Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов

— Неподобающим! Реакция! — передразнил его Антипов. — Пал Палыч прав: подобающе было бы по шее накостылять.

— А вот за это можно попасть под суд и лишиться партийного билета, — сказал Бондарев.

— Насчет лишиться — это вы прекрасно можете оба, — сказал Иващенко. — И ты, Александр Петрович, в первую очередь.

Начальник схватил заявление и протянул нормировщику.

— Порви! Сию минуту!

— Стоп! — Антипов перехватил бумагу. — Зачем же рвать документ?.. Пускай остается. Я виноват, не отрицаю, и готов отвечать за свою вину. Но дело-то серьезное, сами говорили! Вот и обсудим на партийном бюро. А нужно будет — и на партийном собрании, и на парткоме.

— Ладно, Захар Михайлович, — примирительно сказал Бондарев. — Оба мы погорячились. Не хуже меня знаешь, что с нас требуют повышения норм выработки...

— И этот вопрос обсудим. Вообще я считаю, что нам есть о чем потолковать. Назрело.

— Твое же, Михалыч, персональное дело придется разбирать, — сказал Иващенко. — Ты член парткома, неловко!..

— Неловко штаны через голову надевать, а какая же неловкость отвечать перед своими товарищами? А то мы здесь поговорим и разойдемся чинно-мирно...

— Брось, на самом-то деле! — вступил в разговор и начальник. — Все мы отлично понимаем, что это случайно получилось, не система ведь. А Бондарева... — Он свирепо посмотрел на нормировщика. — Получит выговор, и лишу премии. Наладим и с нормированием, дадим ему в помощь технолога, пусть разберутся. Ты прав, какой-нибудь «блин» отличается от другого пятью миллиметрами, а расценки вдвое расходятся...

— Чем не серьезный разговор для коммунистов? — встрепенулся Антипов. — Отсюда же, Пал Палыч, всякие злоупотребления происходят, недовольство. Одна работа выгодная, другая невыгодная, почему Федьке дали выгодную, а Гришке невыгодную?.. Значит, люди делают выводы, Федька со старшим мастером на рыбалку вместе ездят, друзья-приятели.

— Есть такие разговорчики, — поддержал Иващенко. — Нечего закрывать глаза. И план, случается, в конце месяца выгодной работой покрываем. Предлагаю эти вопросы обсудить ка открытом партийном собрании, а сначала на бюро, чтобы подготовиться. Но без персональных дел. Ты как, Александр Петрович, не против?

— Раз нужно, значит нужно, — сказал Бондарев, пожимая плечами. — А с заявлением как быть?

— Отдай ты ему заявление, — попросил Антипова начальник. — Не хватало еще этой грязи.

— Отдам я или не отдам, этим грязь не смоешь, — возразил Антипов. — А ты, Пал Палыч, всю жизнь на компромиссах. И меня туда толкаешь. А мне важнее совесть свою очистить, чтобы людям мог прямо в глаза смотреть, не стыдясь.

— Строгачом? — сказал, улыбаясь, Иващенко.

— Хоть бы и строгачом.

Однако вернул заявление Бондареву, и тот немедленно порвал его.

* * *

Как будто все уладилось, конфликт был исчерпан, но Антипов был неспокоен. Никогда он не трусил, не бегал от ответственности — правда, не часто и случалось, чтобы приходилось отвечать за грехи, — а теперь выходило, что испугался, раз согласился, чтобы дело замяли.

И когда шел на партбюро, не было у него на душе покоя и порядка. Не было. Понимал, что поступился совестью, своим добрым именем, покуда ничем не запятнанным, и не становилось легче от того, что не себя защищал, а честь всего цеха...

На заседании бюро присутствовал парторг ЦК Сивов. Ничего удивительного в этом не было — он любил бывать на собраниях, а все-таки Антипов воспринял это как неожиданность, как невысказанный намек. Бюро в общем-то прошло на уровне, выступавшие говорили заинтересованно, горячо. Докладчиком на собрании утвердили начальника цеха. Сказал несколько слов и Сивов, одобрительно отозвавшись о постановке столь острого и насущного вопроса... «Сейчас все разойдутся, — подумал вдруг Захар Михалыч, — а я...»

— Хочу добавить. — Он поднялся с места и увидел, что Иващенко поморщился, а Пал Палыч вытянул и без того длинную свою шею.

— Ну-ка послушаем, что скажет товарищ Антипов, — поощрил его Сивов.

— Хорошего не скажу. — И он рассказал, как велел подручному подкинуть Гурьеву болты, однако не обмолвился о том, что поссорился с Бондаревым и что тот задним числом исправил наряд.

Это не на его совести.

Долго молчали все. Потом медленно, с видимой неохотой, встал Иващенко.

— Инцидент, о котором рассказывал товарищ Антипов, действительно имел место. К сожалению... Мы не стали выносить этот вопрос на партийное бюро. Обсудили в рабочем порядке...

— Что значит «в рабочем порядке», и с кем обсудили? — спросил Сивов.

— Вместе с членом партбюро Соловьевым, — ответил Иващенко. — Должен доложить, что никакой личной выгоды товарищ Антипов не извлек. Он даже не взял денег за эти болты. Я сам разговаривал с Гурьевым.

— А сговор между ними вы исключаете?

— Да. Собственно, сегодня мы и собрались здесь по предложению, я бы сказал, по настоянию Антипова. О беспорядках с нормированием было сказано много, и я думаю, товарищи, что повторяться не стоит...

— И тем не менее, Борис Петрович, чем был вызван поступок товарища Антипова? — снова спросил Сивов. — Допустим, личной корысти нет. Но причина, причина какая?..

— Я отвечу, — сказал Иващенко. — Причина одна: нормировщик Бондарев собрался снять хронометраж на рабочем месте Антипова. Захар Михалыч был против, считая, что болты — слишком простая для его квалификации работа, поэтому не выявится истинной картины. А если бы нормы были установлены...

— Понятно, — прервал его Сивов. — Ложь во спасение. Так, если не ошибаюсь, это называется?.. — Он улыбнулся.

— Ну... — Иващенко развел руками.

— И что же вы решили... в рабочем порядке?

— Указать товарищу Антипову на его недостойный поступок.

— А почему не доложили партийному бюро?

— Да как-то запамятовал... Я ведь впервые на этой работе, опыта не имею...

— У меня больше вопросов нет. Что скажут другие члены бюро?

— Что тут говорить, — сказал с места нагревальщик Трошин. — Не было бы этого случая, не было бы и сегодняшнего бюро. Я так понимаю. А что касаемо лично Антипова и учитывая его чистосердечное признание и что он не получил для