Несомненная реальность - Евгений Лотош

Зубатов развел руками.

— Сталкивался я с ним пару раз лично. Знаете, как он ненавидит аристократию? Знаете, как вообще купцы, не только староверы, ненавидят старую аристократию, не имеющую ни гроша за душой, но не желающую отдавать ни золотника власти? Купца могут публично опозорить – высечь плетьми или заковать в кандалы, а дворянина трогать нельзя. Да что Рябушинский! Вон, Савва Морозов – крупнейший фабрикант. Тоже, кстати, из староверов. И тоже ненавидит аристократию всеми фибрами души. Нам совершенно точно известно, что он финансирует социал-демократическую партию, очень хорошо финансирует…

— И почему же вы не пресечете его деятельность? — полюбопытствовал Олег.

Зубатов покачал головой.

— Не все так просто, Олег Захарович. Тут весьма тонкая игра. Финансовые потоки контролируются… — Он осекся и внимательно посмотрел на Олега. Тот ответил ему невинным взглядом. — Не думаю, что настало время посвящать вас в тонкости оперативной работы, тем более – совершенно секретные. Не можем и не хотим в настоящее время, и с вас достаточно.

— Как знаете, — кивнул Олег. — Кто такие евреи?

— Евреи – национальность, исповедующая религию иудаизма. Уникальный случай – религия и национальность представляют собой одно целое, иудеев-неевреев практически нет. Иудаизм является основой христианства в целом, православия в том числе, хотя многие наши ура-патриоты очень не любят о том вспоминать. Со времен римского ига – слышали о римлянах? — нация гонима и рассеяна по всему миру. В России евреи загнаны в черту оседлости… имеется в виду, что они поражены в правах – не имеют права владеть землей, жить в столицах и крупных городах и так далее. В еврейских местечках – нищета и запустение, голодная и энергичная молодежь рвется в бой. А еще у них очень силен общинный дух, и богатые купцы и ростовщики – таких тоже хватает – поддерживают общину деньгами, часть которых идет на финансирование нелегальной деятельности. Еврейская активность в основном направлена на самозащиту наподобие организации боевых дружин для борьбы с погромщиками, на сторону деньги утекают не слишком большие – но все же утекают. Я немало имел с евреями дел в свое время, правда, в последнее время как-то отошел. Не до них. Но люди там вполне вменяемые.

Внезапно Зубатов грохнул кулаком по столу.

— Если бы, — яростно сказал он, — государя не окружали такие бездарные, тупые, самовлюбленные кретины, как сейчас, скрывающие от него истинное положение дел, он бы наверняка не допустил подобного! Принять закон о свободе совести, настоящий закон, не манифест, уравнять сословия в правах, отменить притеснения иноверцев – и, по большому счету, финансовая почва у бунтовщиков окажется выбитой из-под ног! Все просвещенные европейские страны уже давно так и поступили, и лишь мы, подтверждая свою репутацию дикарей… Проекты законов уже составлялись неоднократно, тот же князь Оболенский к ним руку приложил. Ходили слухи, что Витте перед отъездом в Портсмут на переговоры с японцами собирался представить один такой проект на высочайшее утверждение. Но, боюсь, ничего не выйдет…

Олег с удивлением смотрел на собеседника. Всегда корректно-сдержанный, суховатый Зубатов сейчас раскраснелся, его волосы растрепались, бородка стояла дыбом. В глазах появился опасный блеск.

— Знаете, что самое обидное? — спросил он. — Самое обидное то, что среди бунтовщиков немало очень достойных людей. Нет, конечно, очень много и просто бездельников, болтунов и любителей пожить за счет разговоров о революции и тому подобного. Но я лично имел дело со многими, кому не стыдно пожать руку – умными, понимающими, душой болеющими за страну. Некоторых мне даже удавалось переубедить в пагубности пути, на котором они стоят. Тот же Меньщиков – вы знаете, он бывший революционер. После ареста я несколько дней яростно спорил с ним о путях России и, слава богу, переубедил. Теперь он на нашей стороне. Но я не могу убеждать каждого по отдельности! И, если честно, — Зубатов понизил голос, — в последнее время уже и не хочу. Вы сами видите, что народ опущен до скотского состояния. Без реформ вся наша деятельность… Впрочем, я уже повторяюсь…

Внезапно он словно потух и несколько секунд сидел, уставившись в стол. Потом, словно придя в себя, поднял голову и посмотрел на Олега обычным, острым и пронизывающим, взглядом.

— Олег Захарович, — спокойно сказал он, и Олег снова увидел в нем начальника Московского охранного отделения. — Не совсем понимаю, что на меня нашло, но, сами понимаете, не стоит распространяться о нашем разговоре. Получится неприятно, если пойдут слухи, что начальник Охранного отделения сам скрытый революционер.

— Разумеется, — кивнул Олег. — Однако радует, что мы друг друга понимаем. У меня ведь, знаете ли, там, дома, похожие проблемы… возникали. С той разницей, что власти у меня – хоть отбавляй. Вот только что с народом делать, не знаю. Опыта никакого. Эх, подсказал бы кто…

— Не переживайте, — посоветовал Зубатов. — Все равно маловероятно, что вы когда-нибудь вернетесь домой. А может, вы вообще все придумали, и нет никакого вашего мира. Трахнули вас по голове где-то в подворотне, и все вам примерещилось. А?

— Часики мои электронные не забыли? — усмехнулся Олег. — Они нам тоже примерещились? Коллективно? До сих пор валяются дома в ящике, могу еще раз принести показать.

— Часики – да, это факт, — вздохнул Зубатов. — Ну ладно. Если не возражаете, у меня еще куча дел.

Указ о веротерпимости от семнадцатого апреля Олег в архиве Отделения все-таки раскопал.

…В постоянном, по заветам Предков, общении со Святою Православною Церковью неизменно почерпая для Себя отраду и обновление сил душевных, Мы всегда имели сердечное стремление обеспечить и каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести. Озабочиваясь выполнением таковых намерений, Мы в число намеченных в указе 12 минувшего Декабря преобразований включили принятие действительных мер к устранению стеснений в области религии.

Ныне, рассмотрев составленные, во исполнение сего, в Комитете Министров положения и находя их отвечающими Нашему заветному желанию укрепить начертанные в Основных Законах Империи Российской начала веротерпимости, Мы признали за благо таковые утвердить.

Призывая благословение Всевышнего на это дело мира и любви и уповая, что оно послужит к вящему возвеличению Православной веры, порождаемой благодатию Господнею, поучением, кротостью и добрыми примерами, Мы, в соответствие с этим решением Нашим, повелеваем:

1) Признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало.