ЕВАНГЕЛИЕ ОТ КРЭГА - Ольга Ларионова

– Ну тебя-то я никому не отдам ни добром, ни по-худому, – уверенно возразила она. – Да и сам не уйдешь. А вот называть себя званием господарским – грех. Смотри, друг сердечный мой смоляной, прилипчивый, как бы тебя неуправным не объявили! В нашем стане, как в любом законном сельбище, три аманта – у нас это ручьевый, лесовой да стеновой. Других быть не может.

– А не у вас?

– В Межозерном стане – сам понимаешь: озерный, луговой и моховой, в Серогорском – ветровой, огневой да белорудный. А звездного нигде нет, это я тебе точно говорю. Между прочим, я сама в подданных у лесового аманта состою, он у нас наиглавнейший, – добавила она с гордостью.

Странно все это было слушать – аж голова кругом шла.

– А с чего это ты меня никому не отдашь? – игриво проговорил он, чтобы перевести разговор на понятное.

– Так ты ж мне еще ничего не подарил!

Ах ты, шельма, скряжная! Только он и таких видал-перевидал.

– Сказано – завтра!

– Да чем завтра-то разживешься, господин мой? Вот ежели в лихолетцы подашься, так сразу щитовые получишь. Да тебе и пути другого нет. Ишь, нож-то у тебя какой длиннехонький, тебя с ним враз возьмут!

Он задумчиво почесал правую бровь – вот тебе и свобода! От его движения роившиеся стрекозы прянули в стороны, отражая крылышками звездный свет.

– Как же мне в лихолетцы-то идти, ежели сама знаешь, каковы они нравом?

Махида криво усмехнулась:

– Зато ты ж лучше всех будешь!

Тоже мне утешила. Он досадливо отмахнулся от назойливой мухи-стрекозы, выплясывающей у него перед носом замысловатый насекомый танец. Раздалось злобное жужжание, и летучая тварь мгновенно оделась туманным облачком, точно завернулась в ватный кокон; изнутри он начал наливаться бледным светляковым мерцанием.

– Не трожь мою пирлипель! – заверещала Махида. – Она же счастье приносит!

– Это я тебе теперь буду счастье приносить, – заверил ее Харр по-Харрада, тихрианский странствующий менестрель.

II. Сам себе рыцарь

Город – если это можно было назвать городом – разочаровал Харра раньше, чем он успел добраться до массивных зеленых ворот. Хижины и шалаши самых различных конструкций (жилище Махиды было еще одним из наиболее благоустроенных) образовывали невероятный и местами совершенно невыносимо пахнущий лабиринт, в котором его обитатели скрывались раньше, чем он успевал спросить дорогу. Чуткий слух музыканта уловил, что из плетеной хибары, кое-где помазанной глиной, доносится мелодичное позвякивающие. Он невольно задержал шаг. Бряканье прекратилось, и в дверном проеме показалась подслеповатая бабка с ниткой ракушечных бус. Харр решил, что на первый раз и это сойдет.

– На что, старая, сменяешь свое сокровище? – спросил он, наклоняясь к ее уху.

Бабка довольно долго стояла, вперив остекленелый взгляд в пряжку на его штанах, потом медленно поднесла ко рту указательный палец и принялась выразительно его жевать.

– Ага, – сказал Харр, – понял. Ты пока это припрячь для меня, а я как что-нибудь добуду, так вернусь.

Бабка внезапно швырнула ему бусы под ноги – хорошо, пыль да палая листва лежали толстым слоем, ничего не разбилось – и юркнула обратно в хибару.

– Я сказал – вернусь, долг отдам, – заверил Харр, пригибаясь к черной дыре входа.

Оттуда донесся тоненький вой.

Вот бестолковая хрычовка, всю округу на ноги подымет!

И точно, подняла. Два охламона с зеленоватыми тарелками, которые они прижимали к животам, выросли у него на пути. Рыжеватые волосы, спускавшиеся до самого переносья, и бегающие глазки цвета стоячей гнилой воды напомнили ему мордочки горных обезьянок. Против таких и меч обнажать невместно, да и начинать пребывание в городе с драки совсем не хотелось.

– А ну, брысь! – лениво проговорил он и выставил вперед кулак.

Первый кинулся охотно и доверчиво, Харр крутанул кулаком, делая обманное движение, а левой приложил недотепу в ухо – тот безмолвно сунулся мордой в пыль. Другой оказался серьезнее и выхватил было нож, но это не прошло Харр, расставив ноги, перехватил его запястье и изо всех сил дернул на себя и вниз, так что нападавший головой вперед влетел ему точно между колен. Харр стиснул его, так что заскрипели голенища высоких белых сапог, и обеими руками врезал по тощему заду – надо сказать, мяса на гузне совсем не было, аж руки об кость отбил. Отпихнул горемыку и пошел прочь, не оглядываясь понимая, что эти не только не нападут, но и не пикнут.

Наконец добрался он до городской стены и, петляя и спотыкаясь на кореньях и пнях, пошел вдоль нее, похлопывая ладонью по чуточку влажной, старательно отполированной поверхности. Такой камень попадался и на Тихри, говорили, что берут его в неведомо где расположенных Медных Горах; раза два Харр видал вырезанные из него нагрудные знаки, один раз – чашу, но чтобы стены из него класть – о таком и мечтать было немыслимо. Но – вот она, стена, да еще и без единой трещинки, и узор прожилистый, витиеватый, точно нарисованный. Дивно.

Так, дивясь, и добрался он до ворот. Видно, никогда они не запирались даже створки не были навешаны – а представляли собой две прямоугольные прорези в стене, первая, узкая и высокая, была увенчана золотой короной, сопряженной из тонких обручей со звездою на тоненьком шпиле, вторая была пошире, и над нею в таком же широком окне безмолвно застыл громадный колокол. Два золотых рога с широкими четырехугольными основаниями и загнутыми в разные стороны концами поразили его еще вчера, когда он разглядывал все это сверху.

Харр покрутил головой, не переставая изумляться обилию золота и бесценного камня, потом поддернул перевязь с мечом и шагнул в проем под сверкающей короной.

И тут же дорогу ему заступили двое. Он сразу понял, что эти – не чета прежним неумехам, а люди служивые и обученные, что видно по одинаковым прямоугольным щитам, зеленым кольчугам и плетеным круглым шапкам. Да и щиты-то были сплетены… Тут у него аж челюсть отвисла: и кольчуги, и голенища сапог – все было сплетено из узких полос того же зелено-узорчатого камня. Только двигались стражники так легко, словно камень был невесом, точно лист древесный. Ворожбой, что ли, камень мягчили?..

Пока он прикрывал рот и старался согнать с лица глуповато-восторженную ухмылку – в том-то ведь и радость странствий, чтобы поболее чудес повидать на коротком веку! – один из стражников бесцеремонно ткнул его в живот рукоятью короткого меча, как бы веля отступить; другой, не тратя лишних слов, большим пальцем указал на соседний вход. Харр только руками развел не знал обычая, так что не обижаюсь, да и вы за обиду не сочтите. Сам же, отступая влево, откинул полу кафтана, где за поясом был припрятан джасперянский нож. Если придется биться с двумя противниками, то неплохо, чтобы обе руки были оборужены, спасибо, Флейж научил. А что драться придется, он не сомневался – пока он шаг влево делал, те оба, как пить дать, мечи свои куцеклювые изготовили…