеснительная и замкнутая по натуре, она болезненно ощущала себя чужой во Франции. Ее круг общения составляли немногие эмигранты, знакомые ей еще по Петрограду, которых она встречала на выставках или у Александра Бенуа – он уехал из СССР в 1926 году, тоже намеревался когда-нибудь вернуться, но в конце концов так и остался за границей.

От тоски по дому, по оставленным там детям Зинаиду спасали только путешествия, во время которых она много рисовала: сначала она объездила Бретань, затем посетила Швейцарию, а в 1928 году с помощью барона Броуэра, который очень ценил ее творчество, смогла съездить в Северную Африку. Путешествие в Марокко будто воскресило Серебрякову: в ее картины вернулось буйство красок, солнце, давно забытая радость жизни и легкость бытия. Многие из марокканских работ были позже выставлены – пресса отзывалась о них очень благожелательно, называя Серебрякову «мастером европейского значения», «одной из самых замечательных русских художниц эпохи», однако большого резонанса выставка не имела. В то время в моде было совсем другое искусство, и немногочисленные рецензии на рисунки Серебряковой потонули в лавине статей об абстракционизме, сюрреализме и прочих модернистских течениях в живописи. Ее картины казались устаревшими, несовременными, и постепенно сама художница начала чувствовать себя ненужной, устаревшей…

В письмах к родным Зина постоянно жаловалась на одиночество, на тоску по детям, от которой у нее опускались руки. «Здесь я одна, – писала она матери, – никто не принимает к сердцу, что начать без копейки и с такими обязанностями, как у меня (посылать все, что я зарабатываю, детям), безумно трудно, и время идет, а я бьюсь все на том же месте. Вот хоть бы теперь – работать здесь в такую жару, духоту и с такой толпой всюду для меня невозможно, я устаю от всего безумно… Я беспокоюсь о том, как будет эта зима у наших… денег посылаю все меньше, т. к. теперь здесь такой денежный кризис (с падением франка), что не до заказов. Вообще я часто раскаиваюсь, что заехала так безнадежно далеко от своих…». В конце концов родственникам удалось переправить к ней сына Шуру: едва приехав, юноша кинулся помогать матери. Он рисовал декорации для киностудий, оформлял выставки, иллюстрировал книги, создавал эскизы интерьеров. Со временем он вырос в прекрасного художника, в чьих акварелях сохранился волшебный облик довоенного Парижа. «Он рисует целыми днями, без устали, – писала Зинаида. – Часто недоволен своими вещами и ужасно раздражается, и тогда они с Катюшей сцепляются из-за пустяков и ужасно меня огорчают резкими характерами (верно, оба пошли в меня, а не в Боречку!)». Катю удалось перевезти в Париж в 1928 году с помощью одной из благодарных клиенток: остальных детей Зинаида не видела еще долгие годы.

3. Серебрякова. Освещенная солнцем. 1932 г.