Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

придут мне на помощь, и я благополучно со всем справлюсь <…> Я буду работать как лошадь, остальное мне все равно».

По сути, это и есть кредо Александра Ивановича, которым он руководствовался всю свою жизнь: работать как лошадь и, несмотря ни на что, никогда не поступаться своей совестью.

А вот еще одно его письмо сестре, написанное в это время:

«Остается лишь ощущение, что выполняешь долг, и вера, что совершаешь благое дело, и это поддерживает меня среди всех злоключений. Я только что получил этому приятное подтверждение, собрав здесь представителей всех казачьих станиц, чтобы обсудить с ними все, что касается их благополучия <…> [Не могу] выразить радость и признательность этих добрых людей за интерес к их судьбе и <…> их удивление от того, что им позволено свободно высказаться. Беззаконный деспотизм их начальства всегда лишал их того.»

Внезапная смерть императора Александра, о которой будет рассказано ниже, отодвинула принятие «Положения» на неопределенный срок.

На место атамана А.К. Денисова был назначен Алексей Васильевич Иловайский 3-й, но и с ним отношения у Чернышева вскоре тоже разладились. Инициатором конфликта стал новый атаман, произведенный 20 сентября 1821 года в генерал-лейтенанты.

Иловайский думал, что при новом государе «чужак» Чернышев не будет «в прежней милости», но он просчитался. В действиях Иловайского Чернышев усмотрел стремление «получить в свои руки проект и уничтожить в нем все, что сделано для водворения порядка в области, и утвердить в ней произвол и безотчетность».

В результате 7 июня 1827 года Иловайский был снят со своей должности.

Атаманы отстаивали интересы местной аристократии, Чернышев выполнял волю монарха. Основной претензией первых ко второму было якобы незнание им жизни казаков и то, что в своем «Положении» он не учел их старинных обычаев.

Валентина КОЧЕТКОВА

«Светлейший князь А.И. Чернышев.

Взгляд сквозь века»

На самом деле, Чернышев, следуя своему жизненному кредо, считал земли Войска Донского общественной собственностью, не подлежащей самовольному присвоению. А казачья аристократия, не имея на то никакого права, поделила лучшие места между собой. И Александр Иванович ненавидел эту «донскую элиту».

Докладывая императору «о сем предмете», он писал:

«Войско Донское по исключительному составу его представляет сословие, совершенно особенное от всех других в государстве, ибо никогда не имело и по указу 8 августа 1811 года иметь не должно иного состояния людей, кроме одних казаков. Чиновники войска сего суть ничто иное, как дети и потомки казаков, неразрывно соединенные с ними и узами крови, и священной обязанностью службы Отечеству, которая для тех и других есть общая и непреложная <…> Чиновники Донские никогда не имели перед казаками иного преимущества, кроме одного личного к чинам их уважения <…> Ежели бы, не останавливаясь на вышеизложенных доводах, дворянские права на Дону были допущены, тогда неминуемо должны разрушиться коренные основания войска, столь полезного и необходимого в армии, и самый состав его приходит в постепенное ослабление и упадок, ибо оный, наполняясь дворянами, оскудевал бы в казаках…»

Александр Иванович считал, что вред, «причиняемый сим новым классом людей» на Дону, слишком велик, и для целости войска это очень опасно. А что касается общественных земель, то на них, по мнению Чернышева, следует «постановить правилом, чтобы всякий раз предварительно испрашивалось особенное разрешение вышнего начальства».

Озвучив такое мнение, Александр Иванович, естественно, увеличил число своих недругов. Но боевого офицера это обстоятельство не страшило. В феврале 1820 года он писал сестре из Новочеркасска:

«Что касается моего будущего, то я отдаю себя в руки Провидения, служба, которую я вынужден выполнять, такого рода, что трудно строить планы. Хотелось бы, чтобы выполнение мною роли данайцев, которая становится все более рискованной, закончится благополучно. Я делаю все, что в человеческих силах, чтобы заслужить одобрение государя и всех благонамеренных людей».

По сути, Донская аристократия всячески стремилась получить потомственные права на захваченные ими общественные земли. Правительство же, в лице Чернышева, исходя из задач на перспективу, считало нужным ослабить экономические и политические позиции крупнейших землевладельцев в Войске Донском, повысить экономическое благосостояние казачества и тем самым усилить боеспособность всего войска.

Плюс Чернышев прекрасно понимал, что в Войске Донском развились и получили широкое распространение такие негативные явления, как подмена за соответствующую мзду на действительной военной службе богатых казаков не только бедными казаками, но и лицами вообще невойсковых сословий. Видел он и множество иных злоупотреблений.

Занимаясь реформами на Дону, Чернышев, несомненно, подвергал свою жизнь опасности. Особенно с тех пор, когда его позиция по данному вопросу стала для многих очевидной. Как пишет историк В.В. Кочеткова, «вольнолюбивый, своенравный казак, с раннего детства прекрасно владевший всеми видами оружия и крепко державшийся в седле, не мог не ощущать себя особенным. Вот для этих потомков разинцев и пугачевцев старался Чернышев, не жалея ни сил, ни здоровья».

Его работа в «Комитете об устройстве Войска Донского» продолжалась много лет. И лишь 26 мая 1835 года Чернышевский комитет закончил работы по составлению «Положения», и 1 января 1836 года состоялось объявление его по всему войску. К этому времени в Новочеркасск съехались донские дворяне, станичные атаманы и представители от каждой станицы.

Этот новый закон сразу поставил Войско Донское в положение не обособленной части Российской империи, но отдельной области с управлением, сходным с управлениями русских губерний. По Войску Донскому пошла нормальная почта, начались частые отношения с другими губерниями, и только особенность военной казачьей службы продолжала отличать казака от других подданных