Рауль, или Искатель приключений. Книга 1 - Ксавье Монтепен

Собеседников было восемь человек: семь мужчин и одна женщина. Костюмы их показывали, что они принадлежали к различным сословиям, и было бы трудно объяснить в первую минуту, какое обстоятельство могло их соединить таким образом.

На первом был майорский мундир; второй был закутан в монашескую рясу; третий, стоявший тем не менее на равной ноге со всеми другими, был одет в блестящую ливрею, зеленую с золотом; четвертый был комиссионер; пятый походил на честного мещанина скромной наружности; шестой, тот, который вошел, казался дворянином, очень чванившимся своими достоинствами и своей особой. Серьезная, важная физиономия и почтенная дородность седьмого придавали ему вид управителя в знатном доме. Наконец восьмая и последняя собеседница, которую из любезности нам следовало бы назвать первой, была та самая особа, которую человек, говоривший с Бургиньйоном, называл мадемуазель.

XI. Мадемуазель

Нельзя вообразить ничего грациознее и обольстительнее лица и фигуры этой молодой девушки. Ей невозможно было дать более восемнадцати, самое большее двадцать лет. Она имела кроткое и восхитительное личико, бело-розовое, как пастель Латура, волосы светло-каштановые, удивительно шелковистые и густые. Глаза, синие и глубокие, то бросали взгляды быстрые, как острые стрелы, то покрывались облаком меланхолической задумчивости. Выражение этих глаз и взглядов было непреодолимо. Губки, очень маленькие и красные, как гранатовый цвет, выказывали, открываясь для улыбки, маленькие правильные зубы, белые как жемчуг. Изящное благородство лица этой хорошенькой девушки согласовывалось с аристократически-маленькими руками, с узкой и длинной ножкой. Стан, стройный и гибкий выше всякого описания, походил (употребляя выражение, бывшее тогда в моде) на «стан нимфы».

Очаровательница, которую мы описали, была одета в тафтяное платье, бледно-серое с малиновым отливом, отличавшееся необыкновенной простотой и вкусом.

Военный человек в ливрее и дворянин были люди молодые, капуцин, комиссионер, управитель и мещанин перешли за сорок лет, а двое первых казались даже гораздо старше.

Каким образом молодая и прелестная девушка, которая, по-видимому, была хорошего происхождения и хорошо воспитана, оказалась одна посреди семи мужчин различного возраста и звания, смеялась и пила с ними без всякого замешательства? Каким образом, наконец, это собрание оказалось в роскошной комнате и вокруг стола, уставленного деликатнейшими кушаньями, в старом, грязном доме страшной улицы Жендре? Все это, без сомнения, мы скоро узнаем.

Восьмой собеседник, вошедший в залу пиршества, был принят радостными и громкими восклицаниями.

— Здравствуй, виконт!..

— Как твое здоровье, виконт?..

— Виконт, как поздно ты пришел сегодня!..

— Я пью за твое здоровье, виконт!.. — кричали пирующие, все в один голос.

— Здравствуйте, мои милые, здравствуй, моя хорошенькая Эмрода, — весело отвечал пришедший.

Он взял стул, остававшийся пустым, сел возле хорошенькой девушки, которую назвал Эмродой, и без церемонии поцеловал ее в обе щеки. Потом, наполнив свою тарелку и стакан, он сказал:

— Я опоздал, это правда, но будьте спокойны, я вас догоню.

И действительно, судя потому, как пришедший принялся уписывать кушанья и опоражнивать стакан за стаканом, он, казалось, хотел не только догнать, но даже и обогнать своих товарищей. Собеседники глядели с минуту на подвиги этого страшного аппетита молча и с восторгом. Потом прерванный разговор возобновился, сделался общим и составил шумное целое, прерываемое громкими восклицаниями и песнями. Капуцин не подавал примера трезвости, и даже молодая девушка не уступала самым отчаянным пьяницам и переходила в словах последние границы скромности и благопристойности. Ужин продолжался до полуночи, потом виконт встал, прислонился к камину и сказал:

— Теперь, мои любезные, займемся серьезными делами.

— Да, да, — единогласно отвечали собеседники.

— Хорош был день? — спросил виконт. — Посмотрим, что вы сделали?

Никто не отвечал ни слова.

— Начнем по порядку, — продолжал виконт. — Я начинаю с нашей Эмроды.

— О! — вскричала молодая девушка. — Обо мне, право, не стоит и говорить!.. Я почти потеряла время понапрасну…

— Все-таки есть что-нибудь?

— Вот и все, — сказала Эмрода, вынимая из кармана красный сафьянный футляр, который она открыла.

В футляре лежал золотой браслет, не очень дорогой.

— Откуда это? — спросил виконт.

— От ювелира на улице Бак; но на этот магазин нельзя более рассчитывать. В мои последние визиты, ювелир сделался ужасно подозрительным, не теряет меня из виду ни на минуту и глаз не спускает с рук…

Виконт взвесил браслет на руке и рассмотрел его внимательно.

— В самом деле, — сказал он, — вещь неважная!.. Я не дам за эту безделушку и шести луидоров… Завтра, милое дитя, надо постараться быть счастливее.

— Постараюсь, — отвечала Эмрода.

— Твоя очередь, Оленья Нога! — вскричал виконт, обращаясь к мнимому комиссионеру.

— Моя пожива еще хуже, — отвечал тот. — Я стал возле Пале-Рояля, ожидая какого-нибудь случая. За мной пришли из соседнего дома, чтобы отнести чемодан. Он был довольно тяжел, и я вывел из этого благоприятное заключение…

— Где же этот чемодан?

— Разумеется, в магазине.

— Ну?

— Ну! В нем оказались только старые платья и дрянное белье. Меня совершенно обокрали!..

Виконт расхохотался, другие последовали его примеру.

— И в самом деле, — продолжал он, — день не был хорош для вас. Твоя очередь, брат Бонифаций.

Мнимый капуцин положил на стол золотые четки, кошелек с мелкими деньгами, часы и медальон, осыпанный небольшими бриллиантами.

— Я собрал все это у благочестивых душ, — сказал он. — Я знаю, что эти вещицы дрянные! Но, увы, мои возлюбленные братья, благочестие исчезает!.. Почти везде меня принимают в передней! Надо будет переменить мою специальность, отпустить волосы, обрезать бороду и представиться турком!

Продолжительный и громкий хохот встретил эти слова.

— Браво, Подсолнечник, браво! — вскричал виконт. — От капуцина до турка рукой подать! Мы подумаем, какой род промышленности будет для тебя приличнее.

— Вы меня обяжете, — отвечал Подсолнечник.

— Есть у тебя что-нибудь в виду?

— Есть.

— Что же?

— Кулак у меня крепкий, взгляд верный!.. Вы с этим согласны, не правда ли?

— Без сомнения, но, черт побери, к чему все это клонится?..

— А вот к чему: я желаю сделаться забиякой.

— Печальное ремесло! — вскричал виконт с значительной гримасой.

— Напротив, превосходное! — с живостью возразил Подсолнечник. — Всегда имеешь множество средств извернуться: не удастся одно, тотчас готово другое.